— Старшим назначаю Анисима Соснина, — распоряжался Балашов на ходу, не останавливая роты. — Слушай, Соснин: когда рота дойдет вон до того колка, — до него оставалось не больше километра, — отходите и вы.
Вторым номером у Анисима был племянник Саша, парнишка лет шестнадцати, белобрысый и голубоглазый. Балашов ласково потрепал его по плечу:
— Держись, Саша. Все будет хорошо!
Анисим и другой пулеметный расчет уже залегли, приготовились открыть огонь. Командир взвода автоматчиков, лейтенант Свиридов, сухощавый и подвижной, как живчик, лихо козырнул Балашову:
— Прибыл в ваше распоряжение!
— Вот что, Свиридов. Мигом, пока фашисты еще не видят, беги со взводом в те кусты, спрячься в них. Когда рота вступит в бой, ударишь фрицам по флангу. Не горячись только.
— Будет выполнено!
— Беги, Свиридов. Время дорого.
Балашов догнал роту и крикнул:
— Шире шаг! Шире!
Не успели добежать до колка, группа Соснина открыла огонь.
— Быстрей, быстрей! — подгонял бойцов Балашов. — Остапенко!
Связной Остапенко, чернявый и стройный, как девушка, вырос перед командиром словно из-под земли.
— Поторопи отстающих! Видишь, растянулись!
Немцы открыли по пулеметчикам огонь из автоматов. Отдельные обессиленные пули долетели до роты. Одна угодила в пилотку отставшего партизана Кукушкина и сбила ее. Кукушкин упал. Остапенко, секунду назад подгонявший его, нагнулся и увидел на лысине пострадавшего царапину. Более серьезного повреждения ослабевшая пуля нанести не могла. Ох, этот Кукушкин! Вечная с ним морока.
— Вставай, вставай! — заорал на него Остапенко. — А то огрею прикладом вдоль лопаток!
Кукушкин осторожно приподнял голову, покрутил ею и, поняв, наконец, что ничего страшного не случилось, вскочил и пустился бежать. Висевший сзади карабин подскакивал и колотил по спине. Остапенко, несмотря на трудные обстоятельства, все же не мог сдержать улыбку.
Фашисты потеснили пулеметчиков. Но рота достигла колка и рассыпалась в цепь: заняла оборону. Соснин свою задачу выполнил и мог отходить. Но справа его поджимали гитлеровцы, и Балашов вынужден был послать на выручку отделение, которое не дало фашистам окружить пулеметчиков. Когда группа Соснина примкнула к роте, Балашов спросил:
— Целы? Ну и порядок!
Партизанский отряд между тем миновал березовый колок. До леса оставалось каких-нибудь полтора-два километра. Кое-кто из бойцов, лежа в обороне, оглядывался вслед уходящим. Конечно, оставаться тяжело. Карателей вон сколько! Но надо, чтобы спасти отряд! Остапенко крикнул:
— Ну, чего зажурились, хлопцы? Живы будем не умрем!
Гитлеровцы приближались. Шли, уперев в животы приклады автоматов: так удобнее стрелять.
Балашов распластался под березой, положив свой автомат возле ствола, и жадно докуривал цигарку.
— Командир, стрелять надо! — надоедал где-то рядом Кукушкин. Балашов будто не слышал его. Сам неотрывно следил за карателями.
— Вытчипись, не бачишь, ще рано? — оборвал Кукушкина Остапенко.
Каратели с быстрого шага перешли на бег, крича что-то. Пули пролетали над головами партизан. Балашов медленно затушил окурок:
— Пора!
Кукушкин заорал первым:
— Огонь, братцы!
Балашов поднял автомат. Оборона ожила, заговорила винтовками, автоматами и пулеметами. Немцы падали, но оставшиеся в живых лезли и лезли. Орали что есть мочи. Огонь партизан становился все ожесточеннее и плотнее.
«Сейчас бы ударить Свиридову, — беспокоился Балашов. — Вот сейчас бы самое время! Но почему он молчит?»
А немцы упорно лезли. Партизаны пустили в ход гранаты. Один за другим выходили из строя бойцы: огонь немцев был тоже сильный. Примолк Кукушкин. Захлебнулся на минуту пулемет Соснина: ранило Анисима. За гашетку взялся Саша. Пулемет затакал снова гулко и остервенело. Какая-то шальная пуля впилась в левую руку Балашова. Остапенко наскоро перевязал ее.
«Свиридов, давай, друг! Туго без тебя!» — мысленно подбадривал Балашов командира автоматчиков. И Свиридов, будто услышав его просьбу, ударил по флангу противника. Это Балашов почувствовал сразу, и не потому, что услышал рев полсотни своих автоматов, а потому, что моментально ослаб нажим врага. Передние замешкались и попятились. Бойцы Свиридова неслись ураганом, и немцы побежали. Балашов выдвинул вперед несколько пулеметов, они поливали свинцом убегающих гитлеровцев. Остапенко поспешил предупредить Свиридова, чтобы тот не увлекался, а шел на соединение с ротой, пока противник не опомнился. Нельзя терять ни секунды.
— Супрун! — позвал старшина командира третьего взвода. — Веди роту. Бегом. К лесу. Я догоню.
Балашов остался с пулеметчиками ожидать Свиридова. Остальные направились через колок к лесу, неся убитых и раненых. К Балашову подбежал Свиридов, за ним — автоматчики. Взвод провел бой без потерь.
Гитлеровцы больше не преследовали партизан: может быть, к ним не пришло подкрепление, и они побоялись приближаться к лесу? Во всяком случае рота Балашова без приключений добралась до леса, где ее поджидали связные Карева.
Отряд Карева встретился в лесу с другим отрядом, которым командовал Терентьев. Предварительно сговорившись по рации, командиры отрядов назначили здесь место встречи для того, чтобы принять с Большой земли грузы: взрывчатку и продукты.
Балашов, приказав Супруну отвести бойцов в лагерь, пошел к Кареву. Командир, невысокий, кряжистый, с хрящеватым острым носом, выслушал рапорт молча. Потом спросил:
— Руку сильно зацепило?
— Не очень, товарищ командир.
— Может, подлечишься в санчасти?
— Разрешите остаться в роте?
Карев впервые улыбнулся и сказал совсем не по-командирски:
— Ладно, разрешаю, если не очень зацепило. Задание выполнил отлично. Молодец! Иди, отдыхай да передай бойцам мое спасибо!
При разговоре присутствовал еще один человек. Балашов видел его впервые, но сразу догадался, что это Терентьев, высокий, подтянутый, с выправкой кадрового военного.
Когда старшина ушел, Карев шутливо сказал Терентьеву, имея в виду Балашова:
— Это моя гора, за которую я прячусь, когда приходится туго. Надежная гора. Сегодня она опять заслонила отряд от удара.
— Кто он?
— Балашов. Кадровую начал перед войной.
— Постой, это не тот Балашов, который учинил разгром железнодорожной станции?
— Тот самый. Слышал?
— Слышал. В штабе оперативной группы рассказывали.
Год назад рота Балашова совершила дерзкий налет на важную в стратегическом отношении железнодорожную станцию: вывела из строя водокачки, подожгла склады, взорвала стоявшие там эшелоны, искромсала пути. Это был настолько ошеломляющий и неожиданный налет, что немцы не сумели оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Об этом-то и говорили в штабе оперативной группы, которая координировала действия многих отрядов.
2
Лагерь разбили в самой глухомани. Место выбрали удобное: с подлеском из орешника и вдалеке от торных дорог, которыми пользовались оккупанты.
Отряд Карева нуждался в передышке. Надо было позаботиться о раненых. Перебросить их через линию фронта пока не представлялось возможным. Решили создать временный партизанский госпиталь В отряде полковника Терентьева тоже были раненые.
Не менее остро встал вопрос и о боеприпасах.
Таким образом, у Карева и Терентьева на ближайшее время цели совпадали, и оба отряда разбили общий лагерь.
Роте Балашова отвели место недалеко от конной дороги, давно заросшей травой. Дорога образовала в лесу нечто вроде просеки и хорошо проглядывалась в обе стороны.
Утомленные бойцы спали. Балашов немного побродил и, убедившись, что его вмешательства нигде не требуется, устроился возле сосны. Он привалился спиной к стволу, поставив между ног автомат, и попытался вздремнуть. Но сон, несмотря на усталость, не шел. Болела рука, хотя в санчасти рану промыли и перебинтовали…
Не спали неутомимый Остапенко и Саша Соснин. Парень осиротел: Анисима Соснина ранило в бедро. Саша помогал устраивать госпиталь, вертелся возле дяди, мешал, поэтому его оттуда прогнали. В роту пришел печальный. Увидел, как Остапенко, тихо посвистывая, строит шалаш, стал помогать ему. Дело двинулось быстрее: Саша заготовлял ветки, а Остапенко укрывал ими ребра шалаша. Василь ободрял парнишку:
