«Я жду», — повторяет Мария Юрьевна. Каково ей ждать. И не знать. И думать самое разное страшное. И что она скажет маме Игоря, Анне Степановне? Армен хорошо знает Анну Степановну. Она может так разволноваться, раскричаться.

— Добрый вечер, Анна Степановна, — голос у Марии Юрьевны ровный, — вы меня узнали? Да, это Мария Юрьевна.

У Армена от напряжения начинает тихонько звенеть в ушах. Вот сейчас учительница задаст главный вопрос: «Игорь приходил из зоопарка домой?» А его мама как закричит: «Где мой сын? Он был с вами! Что с ним?» Армен приложил ухо к двери. Ровный, совсем не взволнованный голос продолжал:

— Анна Степановна, мне нужно спросить у Игоря кое о чём, а его нет дома. А вы, Анна Степановна, давно из дома ушли? В половине восьмого? А он? Игорь? Так, понимаю — покормили? — И совершенно другим, радостным голосом: — Это хорошо, Анна Степановна, что покормили! Это замечательно! Это всё, что я хотела у вас спросить. Значит, поел? Ну вот и спасибо, Анна Степановна. Найду, найду, не волнуйтесь, всё хорошо, всё хорошо. Главное — не беспокоиться.

Армен садится прямо на пол, опираясь спиной о стену, он чувствует, какая пустота внутри. Что пережила из-за них учительница? Сможет ли Армен понять это? Нашёлся Игорь, ничего с ним не случилось, он приходил домой, Анна Степановна дала ему поесть, а потом ушла на работу в свою огромную гостиницу «Космос». Игорь преспокойно ушёл гулять. А он, Армен, преспокойно пил чай с печеньем и смотрел мультфильмы. Они оба нашлись. Значит, всё теперь хорошо? И Мария Юрьевна успокоилась и опять станет такой, как всегда? Станет? Или останется шрам, как от сильного удара или глубокого пореза? Армен этого пока не знает.

Распахнулась дверь, Мария Юрьевна на пороге, она сняла пальто, горят праздничные коричневые серьги.

— Ну что ты ходишь за мной? Что тебе здесь нужно? Игорь нашёлся, этот прекрасный Игорь поужинал и пошёл гулять. Марш домой.

У неё был обычный голос, тревоги остались позади. И Армен побежал вниз, весело запрыгал по ступенькам. Крикнул:

— До свидания, Марь Юрьна!

И совсем уже внизу:

— Простите, Марь Юрьна!

С разбегу он налетел на Серёжу Лунина, по прозвищу Серый. Ткнулся лицом в мокрую куртку.

— Денис! Иди сюда! — заорал Серый. — Нашёлся! — и ткнул Армена в бок кулаком.

Из темноты показались Денис, Катя Звездочётова, потом Мальвина, Женя Соловьёва. Продлёнка не разбежалась по домам. Они все были здесь, Армен сказал:

— Игорь тоже нашёлся, он уже поел.

— Поел? — ядовито переспросила Катя Звездочётова. — А мы все, между прочим, голодные. Дать тебе в ухо, знал бы. И твой распрекрасный Игорь тоже заслужил. Пошли, ребята.

Они разошлись быстро. Армен ещё побегал по дворам, он разыскал Игоря на футбольной площадке, мокрые мальчишки играли на мокром поле мокрым мячом. Но им, судя по всему, было весело.

— Бей!

— Сюда!

— Гол! — вопили они, яркий фонарь светил на площадку, всё блестело.

— Игорь, пойди сюда, — позвал Армен, — скорее! Очень нужно!

Игорь подбежал, он запыхался, глаза горели — хорошо играть в футбол, когда на душе легко и спокойно.

— Сейчас ты пойдёшь домой. — Армен крепко держал Игоря за рукав. — Ты придёшь и сразу позвонишь Марь Юрьне.

Игорь моргал. Бестолково свисали длинные руки.

— А чего говорить?

— Скажешь так: «Простите, Мария Юрьевна. Я свинья».

Игорь медленно соображал, но всё же соображал. И по лицу было видно, что постепенно до него дошло.

— Я — свинья? — переспросил он. — А ты?

— Я — тоже, — вздохнул Армен. — Иди, звони. Они нас целый вечер искали. Иди, иди, что стоишь?

Игорь медленно пошёл к своему подъезду.

Армен побежал домой.

Когда он засыпал, перед глазами шли и шли длинными ногами розовые птицы фламинго, а потом вдруг завертелась пёстрая арена. Высоко, под самым куполом, летала воздушная гимнастка в розовой юбочке, похожая на птицу. Только бы она не упала, такая розовая, такая воздушная. Нет, она не упадёт, она привязана на верёвке с красивым названием «лонжа». Страховка. Кто-то там, наверху, держит эту лонжу, и гимнастка бесстрашно летает. Человек бережёт человека. Не упадёт.

Армен вздохнул и крепко заснул.

Андрею не очень везёт в жизни. Так бы всё ничего, но за ним бабушка гоняется. Ни за кем бабушки не гоняются, а за ним с самого раннего детства и до сих пор бегает и бегает.

Вот сегодня Андрей и Руслан собрались на каток. Всё шло нормально, повесили ботинки с коньками на шею и отправились. Встретились на углу возле парикмахерской, идут рядом. Руслан говорит:

— Хорошо, что ты меня позвал. Один бы я не собрался, чего одному на катке делать?

Андрей отвечает:

— А я сижу, смотрю — снег пошёл. Чего дома сидеть? Позвоню, думаю, Руслану, позову его на каток. И позвонил.

На свеженьком снегу остаются их следы, деревья в снегу, скамейки в снегу. И люди спешат навстречу, засыпанные снегом, в белых воротниках и белых шапках. Андрею весело идти рядом с приятелем. До сегодняшнего дня Руслан не был его приятелем, Руслан и Руслан, такой же, как Денис, или Игорь Иванов, или Сиволобов. Но может быть, они станут друзьями? С сегодняшнего дня. А почему бы и нет? Вот покатаются, поговорят, посмеются — и подружатся. А как же ещё становятся друзьями? Так, наверное, и становятся.

Тут Руслан говорит:

— Вон бежит твоя бабушка.

И сразу всё испортилось.

В хлопьях снега, в весёлых парашютиках, Андрей видит бабушку. Она спешит, скользит, машет руками:

— Андрюша! Андрей!

Слабый голос в снежной карусели.

Он изо всех сил старается не замечать её, с преувеличенным оживлением рассказывает Руслану про какую-то говорящую канарейку. Их, кажется, и не бывает, говорящих канареек. Канарейка ведь не попугай.

Руслан слушает, кивает, но глазом следит за бабушкой, как будто на хоккее — кто победит? Вот она догнала их.

— Андрюша! Постой! Ты забыл кашне!

«Кашне» — надо же!

Она заматывает его большим лохматым шарфом, Андрей сразу превращается в кулёму. Руслан прыскает, отворачивается, Андрей тихо просит:

— Муся, иди домой. Не нужен мне этот, как его, кашне.

Она неумолима, у Муси напор будь здоров. Бормочет своё:

— Ангина, бронхит, мало ли что.

Руслан постоял, подождал, стало ему скучно, он и пошёл:

— Привет!

— А каток? — кричит ему вдогонку Андрей.

— В другой раз!

Назавтра, как только Андрей вошёл в класс, громкий голос приветствовал его:

— Муся пришёл! Здорово, Муся!

Андрей чуть не заревел. Но реветь хуже всего. Обижаться и плакать, когда дразнят, нельзя никак. Стерпел, никаких слёз.

— Сам ты Муся! — весело огрызнулся он.

А Руслан? Он не отстал. Как обезьяна, раскачался на двери, язык высунул:

— Я-то не Муся. Меня бабушка не преследует, не кутает и не облизывает. А ты Муся! Эй, Муся, Муся!

Если бы Андрей сумел остаться невозмутимым, может быть, на этом всё бы и кончилось. Подразнил бы его Руслан, посмеялся бы сегодня, а через день или два забыл бы. Но Андрей не мог вытерпеть, потому что вчера он считал Руслана почти другом, а сегодня он стал считать его почти врагом. И Андрей налетел на Руслана. Он злится и треплет Руслана. А когда злишься, ты слабее всех. И ребята резвятся вокруг:

— Муся-то психует!

— Смотри, Муся, бабушке пожалуюсь!

— Нельзя драться, Муся!

— Вспотеешь, Муся!

— Заболеешь, Муся!

Давно так не веселились. И верно, смешно: мальчишка с крепкими щеками, с весёлым большим ртом и ушами торчком — и вот, пожалуйста, вдруг он — Муся. Он бы и сам смеялся, если бы это случилось не с ним.

Прозвище вообще вещь обидная, но не всякое одинаково обидно. К некоторым прозвищам можно привыкнуть. Зовут Майю Башмакову Босоножкой, вроде бы неприятно: девчонка Майя, а то — обувь, босоножка. Но Майя — ничего, притерпелась, не сердится. Серёжу зовут Серым, он и вовсе доволен, ему даже нравится. Многих Серёжек зовут Серыми, и все Серые привыкли. Как будто они какие-нибудь волки, опасные сильные звери. Интересно даже. Но любому ясно: Серый — это не Муся. Муся для Андрея — оскорбление, не позволит Андрей называть себя Мусей, он будет драться до полной победы, пускай один против всех.