Он остановился перевести дух и очень внимательно посмотрел на слушателей.

И взгляд его глаз был таков, что и Саиб Шамун и Чандра Босс поежились и поняли, что этот добродушный веселый простак совсем не так уж прост и что с ним надо держаться настороженно.

Чандра Босс заговорил:

— Сэр!

— Никаких сэров… никаких Петерсонов. Я караванбаши — начальник каравана Гасан, полностью — купец Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби, к вашим услугам.

— Пусть так, но я хотел сказать: Ибрагим — бандит, и мелкий… Он хорош был на известном этапе. Нападать, жечь, грабить, деморализовать тылы. Но большевики сконцентрировали на линии Байсун — Юрчи — Термез армию, настоящую армию. Левый фланг упирается в Гиссарский хребет, правый опирается на первоклассно укрепленный район Термеза. Большевики — серьезные противники.

— Не смею спорить. Я не стратег, — быстро сказал Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби, — сознаюсь, плохо разбираюсь в военных вопросах. Вот вы человек военный…

— И я знаю Ибрагима, — заговорил Саиб Шамун, — деньги он берет, оружие берет, но что за ним? На кого он опирается? Шайка в пятьсот — шестьсот сабель. Племя локай с ним не пойдет. Родовые старшины против него. А таджики-горцы и просто ненавидят его. Ставка на Ибрагима рискованная.

— Вы поразительно проницательны. — Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби даже зажмурился от удовольствия, что имеет дело с такими умными собеседниками, и засопел: — Ваши мысли целиком совпадают с моими!

И он склонил голову, словно в поклоне, а на самом деле для того, чтобы скрыть улыбку, говорившую о том, что его мысли совсем не совпадают с точкой зрения собеседников.

— Но, — вдруг резко сказал он, — Ибрагим нам нужен не для дипломатических салонов, а для войны. Деньги он любит.

— Надо знать, кому платить, — вырвалось у Чандра Босса.

— Ибрагим — это басмачество, а басмачи для нас — противоядие против революционного влияния России на Востоке. Понятно? Нам дано указание поддержать этого Робин Гуда, связаться с ферганскими главарями, с Бухарой, с Самаркандом. Да, немедленно дайте указание этому, как его… Фарук-ходже, ишану кабадианскому, передать склад Ибрагиму. Можно снарядить целую армию… Вот решение проблемы! Дай дикарю винтовку — и он полезет за нами хоть на луну. Итак… Что вы кашляете?

— Ишан кабадианский Фарук-ходжа наслаждается объятиями гурий в магометанском раю, — не без злорадства протянул Чандра Босс.

— Но не это главное. Выяснилось, что этот степняк в свое время не только изучал в Стамбуле богословие, но и приобщался к военному делу в Берлине.

— Тьфу, черт побери.

— Выяснилось также, что Фарук-ходжа — сподвижник Энвербея по младотурецкому путчу в Салониках, что он был связан старой дружбой с ним.

— Новости! Но запоздалые новости.

— Есть посвежее! Перед смертью он дал знать о складе… о винтовках Энвербею и…

— Что-о-о?

— Энвер сейчас, я думаю, готовится к прыжку в Кабадиан.

— Сколько в нашем распоряжении времени?

— Максимум два дня.

— Я требую, чтобы через два дня в Кабадиане сидел новый ишан, наш ишан…

— Я ничего не понимаю, — сказал, криво усмехнувшись Чандра Босс, — но там уже сидит новый ишан.

— Что-о-о?

— Некий сеид Музаффар! В Кабадиан он пришел с севера, но сам он из Персии… из племени луров, их вождь… ставший почему-то дервишем. Вы его должны знать. Мы уверены были, что он ваш человек, сэр! Он шел…

— Должен знать… уверены… Дело посерьезнее, чем вам кажется.

Тут Чандра Босс хихикнул:

— Он шел по вашим явкам, сэр!

— Что-о? Не понимаю… Или… этот лур… идет по другому каналу… или… Немедленно выяснить! Сейчас же! Понимаете? Пятнадцать тысяч винтовок, амуниция, патроны.

Бросалось в глаза, что Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби утратил свою жизнерадостность. Он стал криклив и раздражителен.

— Эй, Синг, дайте карту! Тьфу, темно, огня!

Он вскочил и бросился к парапету:

— Огня!

Высокий, мрачный с виду Синг принес керосиновые лампы. Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби бегал по террасе, яростно бормоча что-то себе под нос. Он расстелил карту на полу, лихорадочно тыкал в нее пальцем.

— Энвер не менее страшен, чем большевики. Большевизм — враг цивилизации. Британской империи приходится грудью сдерживать натиск большевиков. Их Ленин сам заявил: наступать на британский империализм, поднять Индию.

Он вскочил и, засунув руку за свою персидскую жилетку, расхаживал по крыше.

— Вы говорите, под Байсуном армия, под Термезом армия. Вы говорите, они нацелились на басмачей. Клянусь, чепуха! Они готовят удар на Индию… Надо нейтрализовать. Надо поднять Ибрагима.

Он все ходил и ходил, говорил и говорил.

— Поймите. Ислам! Следите за моими мыслями. Воинственная религия. Размах. Завоеватели континентов. Взрывчатый материал. Угроза Европе. Повернуть ислам, панисламизм против большевизма. Какая задача! Какие перспективы! А! Столкнуть два течения. Истощить в кровавой схватке!

— Мы слышали об этом, — рассердился Чандра Босс. — Скажите, что делать с Энвером? Нельзя же дальше держать командующего силами ислама в хлеву какого-то конокрада.

— Не торопитесь. Сейчас! Мусульманская пропаганда в Туркестане шла нам на пользу, пока она была в руках мусульманских максималистов в Коканде. Там этот, как его, Мустафа Чокаев с помощью полковника Эссертона… Военная организация. Провозглашение автономии… Задача — истребление большевиков… Советы без коммунистов. Война против советской власти — все сорвалось, к сожалению. Такая трактовка была приемлема, но… тьфу…

Он вдруг повысил голос до крика:

— Но Энвер с ума сошел!.. Бредовая идея! Он провозгласил лозунг — мусульманское государство… великий Туран… империю. Хочет сожрать Афганистан, соседей.

Вдруг он повернулся резко к своим собеседникам:

— А вы забыли мусульман Индии. Восемьдесят миллионов! И вдруг среди них безумный маньяк! Имел сомнительное удовольствие встречаться с этим господином в Баку, еще кое-где. Кораном, шариатом, аллахом жонглирует, искусством демагогии владеет… Его декларацию на съезде народов Востока помню отлично. Очень опасен.

Но Чандра Босс не так легко поддавался убеждениям и упрямо сказал:

— Да, его козырь — религия, ислам. Понимаю это отлично, но он единственная фигура по ту сторону, — и он мотнул головой в сторону Пянджа. — За Энвером пойдут. У него авторитет, опыт, военная специальность, демагогия.

Но Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби замахал руками:

— Довольно, довольно. И так допущена ошибка с этим эмирским фирманом о назначении Энвера командующим. Лондон уже решил. Мы делаем ставку на Робин Гуда. Отправляйтесь, господа, на ту сторону и обеспечьте все.

— Приказ?

— Да.

— Приказ выполню, — проговорил Чандра Босс, — но господам в министерстве доложите мое особое мнение, сэр. А Энвербея можете упустить. И тогда он начнет действовать на свой страх и риск.

— К черту особое мнение.

Но Саиб Шамун поднял голову.

— Я присоединяюсь к мнению Босса, Энвера сбрасывать со счетов нельзя. Надо сделать так, чтобы не сгорел ни шампур, ни шашлык. Непомерное честолюбие его очень может пригодиться.

— Он ненавидит Англию и англичан. С тысяча девятьсот восьмого года он идет против нас. Он наш враг! Собаку при всей ее дурной славе и в ад не пустят…

— Немного покривить совестью, чуть-чуть поманить, чуть-чуть польстить… Деваться ему некуда. Мертвой хваткой за горло!

— У него около тысячи турецких офицеров, бывших военнопленных, — добавил Чандра Босс.

Снова господин Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби забегал по террасе. Доводы Чандра Босса и Саиба Шамуна звучали убедительно.

— Хорошо, — сказал он наконец, — посмотрим. Но базу отдать Ибрагиму немедленно. Не сегодня-завтра в Душанбе поднимутся наши люди. Господин Усман Ходжаев пишет, что все готово. Ибрагим установил связь с Усманом Ходжаевым. Красную артиллерию мы оставили без снарядов. События назревают. За Душанбе — Бухара, за Бухарой — Самарканд. За дело, господа.