И, конечно, так было лучше. Жизнь не создана для драм и трагедий, как и большинство душ. Иной раз драма, казалось бы, близится, ее элементы накапливаются, можно подумать, что она грозит, что она вот-вот разразится. И вдруг все рассеивается, разрешается, успокаивается, устраивается. Судьбы приспособляются, приноравливаются понемногу, худо или хорошо, и люди привыкают жить в косном и деловом согласии. Так было с Бертой и Андрэ. «Не то же ли самое было и со мной?» — спрашивала себя Ромэна Мирмо. Так же и Пьер де Клерси, несмотря на свои юношеские стремления к деятельной и энергичной жизни, испытает на себе всеобщий закон, который почти всегда мешает нам дойти до конца самих себя и останавливает нас на полпути, на благоразумном компромиссе между нашими мечтами и действительностью.
Потому-то нередко Ромэна Мирмо, поразмыслив о Берте и Андрэ, принималась думать о Пьере де Клерси. Пьер ее интересовал. Ни одна женщина, даже самая некокетливая и самая нетщеславная, не остается равнодушной к чувству восхищения, которое вызвано ею. Уже по одному этому Пьер де Клерси занял бы место в мыслях мадам Мирмо. Действительно, для Ромэны не могло быть сомнений, что Пьер восхищен ею беспредельно. С вечера первой их встречи, на Кателанском лугу, Ромэна смутно почувствовала, какое она произвела впечатление, и в ней сразу же зародилась своего рода симпатия к этому юному обожателю.
Эта невольная симпатия выпала бы на долю Пьера, даже если бы он не был таким, каким он был, то есть бесконечно симпатичным. Будь он даже уродлив и обездолен природой, Ромэна все же испытывала бы к нему частицу той признательности, в которой женщины никогда не могут отказать тем, кто дает им это подтверждение их превосходства. Самые скромные неравнодушны к поклонению. А Пьер де Клерси был к тому же очарователен и, среди прочих чар, обладал молодостью, к которой Ромэна не была безучастна. В силу жизненных условий, Ромэна слишком рано стала рассудительной и всегда была серьезна не по летам. Она постоянно жила среди людей, которые были гораздо старше ее, главным образом, с отцом, разделяя с ним его одиночество. Месье Мирмо был уже не юн, когда она вышла за него замуж; и Ромэна, в двадцать шесть лет, таила где-то в глубине как бы неиспользованную молодость. К этой глубине и воззвал Пьер де Клерси. Это создало между ними неожиданную близость, и они стали добрыми товарищами.
Их отношения быстро приняли оттенок легкой задушевности, чуть-чуть резкой простоты, мальчишеской откровенности. В Аржимоне эта их манера еще более упрочилась. В большом парке, окружавшем замок, нередко можно было видеть, как они гонятся друг за другом по лужайкам и вокруг зарослей, словно обуреваемые потребностью двигаться, дать исход своим силам. Эти буйные забавы перемежались с долгими беседами, которым так благоприятствуют летние дни. Во время этих бесед, очень веселых, очень оживленных, Ромэна Мирмо оставалась более замкнутой, нежели Пьер де Клерси. Разница, впрочем, вполне естественная. Что бы могла рассказать о себе Ромэна Мирмо Пьеру де Клерси? У ее размеренной, уравновешенной судьбы было свое направление, свой уклон. Для своего ясного, строго очерченного будущего она уже не допускала никакой неожиданности, тогда как будущее Пьера таило в себе еще все возможности и представляло отличную тему для дружеских споров.
Пьер де Клерси любил рассуждать об этом будущем с Ромэной Мирмо. После вступительных банальностей и первоначальной сдержанности, Пьер не замедлил поделиться с Ромэной своими мечтами, изложить ей свой взгляд на жизнь, рассказать ей о своей жажде действия, о своих пока еще отвлеченных и не осуществленных, но уже вполне четких замыслах.
Благодаря этим повторным признаниям Ромэне могло казаться, что она вполне знает Пьера де Клерси, потому что он, по-видимому, доверялся ей с полнейшей откровенностью. Он изображал себя таким, каким сам себя считал, без всякого лицемерия, но он не отдавал себе отчета в том, что этот самый Пьер де Клерси, которого он описывал, глубоко переменился, что в нем произошли великие изменения. Так, в этом своем призвании к деятельной жизни он был совсем не так уверен, как то могло казаться из его слов. Не то чтобы он этим хотел произвести впечатление на Ромэну. Если он умалчивал о своих колебаниях, минутах слабости, о своих сомнениях в самом себе, то это скорее потому, что ему самому было трудно их выразить. Но в чем он ей не признавался, так это в том, насколько в этой перемене повинна она, так это в той любви, которую она ему внушала и которой его юная душа была взволнована до самой глубины.
Признания Пьера не давали Ромэне ни малейшего повода думать, что он действительно в нее влюблен. Другая женщина, без вящих доказательств, быть может, и предположила бы это, но у Ромэны не было женского тщеславия. Однако она не могла не заметить, с каким восхищением к ней относится Пьер. Каким бы бескорыстным ни казалось Ромэне это восхищение, оно все же не могло, думалось ей, не свидетельствовать, что она нравится Пьеру де Клерси. Ромэна смутно чувствовала, что, несмотря на их товарищеские отношения, для Пьера она все-таки женщина и что Пьер в таком возрасте, когда к женщине не относятся равнодушно, даже если в нее и не влюблены по-настоящему. Эта догадка нисколько ее не оскорбляла и не вызывала в ней ни малейшей тревоги, потому что, если она и питала к Пьеру де Клерси живую симпатию, ничего большего она, во всяком случае, к нему не испытывала. Впрочем, вопрос о чувствах Пьера де Клерси к ней и об ее чувствах к нему мало ее занимал. Она на нем не останавливалась. Отношения Берты де Вранкур и Андрэ де Клерси интересовали ее гораздо больше и поглощали все ее внимание.
III
Если Ромэна Мирмо и не замечала того чувства, которое она родила в душе Пьера де Клерси, а Пьер де Клерси никому не поведал тайны своего сердца, то эта тайна не ускользнула от Андрэ де Клерси.
Андрэ де Клерси отнюдь не был ни шпионом, ни надсмотрщиком. Предоставляя брату жить и действовать как ему вздумается, он ограничивался тем, что выказывал Пьеру глубокий интерес и глубокую преданность, хоть они и казались немного холодными и безмолвными. Эта сдержанность ни в чем не мешала проявлениям внимания, которое мы оказываем дорогим существам. С другой стороны, хоть он и не был ни слишком наблюдателен, ни слишком любопытен к чужим делам, его любовь к брату делала его в достаточной мере прозорливым. И он не мог не заметить того радостного волнения, в которое повергало Пьера присутствие Ромэны Мирмо.
Действительно, Андрэ уловил несколько взглядов, брошенных Пьером на Ромэну, которые понял бы самый неискушенный глаз и которыми себя неопровержимо выдает зарождающаяся страсть. Он разгадал смысл некоторых интонаций, некоторых замешательств, некоторых вспыхиваний. За последние недели эти признаки повторялись настолько часто, что их истинное значение не могло подлежать сомнению. Что Пьер любит Ромэну Мирмо, казалось Андрэ де Клерси совершенно очевидным, столь же достоверным, как если бы Пьер сам признался ему в своей любви.
Единственное, в чем Андрэ не был вполне уверен, так это в природе этой любви. Было ли это одно из тех легких увлечений, быстрых и сухих, которые загораются, пылают и гаснут, не оставляя после себя слишком горького пепла? Было ли это нечто более серьезное и глубокое, что могло бы иметь для Пьера действительное значение и оставить в его жизни прочную память о себе? Андрэ де Клерси не знал, что думать. У молодых людей любовь своеобразна и обманчива. Иная страстишка принимает у них вид великой страсти, иная подлинная страсть рядится во внешность страстишки. Молодые люди нередко склонны скрывать свои чувства или же выражать их преувеличенным образом. Эта их скрытность и эти преувеличения проистекают столько же из неопытности, сколько из робости. Они то не умеют, то не решаются выразить именно то, что они чувствуют. Молодых людей часто обвиняют в том, что они нескромны в любви; их скорее можно было бы упрекнуть в замкнутости.
Это соображение мешало Андрэ де Клерси вызвать брата на откровенность. Пьер не пошел бы на нее, не из недоверия, а потому что ему было бы трудно сделать признание. К тому же по своей природе Андрэ не был бы способен на такого рода допрос. Поэтому о любви Пьера к мадам Мирмо ему оставалось знать только то, о чем он мог судить по внешности. Между тем у Андрэ не было никаких сомнений, что эта любовь существует, и на этот предмет и на это обстоятельство и были направлены его размышления и догадки. Какое влияние будет иметь эта любовь на жизнь Пьера? Андрэ де Клерси не без тревоги задавал себе этот вопрос.
