— Ну, ладно, — шумно вздохнул Ушаков и направился к двери.

— Счастливо! — крикнул Пазников.

А когда закрылась за Ушаковым дверь, кинулся вслед, но остановился посреди комнаты и резко взмахнул рукой, будто отсекал от себя что-то мешающее.

«Зачем? — устало подумал он. — Какая мне в этом выгода. Работа у меня хорошая, ни от кого не завишу. Сам себе хозяин. Вот телефон обещают поставить. Проведут — совсем будет хорошо. Сиди, чай попивай да жди звонка...»

Но чем дальше успокаивал он себя, тем противнее становилось на душе, и никак не мог понять, отчего это происходит.

Думал: пройдет. Не дома, так на работе обязательно. Все-таки работа взрывника ему сразу приглянулась. Еще на курсах в Свердловске кто-то из-ребят посоветовал:

— Не теряйся, Пазников, отхвати заодно и удостоверение взрывника. Пригодится... Добрым словом меня помянешь...

Правда: добрым словом помянул. Если б не было удостоверения, ни за что бы ему не попасть на участок ГПР. А туда он действительно пошел из-за Лидки Адамовой. Понравилась она ему покорностью своей, тем, что сразу в него влюбилась, готова была за ним на край света пойти — только кликни. И ждала, терпеливо ждала. И эта покорность ее, верность, похожая на собачью преданность, не приглянулась Федору. «Что за девка, сама вяжется. Так она любому будет верна, помани только сладким кусочком. Безвольная, вялая». Охладел к ней быстро, а как на именинах у старшей сестры познакомился с Ириной — гордой, независимой, так сразу показалась ему Лидка жалкой дурнушкой, будто не от мира сего была, и сам удивился, как он с такой время свое убивал. Сухо и четко сказал ей:

— Вот что, Лидия, забудь, что я есть такой. Потому женюсь я скоро. Вот так.

Не взглянул на Лидку, не увидел, как сжалась она, маленькая, худенькая, в комочек, будто озябший воробей на дороге, ни слова не сказала, даже не заплакала, не кинулась ему на грудь. Ушла — тихо, неслышно.

Пожал он плечами, когда узнал, что рассчиталась Лидка Адамова, в другой поселок уехала. Не тронуло его печальное известие.

— Из-за тебя, Пазников, ушла, — зло проговорила сменщица ее, которой одной на свете поверяла свои девичьи нехитрые секреты покорная Лидка Адамова. — Гад же ты, Пазников, — ругнулась она да еще сплюнула ему под ноги. — На месте Лиды я бы тебе все глаза повыцарапала...

— Ну, ты, — нахмурился Пазников. — Ты не особенно выражайся... Что я ей сделал?.. Как была девочкой — так и осталась. А в выборе каждый свободен... И ты у меня разными словами не раскидывайся. Ишь, нашлась адвокат... Вот так, поняла?

— Чего уж не понять...

Пазников быстро забыл об этом разговоре. Его другое больше волновало в эти дни. Познакомила его Ирина с родителями, и будущий тесть Сергей Акимович, уже после того как раскрылся ему Пазников, сказал:

— Мягкой ты, Федор, ой, мягкой... Нет в тебе жилки хозяйской, на поводу у людей идешь. Так-то не проживешь, обтрепешься, — и, будто в шутку, добавил: — Я-то еще погляжу, стоит ли мне девку нашу за рохлю такого отдавать... Она ведь у нас дочь единственная.

Вот тогда и посмотрел на себя со стороны Федор и согласился: верно, рохля он, на поводу идет: то у матери, то у сестер, а на работе то у бригадира, то у горного мастера. Безотказный, послушный. «На таком только воду возить», — вспомнилась колкость Сергея Акимовича. А может, он вовсе и не шутит, как-никак отец родной, по всему видно: слушается его Ирина. Испугался, быстро сказал:

— Не такой я... Мало знаете...

— Дай-то бог, — улыбнулся загадочно Сергей Акимович.

И если была еще жива мысль вернуться в бригаду, то после той встречи с будущим тестем твердо решил: останется он в взрывниках. Должность обособленная, сам себе хозяин.

Но не мог забыть Федор своей прежней должности, ничего не получалось. Как встретит кого из знакомых ребят, так не выдержит — спросит. Только Ушакова не останавливал, избегал. По этой причине и на свадьбу не пригласил. Думал: обидится школьный дружок и обиду ему свою выскажет. Но Ушаков при случайных встречах вел себя так же, как прежде. О здоровье спрашивал, о том, как работается, вот и все. В последнее время Пазников и ребят стал избегать. Хотел верить: пройдет месяц, другой — и забудет, что работал он когда-то в бригаде Ушакова машинистом комбайна.

Но вот пришел к нему Ушаков и растревожил. «Пойдешь ко мне, Федор, на лаву новую, машинистом?» И опять неспокойно на душе у Федора, хоть бери расчет и беги, как Лидка Адамова от него, в другой поселок на другую шахту.

Пазников ждал, когда к нему во второй раз придет Ушаков. Он был уверен, что бывший товарищ его, как в школьные годы, не отступится, будет настойчив, упрям.

«На этот раз у него ничего не выйдет, ничего», — уговаривал он себя, но на каждый стук двери оборачивался, выжидательно замирал.

— Ты чего? — спросила как-то Ирина. — Ждешь кого?

— Нет, — ответил Пазников машинально и сам был не рад, что так ответил.

— Я же вижу, что ты кого-то ждешь.

— Сказал, нет, значит, нет, — сердито проговорил Пазников.

— Вот уже и секреты, — надула губы Ирина и, поджав под себя ноги, отодвинулась в угол дивана.

— Ну, Ирина, — Пазников потянулся к ней.

— Не прикасайся, не хочу! — и отшатнулась, будто его прикосновение могло причинить ей боль.

Пазников неприятно поморщился:

— Зачем, Ирина?

В это время кто-то стукнул в дверь. Сам того не ожидая, Пазников вздрогнул и оглянулся.

— Иди, открывай, — язвительно процедила Ирина. — Чего медлишь?

Стук повторился. Пазников, оглядываясь на жену, направился в прихожую. Ирина уткнулась в журнал, накинув на ноги плед.

«Ну, погоди, Ушаков, сейчас ты узнаешь, что я давно уже не мальчик», — распалял себя Пазников. Он рывком распахнул дверь. На пороге стояла соседка.

— Извините, пожалуйста, если я не вовремя, — быстро, взахлеб заговорила та, разводя руками, по локоть испачканными в муке. — Тесто я тут завела, а мучки, как на грех, не хватило. А куда на ночь бежать? Некуда...

— Ирина, к тебе! — громко сказал Пазников.

Пока жена занималась с соседкой, он сидел на диване и перелистывал журнал, который читала Ирина. Соседка ушла, но Ирина не появлялась.

— Ирина, — позвал он и привстал с дивана. — Ирина.

В ответ — молчание.

«Начинается», — усмехнулся Пазников.

Прошел на кухню. У окна спиной к нему стояла Ирина. Плечи ее зябко, будто от холода, вздрагивали.

— Ирина, — ласково проговорил Пазников и сглотнул слюну. — Прости. Не хотел я...

Она уткнулась ему в грудь и сквозь плач забормотала:

— Феденька, милый, уедем отсюда, уедем... Не могу я здесь. Все чужие, косятся, завидуют... Не могу я... Тяжело мне. Весь день одна и одна. Только и радость — домой придешь, и ты рядом со мной. И поговоришь, и приласкаешь... и никаких секретов, все Начистоту... А вот — ошиблась... Скрываешь что-то... Видать, совсем не нужна. А не нужна — так скажи...

— Что ты болтаешь, глупенькая, что? — взмолился Пазников, но Ирина не успокаивалась, и он, посадив ее на стул, принес воды. — Выпей, полегчает.

Она послушно приняла стакан. Потом он, подхватив ее под руки, отвел на диван, накрыл пледом и, наклонившись, стал вытирать ее слезы, нежно приговаривая:

— Ну вот, хорошо... и никаких слез нам не надо... Ведь правда, Ирина? Не надо?.. Ну, улыбнись... вот так, — он хотел поцеловать ее в щеки, но она отвернула голову в сторону, спросила:

— Тебе скучно, да?

— Откуда ты это взяла? — удивился Пазников. — Ты просто устала. Отдохни.

— Вот-вот, отдохни, — она опять надула губы и готова была снова заплакать, и Пазников, не выносивший женских слез, торопливо заговорил:

— Ты зря так думаешь, Ирина. Совсем зря, поверь мне. И никаких секретов нет, просто я решил, что ко мне должен прийти один человек, мой бывший школьный дружок, а я не хочу его видеть. Не хочу с ним разговаривать.

И Пазников рассказал ей о том, как приходил к нему Ушаков, уговаривал его перейти к нему в бригаду машинистом комбайна, и он отказался, но Ушаков может снова прийти, и поэтому его приход нежелателен.