Это был пожелтевший от времени снимок с нашего урока танцев; зубчатые края фотокарточки были порваны, будто кто-то хотел уничтожить ее. Танцевальная пара по современным меркам смотрелась не особенно элегантно, но трогала своей беспомощной простотой. В те годы Эвальд выглядел неплохо. Во всяком случае, к визиту он готовился, раз специально привез фотографию из домашнего архива. Или все эти почти пятьдесят лет носил ее в кармане?

— И как он сейчас выглядит?

— Хорошо, — ответила она, — я бы сказала, очень хорошо. Высокий, на висках седина, загорелый, полон сил. Помесь Джона Уэйна и Кэри Гранта. Хотя он на два года старше меня, до недавнего времени был заядлым планеристом! А ведь это требует невероятного мужества! Но ему несладко пришлось в жизни, а в последние годы особенно.

Давить на сострадание — старинная испытанная уловка.

— И жена его не понимает, — усмехнулась я.

— Да, в определенном смысле, — прямодушно согласилась Аннелиза. — И кто, как не я, способен на сочувствие, ведь Эвальд вынужден жить с хронически больной женщиной. Для меня самой последние годы с Харди стали прямо-таки мученичеством! Жена Эвальда не лучше. Страдающие ревматическим полиартритом вечно жалуются на боли, у них скверное настроение, они несправедливы к близким.

— Разве она скоро не умрет? — спросила я.

Аннелиза не уловила иронии.

— Об этом мне неловко было спросить, — ответила она, — но я боюсь, что этого не случится. Что это за кофточка на тебе? Красный цвет хорошо подходит к твоему вечному серому. Твои наряды давно пора было разбавить чем-нибудь ярким.

Подруга сняла травинки у меня со спины и усмехнулась: «Валяться в траве в одежде? Как это на тебя не похоже! Может, у леди было пикантное приключение?»

— Эвальд давно должен быть на пенсии, а вообще-то кто он по профессии?

Аннелиза хотела, чтобы я сама догадалась.

— Начинается на букву «м», — подсказала она.

Что ж, почему бы и не погадать? Я предлагаю вслух: мясник, музыкант, матрос и мельник.

— Машиностроитель, инженер, — объявляет она. — К сожалению, у всех мужчин, с которыми я имела дело, скучные профессии.

У меня тот же случай: Харди работал учителем в школе, Удо был специалистом по перевозкам. Да и мы сами в юные годы не смогли стать теми, кем мечтали. Аннелиза нашла место лаборантки в химической лаборатории, я до замужества проучилась пару семестров на учителя начальных классов.

— Перси торговал антиквариатом, теперь этим занимается Руди, — пришло мне в голову, — против этого ничего не скажешь. Почему ты сегодня не надела новые украшения?

Аннелиза пыталась увильнуть от ответа, но потом пробормотала:

— Еще будет время.

Это разожгло во мне любопытство.

— Если ты пообещаешь, что завтра будет фруктовый пирог и никаких оперетт, то я готова лично лицезреть твоего Джона Уэйна.

Какие фильмы могла посмотреть Аннелиза? Лично я не находила никакого сходства Эвальда с этими звездными актерами. Эвальд был высокий, но в остальном, если судить по ее описанию, сравнения с ними не выдерживал. Виски поседели, волосы поредели, и лоб изрезали морщины. В отличие от меня он все еще хорошо помнит былое время.

— Мы с тобой чаще всего танцевали медленный вальс, — сказал он мне. — Больше всего нам нравился «Я танцую с тобой…».

Случилось то, чего я боялась. Аннелиза, услышав название, тотчас завыла на высоких тонах:

Я бросила в ее сторону такой сердитый взгляд, что она застыла. На самом деле то, что он говорит, неправда, мне это вообще никогда не нравилось. Видимо, Эвальд спутал меня с другой девушкой.

— А под какую песню танцевали мы? — спросила Аннелиза.

Эвальд считал, что это Tango nocturno, но не был уверен.

Я праздновала маленький триумф, потому что знала, что он мной никогда не интересовался.

— Как дела у вашей жены? — поинтересовалась я, чтобы сменить тему.

Аннелиза немедленно вмешалась:

— Раньше вы были на «ты», и было бы лучше, если бы и сегодня…

— Неужели? — удивился Эвальд. — В юности мы не церемонились с условностями, доходило прямо-таки до смешного! Впрочем, не возражаю, за твое здоровье, Лора! Жене, к большому сожалению, с каждым годом все хуже. Надеюсь, в этой клинике ей помогут!

Посидев с ними часок за кофе, я оставила Аннелизу с гостем наедине, пусть полакомится, не возражаю, для нее он вроде сладкого бисквитного рулета. Я так и не пришла к выводу, можно ли считать Эвальда симпатичным. Мы немного поговорили о планеризме, и Эвальд согласился, что в юности я могла бы стать пилотом.

— Нет ничего прекраснее, чем ощущение невесомости, — произнес он и посмотрел мне в лицо, как единомышленнице, правда, несколько дольше, чем допускали приличия.

Хочется верить, что Аннелиза не подцепила очередного любителя погладить по спинке.

Как известно, между совместно проживающими людьми частенько возникают ссоры. Нередко для них достаточно какой-нибудь мелочи, например, кто-нибудь оставит на краешке ванной неаппетитный след, кто-то не любит выносить мусор или не протирает пол в кухне после готовки. То же самое происходит в молодых семейных парах, поскольку распределение ролей перестало быть четким, как в мое время. Раньше мне и в голову не могло прийти, что между двумя умудренными жизнью домохозяйками тоже могут возникнуть трения на почве разного понимания своих функций.

Не стану спорить, у меня не было такой большой семьи, как у Аннелизы, и я не привыкла к педантичности в быту. Но разве так уж важно сортировать белье на то, которое нужно стирать только при тридцати градусах, и то, которое при шестидесяти, как это делает она, но при этом загружает в машину белые и разноцветные вещи? Уже после пары стирок мое некогда нежно-белое нижнее белье превратилось в серое, розовое, выцветше-голубое или желтоватое.

Меня раздражает, как Аннелиза обходится с серебряными столовыми приборами, беспощадно прогоняя их через моечную машину. Со временем я изъяла из обращения свои ножи, вилки и ложки, что, конечно, досадно. Я уже обдумала, что снабженные монограммой столовые приборы в стиле «Югенд» со временем передам сыну. Хотя знаю, что жена Кристиана тоже не станет ухаживать за серебром. Из практических соображений она предпочитает высококачественную сталь.

Волосы в умывальнике — наша вечная тема, над ней Аннелиза не устает иронизировать. Хотя она в чем-то права: я имею привычку рассматривать свои седые волосы, когда они разлетаются от расчески. А мне не нравится, что она не расправляет после себя душевую занавеску, отчего та долго не сохнет и покрывается налетом плесени.

Все это сущие пустяки, на которые можно было бы смотреть сквозь пальцы, особенно когда речь идет о двух женщинах с большим жизненным опытом. Но что мне действительно действовало на нервы, так это шум, однако я не затевала с Аннелизой разговор о невоспитанности. Из-за того, что не хватало на верхней челюсти нескольких зубов, подруга была вынуждена носить частичный протез. И он создавал ей проблемы со слюной, которую она, причмокивая, прихлебывая, причавкивая, собирала из глубин ротовой полости и с громким звуком проглатывала.

О других ее причудах я могу говорить открыто, да она и сама знает, что меня раздражает ее постоянно болтающее радио. В последнее время Аннелиза научилась принимать меня во внимание, но стоит мне скрыться в своих владениях, как она врубает приемник на дискотечную громкость; мне остается лишь удивляться, почему на нее до сих пор не пожаловались соседи. Но Аннелиза не терпит, когда я бесшумно передвигаюсь по дому. Она вздрагивает каждый раз, когда я возникаю перед ней.

«Ты меня чуть до смерти не напугала!» — жалуется она и упрекает, что нельзя к ней тихо подкрадываться. Что же мне из-за этого ходить в деревянных башмаках? Пусть мы обе не лишены курьезных привычек, из-за которых не вполне ладим. Однако по ходу жизни мы научились справляться в одиночку, да к тому же в доме достаточно места, куда можно отступить, уклоняясь от конфликта. Любопытно, а как выходят из положения люди, сподобившиеся в старости еще раз влюбиться, и им после долгих лет воздержания — что не исключено — предстоит спать в одной постели?