Пока я в виде исключения готовлю овощную запеканку, Аннелиза и Эвальд в саду негромко, но оживленно о чем-то переговариваются, — как я догадываюсь, на узкоспециальные темы.

Во время обеда зазвонил мобильный телефон Эвальда. Он отвечает на вызов, обещает сразу же перезвонить и больше не притрагивается к еде. Может, ему не понравилось, потому что сегодня готовила я?

— Что-то с Бернадеттой? — интересуется Аннелиза.

— Это мой сынуля, — отвечает Эвальд и напряженно дожидается, когда мы опустошим свои тарелки. Не выдержав, он с серьезной миной на лице извиняется и уходит в самый отдаленный угол сада, откуда можно звонить и быть уверенным, что тебя никто не подслушает.

— Ты по-прежнему убеждена, что Эвальд счастлив в браке? — тихо спрашивает Аннелиза.

— Разумеется, нет. Но что вообще означает «быть счастливым» в многолетнем супружестве?

— Что понадобилось от него сыну? — взволнованно восклицает вслух Аннелиза. — Раньше дети ему не звонили. Может, до них уже донеслись слухи о весенних чувствах матери.

Наше любопытство было удовлетворено через полчаса. Эвальд объявил, что завтра должен уехать. По просьбе Бернадетты сын заберет ее домой на следующей неделе. Она потребовала, чтобы Эвальд не показывался больше в их доме и забрал свои пожитки до того, как ее отпустят из клиники.

— Таким образом, мне велено очистить территорию, — раздраженно закончил он свой короткий отчет. — Мне в голову не приходит, что́ она могла вообразить. Мне что, купить дом на колесах и встать лагерем прямо на улице?

Эвальд вскочил и начал нервно расхаживать по саду. Аннелиза, с трудом переводя дух, бегала за ним по пятам:

— Ну а что говорит по этому поводу твой сын?

— Младший вообще ничего не понимает в том, что в жизни происходит, — усмехнулся Эвальд. — Не удивлюсь, однако, что жена успела рассказать ему всяких небылиц.

— Ты мог бы пока пожить у нас, — предлагает Аннелиза. — Хотя тебе, пожалуй, лучше отправиться домой как можно скорее и, собрав последние силы, определиться, что тебе по-настоящему дорого и чего ты сам хочешь. Я не возражаю, если ты воспользуешься моим чердаком для временного хранения своих вещей, только, пожалуйста, кроме мягкой мебели…

Мне тоже пришла в голову неплохая мысль:

— Захвати ключ от подвала или гаража на тот случай, если жена вставит новый замок в парадную дверь. Ведь если ты забудешь что-нибудь важное, тебе надо будет как-то проникнуть в дом.

Эвальд кивнул в знак благодарности.

— Вы сегодня будете дома во второй половине дня? Примерно в районе четырех?

Излишний вопрос, поскольку послеобеденный кофе для нас — святое.

За минуту до четырех в дверь позвонили. На пороге стоял мужчина в синем комбинезоне.

— Приветик! — задорно крикнул он. — Куда прикажете заносить?

Тут подоспел сам Эвальд и отправил нас в кухню, где мы должны были подождать несколько минут. Разумеется, мы прильнули к окну. Двое мужчин с трудом втащили в дом большую картонную коробку. На автомобиле для развозки товаров крупными буквами было написано «Elektro Müller».

— Неужели он… — Догадка чуть не сорвалась с языка Аннелизы. Из жилой комнаты доносились звуки, подтверждавшие наши предположения.

Через полчаса, когда сюрприз был готов, нас позвали.

— От меня лично, — с гордостью объявил Эвальд. После чего объяснил, какими функциями обладал телевизор класса люкс, и распрощался.

Аннелиза, пораженная в самое сердце, отнесла бутылку шампанского обратно в подвал.

— Я совсем по-другому представляла прощание, — разочарованно говорит она и включает новый телевизор.

— Он скоро вернется, — утешаю я, а сама размышляю, где и как Эвальд проведет сегодняшний вечер.

Аннелиза жестом призывает меня замолчать, потому что в эту минуту обнаружила на экране танцевальный турнир. Она уже давно увлекается бегом на коньках, верховой ездой и художественной гимнастикой. Эвальд, как нетрудно догадаться, обожал рев гоночных моторов, отчего даже готовая примириться с чем угодно Аннелиза не могла долго находиться в жилой комнате.

Приятно было снова есть в одиночестве. Аннелиза не могла оторваться от своего нового телевизора, я же положила на поднос хлеб, масло, сыр и отнесла к себе в комнату, предупредив подругу, чтобы сегодня меня не искала.

Вот, не хотела, а все думаю и думаю про Эвальда. Перед отъездом он переоделся. Не в костюм, нет, — выбрал небрежный наряд: джинсы, розовую рубашку и темно-синий пуловер. Благодаря работе в саду его лицо посвежело. Неужели Эвальд вознамерился опять покорить сердце Бернадетты? В задумчивости я намазываю масло на хлеб.

Масло — единственное, чего Эвальд не переваривал. Любой человек может назвать какую-то еду, которая ему не нравится. Чаще всего это потроха, рыба или дичь. Аннелиза не исключение, она не выносит вспученных продуктов. Но вот что мне бросилось в глаза: при всем при том, что Аннелиза нежила своего Эвальда, словно какая-нибудь итальянская мамаша, столь любимое ею масло она незаметно подкладывала в больших количествах во все что угодно — в соусы, супы, овощные и макаронные блюда.

— Эвальд этого не замечает, у мужчин не такой тонкий вкус, как у нас, — оправдывалась она. — Я и с детьми всегда мухлевала. Да если бы я потакала прихотям каждого, то мне нечего было бы ставить на стол!

Повару приходится верить. Но только я, пожалуй, не стала бы слепо доверять Аннелизе.

Вот уже три дня мы живем без мужского общества. Аннелиза — наверное, от безутешного разочарования — пригласила на осенние каникулы двух малолетних внуков. Я долго говорила по телефону с Руди и пыталась заманить его к нам, когда у него будет просвет.

— В этом месяце не получится, — вздыхает он. — Винтики за ролики зашли.

Я с гордостью отмечаю, что сразу врубилась: он имеет в виду свой старенький автомобиль, который стал чудить. Что ж, нам с Аннелизой и дальше придется развлекаться самим без гостей мужеского пола.

— Что ты имела в виду, когда любопытствовала, как-то там пойдут дела дальше у Эвальда и Бернадетты? — задаю я вопрос. — Медвежий лук ведь еще не скоро подрастет…

— Помолчи уж, — морщится Аннелиза, — нельзя действовать по одной и той же схеме! И к тому же я тебе говорила, что не хочу лишиться головы ради кого бы то ни было.

— Что ж, с этим трудно не согласиться. В принципе это и не твоя проблема, тут ведь как — человек сам себе хозяин!

— Верно, — соглашается она, — однако мужчины в подобных делах туго соображают. А мне неловко тыкать носом интеллигентного человека в напрашивающееся само собой решение. Надеюсь, что теперь он все понял!

После обеда Аннелиза пошла в парикмахерскую. Она отважилась покрасить волосы в серый цвет. Сомневаюсь, однако, что из этого выйдет что-то путное. Я осталась одна, и сердце у меня часто забилось. Самое время Эвальду дать о себе знать. Но это не он. Из трубки доносится пронзительно резкий голос Бернадетты.

— Мне необходимо поговорить с мужем, а он не берет трубку!

С притворным сожалением я сообщаю, что его здесь нет. Наступила угрожающая тишина, а потом на меня обрушился в буквальном смысле смерч, какого я никак не ожидала от столь флегматичной женщины.

— Значит, он у вас! — кричит она в трубку во все горло. — Надо было раньше догадаться! А я-то, тупая корова, поверила ему на слово, будто он нашел пристанище у двух бабулек!

Хотя я и не стану отрицать, что ее подозрения небеспочвенны, тем не менее реплика о бабульках меня задела.

— Ваш муж до недавнего времени ночевал у нас в гостевой комнате, — холодно произношу я.

И тут мне пришлось выслушать скверную историю: никто не рассказал Бернадетте подлинные причины, заставившие Эвальда выбрать для нее именно гейдельбергскую клинику. Она поверила всему, что он наплел ей о качестве лечения и уникальных методиках. Откуда ей было знать, что он давно крутит роман со старшей докторшей?