Спрятаться! Джаббар прятался. Он не просто спасался. Он не тонул. Он умудрился плыть в одежде и шапке по быстрой реке. Он не кричал, он не звал на помощь. Он боялся помощи. Он не хотел помощи… Он выждал момент и, изнемогая от усталости, взобрался на пароход и… спрятался.

Молодая женщина вздрогнула. Она почувствовала легкую дурноту. Ведь совсем недавно она вышла из каюты подышать воздухом. Значит, Джаббар притаился за хлопковыми кипами. Она стояла в двух шагах от кип, когда к ней подошел капитан Непес и они разговаривали. О чем они разговаривали? А Джаббар, сидевший за кипами, смотрел и слушал. Он ждал. Он не мог не слышать каждого их слова, капитана Непеса и ее.

И снова Настя–ханум почувствовала, что ее обдало жаром. Таинственный Джаббар попал к ней в каюту не случайно. Он сознательно все рассчитал. Он решил, что Настя–ханум его не выдаст и… Да, Джаббар не просто ловкий, поразительно выносливый, поразительно смелый человек. Он к тому же и знаток человеческой души. Он знал, что молодая женщина не сможет его выдать. Не посмеет…

Слезы навернулись на глазах Насти–ханум. Да, она не посмеет никому сказать, что там, в ее каюте, этот человек, которого… о котором надо… сейчас же… Едва передвигая ноги, она побрела на корму.

Настя–ханум пыталась собраться с мыслями. Но мысли прыгали, вертелись, ускользали, как водяные буруны, вздымаемые плицами колес. И только одного она не понимала, как мог человек в халате, шапке, сапогах переплыть реку, проскользнуть мимо бешено вертящихся колес и найти силы вскарабкаться по скользкому борту парохода на палубу…

Вдали в желтой блестящей глади вдруг вспыхнул ослепительный блик… Еще. И еще. И Настя–ханум разглядела темный предмет, плывший по реке и временами вспыхивавший ослепительно.

Катер. Пограничный катер быстро приближался к пароходу, и солнце на поворотах загоралось пламенем на его стеклянном козырьке.

Катер гонится за пароходом. Пограничники сейчас причалят, подымутся на пароход. Пограничники что–то знают. Они найдут Джаббара. Они зайдут в ее каюту… Нет, они сначала спросят у нее, у Насти–ханум, потом пойдут в каюту, потом потребуют ключ… Потом… Настя–ханум не хотела думать, что будет потом… Человека, спящего у нее на койке, схватят. Ее, Настю–ханум, спросят, кто это? Настя–ханум никогда не увидит своего Гуляма. Пустыми глазами Настя–ханум смотрела на стремительно приближающийся катер. С ужасом она ждала вопроса.

Солнце по–прежнему золотило чешую блесток на поверхности воды. Желтые берега подпирали лазурь небес. Горячий ветер дул ровно и сильно. В недрах парохода машина не прерывала ни на минуту ритмичного своего гула.

Катер приближался, оставляя белый кометный шлейф на водной глади реки. Катер вел штурман Зуфар. Настя–ханум узнала его. Рядом с Зуфаром сидел Петр Кузьмич.

Капитан Непес незаметно появился на палубе, оперся локтями о поручни рядом с Настей–ханум и, щуря глаза, всматривался в приближающийся катер.

Еще один друг рядом, и как плохо, когда ты делаешься врагом другу. И из–за чего? А не воображение ли все это? И стоит ли Джаббар всех волнений и сомнений совести? Все в душе Насти–ханум закричало: «Не смей! Человек был добр к тебе. Человек спас тебя, великодушно поступил с тобой, когда тебе грозило худшее, чем смерть. Человек был добр к твоему сыну, которого он даже не знает. Не смей! Даже если этот человек враг, не смей! Будь и ты тоже великодушной и порядочной. Человек ищет у тебя защиты. Ты дашь ему защиту. Ты поможешь ему».

Настя–ханум вздрогнула. Все в душе ее переполошилось. Капитан Непес сказал такое, чего больше всего сейчас боялась Настя–ханум.

Он сказал:

— Они ищут кого–то.

И потому, что он говорил самым будничным тоном, бесцветным, тусклым голосом, у Насти–ханум внутри все оборвалось. В ее каюте лежит тот, кого ищут. Разве говорил бы капитан Непес так буднично, равнодушно, если бы знал, что на койке лежит в папахе, в мокром халате тот, за кем мчится пограничный катер? И она с ужасом поглядела на капитана Непеса. И капитан снова сказал такое, от чего сердце Насти–ханум упало куда–то в бездну.

— Что с вами, Настя–ханум? — спросил тем же тусклым голосом туркмен. — Вы не больны?

— Нет, нет… Вам показалось. Я совсем… совсем здорова.

Капитан Непес не был физиономистом. Иначе он понял бы, что молодая женщина растерянна, что она в смятении.

Но капитан Непес уже схватил «конец», брошенный Петром Кузьмичом, и подтягивал катер к борту.

Петр Кузьмич держался вежливо и даже галантно. Поздоровавшись с капитаном Непесом, откозырнув Насте–ханум, он даже щелкнул каблуками. По его знаку на палубу поднялись два моряка–пограничника в своих щеголеватых матросках с синими воротниками, в бескозырках с лентами и по–хозяйски расположились у борта.

— Всем оставаться на своих местах! — громко приказал Петр Кузьмич. И снова слабость овладела Настей–ханум, хотя приказ относился к высыпавшим на палубу пассажирам.

— Проверка документов! — крикнул Петр Кузьмич и тут же тихо добавил, обращаясь к капитану Непесу: — Поставьте своих людей по бортам.

Настя–ханум так волновалась, что даже не попыталась изобразить удивления при виде Петра Кузьмича, который уехал всего лишь вчера вечером.

— Превратности… Сегодня здесь, а завтра там… — усмехнувшись, сказал Насте–ханум Петр Кузьмич. Он выражался банально: — Служба. Не волнуйтесь. Советовал бы уйти в каюту. Все–таки пограничная полоса…

Слово «каюта» вогнало Настю–ханум в такую краску, что лицо ее сделалось пунцовым. Но Петр Кузьмич ничего не заметил. Женских переживаний он не замечал.

Капитан Непес уже распоряжался среди беспорядочных своих пассажиров, которые с перепугу начали потихонечку галдеть.

— Я… я… н–не могу идти в каюту, — с таким замешательством пролепетала Настя–ханум что даже самый наивный человек должен был заподозрить неладное. Но простые вещи почему–то редко приходят на ум изощренным и проницательным людям.

Петр Кузьмич, втянув всей грудью густой, горячий воздух, вежливо сказал:

— Сочувствую… Страшное пекло. Тогда прошу, станьте вот здесь. В укрытие. Как бы…

Он осторожно отвел Настю–ханум за хлопковые кипы, к тому самому месту, где еще темнело не совсем высохшее пятно.

— Тут как в броневике…

Оставив молодую женщину в полном смятении, он, щелкнув каблуками, пошел к пассажирам. Лишь теперь Настя–ханум сообразила, что ей следовало удивиться и спросить Петра Кузьмича, почему он боится за нее. Ведь она даже не поинтересовалась, чем вызвана проверка документов. Ей казалось, что все ее неловкое поведение выдает ее с головой, и истолковывала странное, как ей казалось, поведение начальника погранзаставы по–своему. «Он все знает», — думала она. Беспомощно она стояла, прислонившись к кипе хлопка, и боялась даже посмотреть, что происходит на палубе.

Она чуть не потеряла сознание, когда Петр Кузьмич в сопровождении капитана Непеса скрылся за дверкой, ведшей в коридорчик с каютами. Ежесекундно она ждала воплей, выстрелов, звуков борьбы. Она зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. И тут увидела ключ от каюты, висевший у нее на пальце. Тотчас донесся голос Петра Кузьмича:

— Каюта закрыта?

— А, здесь едет ханум, — ответил голос капитана Непеса.

— Пошли дальше!

Настя–ханум ничего больше не слышала, не помнила. Очнулась она от слов Петра Кузьмича:

— Что с вами?

— А что? — с трудом проговорила она.

На нее пристально смотрел своими васильковыми глазами Петр Кузьмич.

— Извините. Я вам говорю, а вы не слушаете. Извините.

— А что случилось? — выдавила Настя–ханум из себя наконец вопрос.

— Да так, дела… Один кажется, проскочил… Шакал. Ну, разрешите еще раз пожелать счастливого пути. До свидания.

Он пожал ее безжизненную, холодную руку и побежал к корме парохода. Настя–ханум рванулась за ним. Позвала:

— Петр Кузьмич!

Позвала… конечно, не то слово. В голосе молодой женщины звучало отчаяние…

Но и сейчас Петр Кузьмич понял этот крик по–своему. Он еще раз сделал под козырек, взмахнул рукой и не без картинности спрыгнул в лодку.