— Вы можете ничего не опасаться! — добавил он, увидев ее отрицательный жест. — Леди Джейн не появится. Лорд Галифакс est torabe malaria[43]!
— Заболел? — повторила она, удивленно взглянув на него. Вдруг она вскочила:
— Сэр Гарри! Что случилось? Вы убили его?
Он спокойно улыбнулся:
— Une bagatelle[44]! Всего один выстрел в руку! Un petit souveng pour[45] леди Галифакс муж должен отвечать за грехи жены!
Она встала в смущении. Она чувствовала, что ей следовало бы поблагодарить его за рыцарственность, и хотела, обойдя стол, подать ему руку. Но на полпути она остановилась. До сих пор в душе она всегда смеялась над ним, над его изысканностью, над его испорченным романизмами языком. Но теперь она почти страшилась его. Она знала, что если пойдет к нему сейчас он захочет поцеловать ее. И она не сможет теперь этому противиться.
— Вы очень добры ко мне, сэр Гарри! — пролепетала она, снова садясь за стол. — Я вам очень благодарна!
— За что? Разве я не обязан был вступиться за ту, qui port era un j our le nont de[46] леди Фезерстонхаф?
— Да, правда! — пробормотала она. — Я стану вашей женой!
— Но вчерашний случай показал мне, что своим презрением к сплетням я поставил вас в ложное положение. Ye ne fais que des faux-pas, n'est-ce pas[47]? Поэтому можно мне предложить вам кое-что?
И он объяснил ей свой новый план. Они не будут тянуть со свадьбой до его совершеннолетия, а тайно повенчаются в Лондоне и потом до будущего года будут путешествовать. А когда он достигнет совершеннолетия, он вернется с Эммой в Англию, поставит своих родных перед fait accompli[48] и представит всем Эмму как свою жену. Все пройдет без малейших трудностей. Единственная неприятность состоит в том, что им придется расстаться на короткое время. Эмме нужно поехать на родину, в Хадн, а сэру Гарри к его родным в Лечестер за необходимыми для венчания бумагами.
— Соглашайтесь, мисс Эмма! — умолял он. — И положите тем самым конец этой неопределенности.
Она подняла глаза на него, стоявшего перед ней в рыцарственно-учтивой позе. Его глаза, обычно ничего не говорящие, таили в себе какую-то теплоту, а голос звучал скромно и естественно. Может быть, ей все-таки еще попробовать полюбить его?
Эмма медленно встала:
— А вдруг я не люблю вас, сэр Гарри? — спросила она, не сводя глаз с его лица. — Вдруг я люблю другого?
Он побледнел и сжал руки в кулаки.
— Другого? — выдавил он сквозь зубы. — Я бы его… Нет, нет! — прервал он себя. — Это невозможно. Вы правдивый человек. Вы бы сказали мне об этом.
— Может быть, я и сама этого не знала!
— Мисс Эмма!
Вдруг она расхохоталась.
— Какой же вы смешной, сэр Гарри, — сказала она насмешливо, — вас можно свести с ума одним-единственным словом! Нет, я уже никого не люблю. И если вы настаиваете на вашем плане…
— Вы согласны? — радостно прервал он.
— Дайте мне час на размышление! И позвольте мне побыть одной в моей комнате! — кивнув ему, она вышла.
В своей комнате она написала на листке почтовой бумаги лишь одно слово:
Квиты!
Расстегнув платье у ворота, она вынула шиллинг и запечатала его вместе с письмом. Письмо она отослала с конным посыльным.
На имя Джейн, леди Галифакс.
* * *
Через три дня она отправилась в Лондон. Она хотела прожить там два дня в гостинице а оттуда поехать в Хадн. Через три недели она снова встретится с сэром Гарри в Лондоне. Он к тому времени подготовит все для тайного венчания и путешествия по континенту.
Она ехала в дорожной карете сэра Фезерстонхафа, запряженной почтовыми лошадьми. Посланный вперед конный слуга заказывал на каждой станции перекладных лошадей, чтобы поездка не прерывалась. Старый Смит, доверенный камердинер сэра Гарри, взял на себя все заботы об Эмме во время путешествия: он оплачивал расходы и вместе со вторым слугой заботился о том, чтобы его будущая госпожа не испытывала ни малейших неудобств.
Эмма сама торопилась теперь покончить с прошлым, Ни на одной станции она не останавливалась дольше, чем это было необходимо для смены лошадей. Она ела в карете и спала на выдвижном сидении, крытом мягкими подушками. Но ночью экипаж внезапно остановился.
Размытые весенними ливнями песчаные горы Сюрри хлынули на дорогу. На покатом участке пути свалились на землю лошади одной из проезжавших карет. Запутавшись в упряжи, они ранили кучера судорожно бьющими копытами. Путешественник остался невредим, он вытащил лишившегося сознания кучера из-под лошадей и пытался привести его в чувство. Но ему было не под силу одному поднять упавшую карету и продолжить путешествие. К тому же опять пошел дождь, А благородный господин не привык, очевидно, к трудностям.
Обо всем этом рассказал Эмме Смит, пока второй слуга вместе с кучером Эммы помогал незнакомцу поднять опрокинутую карету. Но тут выяснилось, что сломана ось, и поэтому незнакомцу придется идти пешком, если миледи не даст ему места в своей карете.
— Он хотел просить миледи об этом! Но как только услыхал, что мы из Верхнего парка, отказался от этой мысли. Он хочет остаться с раненым кучером и дождаться помощи, которую мы пришлем ему со следующей станции.
— Стало быть, он, очевидно, недруг сэра Гарри! — сказала Эмма равнодушно. — Вы знаете его, Смит?
— Это сэр Гревилл, миледи, который гостил сейчас у лорда Галифакса.
Эмма вздрогнула, выпустив из рук створку приоткрытого окна. В ней шла внутренняя борьба.
— Хорошо, Смит! — наконец вымолвила она с трудом. — Как только путь освободится, мы поедем дальше.
— Он уже свободен, миледи.
Она помедлила:
— Я думаю, сэр Гарри был бы неспособен на неучтивость даже по отношению к злейшему своему врагу. Поэтому попросите ко мне на минутку Гревилла!
Смит с поклоном удалился. И тогда она увидела человека, приближающегося к ней в свете фонаря. Она не знала о нем ничего, кроме имени, да и имя его тоже оказалось ненастоящим. Сэр Гревилл подошел к окну кареты и холодной вежливостью приподнял шляпу:
— Чем могу служить, мисс Харт?
От звука его голоса она задрожала.
— Вы знаете меня? — тихо спросила она.
Его губы — о, как часто она целовала их во сне — насмешливо дрогнули.
— Я видел мисс Харт, когда она была представлена сэром Фезерстонхафом леди Галифакс как будущая хозяйка Верхнего парка. Я слыхал о Гебе Вестине доктора Грэхема и о натурщице Ромни. Я читал письмо и видел шиллинг, который мисс Харт послала леди Галифакс.
Его слова падали на нее как удары молота. Она поднялась, возмущенная:
— И вы считаете меня теперь дурной и злой женщиной, не правда ли?
Помолчав минуту, он коротко хохотнул:
— А вам хотелось бы и меня подвести под пистолет сэра Фезерстонхафа? Позвольте мне не вмешиваться в дела, которые мне абсолютно безразличны.
Она тоже рассмеялась, горько и язвительно:
— Очень осмотрительно! И все-таки я хочу, чтобы вы справедливо судили обо мне. Мой путь приведет меня в ваш круг…
Он резко прервал ее:
— Круг сэра Фезерстонхафа — не мой круг!
На его высокомерие она ответила открытой насмешкой:
— Вы правы, сэр Гревилл, в кругу сэра Гарри принято отвечать за свои поступки. Там не прячутся за чужими именами, как, например, мистер Овертон!
Он удивленно отступил на шаг.
— Овертон? — пробормотал он смущенно. — Так я все-таки не ошибся? Вы..?
Бросив взгляд на Смита, она прервала его.
— Во всяком случае, я, думается, имею право на то, чтобы обо мне не судили поверхностно. Я взываю к вашей чести и прошу дать мне непременно возможность оправдаться перед вами. Сколько до следующей станции, Смит?
— Полчаса, миледи!
— Сэр Гревилл, я требую у вас эти полчаса. Войдите в карету! А вы, Смит, велите слуге остаться с раненым. Сами сядьте рядом с кучером, и поехали!
Сэр Гревилл молча повиновался…
Она сидела против него, и свет фонарей падал на его лицо, тогда как Эмма оставалась в тени. У нее было ощущение триумфа, потому что удалось заставить его выполнить ее волю. И вместе с тем — ненависть. К нему, к Джейн Миддлтон, к сэру Гарри, к самой себе. За то, что теперь, когда она впервые одна с этим человеком, она не может вести себя с ним по-другому. Она не испытывала страха перед Гревиллом. Ее ненависть давала ей силы. Эту женщину, которую он любил, она покажет ему в истинном свете. А потом, насмеявшись над ним, уедет.