Миллер сглотнул комок в горле. Склонив голову, я оживил сигарету и сделал глубокую затяжку.

– Так что сейчас полиция считает, что твоя голова сожжена чересчур мощным зарядом бластера. – Я выпустил дым Миллеру в лицо. – Я умышленно оставил обугленные следы на шее и груди, чтобы всё выглядело именно так. Разумеется, хороший эксперт-криминалист, повозившись с трупом, заподозрил бы что-то неладное. Но, к несчастью, твои оставшиеся в живых коллеги выставили полицию за дверь, прежде чем та успела провести серьёзное расследование. И это легко понять, если учесть, что именно могли бы найти полицейские. Не сомневаюсь, на месте своих коллег ты поступил бы точно так же. Однако это означает, что ты не арестован. В действительности ты считаешься умершим настоящей смертью. Тебя не ищет полиция, и кто бы то ни было ещё.

– Что вы хотите? – хрипло спросил Миллер.

– Очень хорошо. Вижу, ты быстро оценил своё положение. Впрочем, чего ещё можно ожидать от человека твоей… наверное, надо сказать, профессии. Так вот, я хочу получить подробную информацию о «Голове в облаках».

– О чем?

Мой голос стал жёстким.

– Я ясно выразился.

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

Я вздохнул. Этого следовало ожидать. Мне приходилось сталкиваться с подобным всякий раз, когда на сцене появлялась Рейлина Кавахара. Преданности, смешанной с ужасом, которую она внушала своим подручным, позавидовали бы её бывшие боссы из Городка Ядерщиков.

– Миллер, у меня нет времени с тобой возиться. Клиника «Вей» имеет связи с летающим публичным домом «Голова в облаках». Вероятно, контакты осуществлялись через женщину-силовика Трепп из Нью-Йорка. Но в конечном счете ты имел дело с женщиной по имени Рейлина Кавахара. Ты должен был побывать на «Голове в облаках», потому что я знаю Кавахару и знаю, что она всегда приглашает своих людей в логово. Во-первых, чтобы продемонстрировать собственную неуязвимость, и, во-вторых, чтобы преподать какому-нибудь нерадивому прислужнику урок преданности. Тебе приходилось видеть что-нибудь подобное?

По глазам Миллера я понял, что приходилось.

– Итак, вот что мне известно. Я дал тебе наводку. А теперь ты нарисуешь подробный план «Головы в облаках». Включающий все детали, о каких ты только вспомнишь. У такого хирурга, как ты, должна быть хорошая зрительная память. Я также хочу знать, через что нужно пройти, чтобы попасть в заведение. Коды систем безопасности, как объяснить своё появление и всё такое. Помимо этого, общее представление о мерах безопасности внутри.

– Вы полагаете, так я вам это и сказал.

Я покачал головой.

– Нет, думаю, сначала мне придётся тебя пытать. Но так или иначе я вырву то, что мне нужно. Тебе решать, как именно это произойдёт.

– Вы не посмеете.

– Посмею, и ещё как, – мягко заверил его я. – Ты меня не знаешь. Ты не представляешь себе, кто я такой и почему мы ведём этот разговор. Видишь ли, за день до того, как я появился у вас и разнёс ко всем чертям твою голову, ваша клиника пропустила меня через двое суток виртуальных допросов. По методике религиозной полиции Шарии. Вероятно, ты сам устанавливал программное обеспечение и знаешь, что к чему. Насколько я понимаю, за тобой остался должок.

Последовало длительное молчание. По лицу Миллера я видел, как до него медленно доходит осознание случившегося. Наконец он отвёл взгляд.

– Если Кавахара узнает…

– Забудь о Кавахаре. После того как я с ней разберусь, от неё не останется даже воспоминаний.

Миллер колебался. Чувствовалось, что он на грани срыва. И всё же, собравшись с силами, он покачал головой. Я понял, что у меня нет выбора. Опустив голову, я заставил себя вызвать в памяти образ тела Луизы. Распятого на операционном столе под нависшим автохирургом, вспоротого от горла до промежности, с внутренними органами, аккуратно разложенными по тарелочкам наподобие закусок. Я вспомнил девушку с бронзовой кожей в душной камере – себя самого, вновь ощутил цепкую хватку клейкой ленты, которой меня прилепили к грубому деревянному полу, пронзительный агонизирующий шум, стучащий в висках. Двое мужчин измывались над моей плотью и упивались моими криками, словно тончайшими духами.

– Миллер… – Я обнаружил, что у меня пересохло в горле. Пришлось откашляться и начать заново. – Миллер, хочешь я расскажу тебе о Шарии?

Миллер промолчал. Он начал выполнять какое-то размеренное дыхательное упражнение, пытаясь подготовить себя к грядущим неприятностям. Это не надзиратель Салливан, который после пары тычков в грязной забегаловке собирался вывалить всё, что знал. Миллер был крепким, наверняка прошёл определённую подготовку. Нельзя быть директором такого заведения, как клиника «Вей», и не испытать на себе кое-что из имеющегося оборудования.

– Я был на Шарии, Миллер. Зимой 217 года, в Зихикке. Это было сто двадцать лет назад. Вероятно, тебя тогда ещё на свете не было, но, полагаю, ты читал о том, что случилось. В учебниках истории. После бомбардировок нас высадили, чтобы обеспечить конституционный порядок. – По мере того как я говорил, сухость в горле исчезала. Я махнул сигаретой. – Этим эвфемизмом Протекторат прикрывал подавление малейшего сопротивления и насаждение марионеточного правительства. Естественно, приходилось проводить допросы, а всяких мудрёных программ у нас не было. Так что приходилось проявлять изобретательность.

Загасив сигарету о стол, я встал.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал я, глядя за спину Миллера. Тот, обернувшись, проследил за моим взглядом и застыл. В тени ближайшей колонны сгущалась, материализуясь, высокая фигура в синем хирургическом халате. У нас на глазах она стала достаточно отчётливой, чтобы её узнать, но Миллер догадался обо всем, как только разглядел цвет одежды. Резко обернувшись, он раскрыл было рот, собираясь что-то сказать. В этот миг его взгляд упал на что-то у меня за спиной, и он побледнел. Я тоже развернулся и увидел другие возникающие прямо из воздуха фигуры. Все одинаково высокорослые и смуглые, все в синих хирургических халатах. Снова посмотрев на Миллера, я понял, что он сломался.

– Повторное копирование файла, – подтвердил я. – В большинстве мест Протектората это даже не квалифицируется как преступление. Разумеется, когда причиной является сбой машины, до таких крайностей дело не доходит – всё ограничивается одной копией. В любом случае, системы восстановления вытащат человека через несколько часов. Зато потом ему будет что рассказать. «Как я встретился сам с собой и что узнал о себе». Замечательная тема для разговора с любимой девушкой. Вероятно, и детям тоже будет интересно послушать. Миллер, у тебя есть дети?

– Да, – со скрипом заработало его горло. – Да, есть.

– Вот как? И они знают, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Он промолчал. Достав из кармана телефон, я бросил его на стол.

– Когда с тебя будет достаточно, дай мне знать. Это прямая линия. Просто нажми клавишу вызова и начни говорить. «Голова в облаках». Любые подробности.

Миллер посмотрел на телефон, затем перевёл взгляд на меня. Палачи вокруг нас полностью обрели плоть. Я помахал рукой, прощаясь с Миллером.

– Желаю получить удовольствие.

Я выплыл на поверхность в виртуальной студии «Хендрикса», где уютно устроился в одном из вместительных кресел. Цифровые часы на противоположной стене показывали, что я отсутствовал в реальности меньше минуты, из которых на саму виртуальность приходилось не больше пары секунд. Основное время занимают вход и выход. Некоторое время я лежал неподвижно, размышляя о том, что сделал. Шария осталась далеко позади, и вместе с ней, как очень хотелось думать, какая-то частица меня. Но сегодня не одному Миллеру пришлось встретиться с собой.

«Не принимай это близко к сердцу», – напомнил я себе, понимая, что всё равно не удастся. В этом деле я лично заинтересован, и поэтому ворчал просто так, по привычке.

– Подопытный объект проявляет признаки психологического стресса, – объявил «Хендрикс». – Предварительное моделирование позволяет предположить, что такое состояние продлится меньше шести виртуальных суток, после чего наступит срыв. При настоящей скорости обработки это равняется приблизительно тридцати семи минутам реального времени.