Забота СТИХИ ИРИНА МОРОЗОВА БУРЯ Дай опомниться, передохну́ть, дай остановиться, оглянуться… Так отчаянно деревья гнутся, разве можно так деревья гнуть! Чудится смещение колец — как смещение времен в природе, невозможно при такой погоде отыскать начало и конец. В новом измерении живу — миг прошел, а может быть — эпоха. Так мне хорошо, что даже плохо… Неужели это наяву? Вижу солнца ясные черты сквозь завесу голубого дыма, а земля плывет неудержимо вон — из чаши вечной мерзлоты. После пусто будет и спокойно, можно будет очень долго жить. …Каплей солнца на иголке хвойной капля счастья в памяти дрожит. * * * Я за границей не бывала, Успеть узнать бы дивный наш Край, где бездонные провалы Озер и чудо речек малых — Ненарисованный пейзаж. Земля российская, родная Зовет и знает наперед: Лишь здесь люблю я и страдаю, Смиряю гордость и взлетаю, Когда душа моя поет. Поверьте мне: в лесах заволжских, Где и дорог-то путных нет, — Свои законы и таможни, И что ни встречный — то художник, Что ни прохожий — то поэт. ЛЕТО В ЯКУТИИ Здесь одуванчики еще не расцвели И стелется шиповник, как черника, А красота проснувшейся земли, Как и у нас в России, многолика. Прошла гроза, умытая трава Опять встает на тоненькие ноги, И выясняют степени родства Стрекозы — голубые недотроги. Звени, кукушка, сполохи надежд Твои колокола во мне разбудят. Быть может, здесь тот главный мой рубеж, Откуда жизнь совсем другою будет. И нет печали, если есть земля, Тоскующая по твоей заботе. Вы ездили в далекие края? Тогда, конечно, вы меня поймете. ВЕТЕРАНАМ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Прошли года. И вы уже не те. Но руки помнят тяжесть автомата, а сердце — все победы и утраты, и смерть и подвиг — на одной черте. Война закончилась зеленым маем, и жизнь — как бесконечная весна. Но страшно вам, что мы не понимаем, какая миру этому цена. Пронизан город музыкой и светом, так чем же ваш обеспокоен взгляд? Ведь вы мечтали именно об этом на фронте, сорок лет тому назад. Глаза испытывают и тревожат, вы думаете под военный марш: «Такой — не выдержит, а этот — сможет, и этот парень — сразу видно — наш». …А лайнеры летят под небесами, так высоко, что даже звука нет, и площадь вся — взволнованное знамя, в котором главный — это красный цвет. ВОЛОГДА Колокольня собора Софийского, Серебристые купола… В прошлом веке отчаянно, истово Я бы здесь молиться могла. Я просила бы мужу радости От работы — не от вина, Детям — разума, саду — сладости, Счастья светлого всем сполна. …Триста пять ступенек отмерено. Что сюда меня завлекло? С колокольни гляжу растерянно — Небо тучами заросло. Можно тронуть рукою — низкое И холодное наверняка. Колокольня собора Софийского Задевает за облака. Кто возвысил ее до облака — Это промысел лишь его: Детям разум дать, сладость яблоку, Мир для времени моего. * * * Так было тепло в середине апреля, что птицы уже колыбельные пели, цвела медуница, курчавился хмель — такой был стремительный этот апрель. Шел дождик. и гром грохотал за кулисой, была я принцессой, была я актрисой, была со вселенной наедине, все главные роли доверили мне. Мои режиссеры в родительском пыле чего-то жалели, чему-то учили, как будто боялись — не хватит ума, как будто не знали, что справлюсь сама. Так было тепло, что черемухи веер не холод, а только прохладу навеял, прохладу, которая так хороша, когда полыхает любовью душа. А ты, о котором еще ни полслова, рассвета начало и света основа, среди неизбежных разлук и потерь, скажи мне, ты помнишь ли этот апрель? |