– Айлани? – спросило пораженное айтави. – Друг?

Огонек не ответил. Он был поглощен борьбой за выживание и, похоже, погибал. Он проник в кокон айтави и попал под обстрел защитных импульсов, отбивающих атаки непрошеных гостей. Откуда этот огонек? Почему пришел именно сейчас? Огоньку грозила гибель, свет был обречен на угасание. Он потускнел и еле мерцал.

Опечалившись, айтави подошло еще ближе. Огонек померцал в последний раз и погас. Не раздумывая о последствиях, айтави потянулось к нему, и они коснулись друг друга.

Кинан всю ночь не отходил от Лукаса. Кайли зашла в каюту на следующее утро и, увидев капельницу, застыла на месте.

– Дэниэл, что с ним?

– Плох…

– Можно мне подойти?

Час назад у Лукаса начались конвульсии, однако укол, сделанный Кинаном, на этот раз подействовал моментально. Проведя сканером по телу пилота, Дэниэл проверил показания и отступил на шаг назад, освобождая место для Кайли. Лукас не реагировал на ее появление. Кайли взяла Лукаса за руку и прижала ее к груди. Лукас не шелохнулся.

– Он умирает? – прошептала Кайли.

– Да, – ответил Кинан, сдерживая слезы.

– Как долго…

– Не знаю. Несколько часов, может быть, больше… Кайли, мы обязаны вырвать его отсюда! Давай рискнем и совершим прыжок.

– Еще не время, – словно во сне прошептала Кайли. – Корабль может выйти из зоны барьера в любую минуту. А последствия прыжка непредсказуемы. В случае ошибки погибнет не только Грег, но и все мы. Я запущу двигатели и дам команду на прыжок, когда не останется другого выхода. Не раньше.

– Сколько же осталось ждать?

– Шесть часов. Действовать я начну через три часа. Час понадобится на запуск двигателей, еще два часа нужно, чтобы набрать необходимую для прыжка скорость. Лукас сможет столько продержаться?

– Шесть часов? – Кинан бросил взгляд на биосканер. – Не уверен, – ответил он, избегая смотреть Кайли в глаза.

– Я должна пойти на мостик к Аричу. Не хочу, чтобы он вновь попытался взять командование звездолетом в свои руки. Позови меня, если что-нибудь изменится.

– Хорошо.

Кайли ушла. Кинану показалось, что он заметил в ее глазах слезы, но не старался пристально ее разглядывать. Раздался тревожный сигнал, и Кинан потянулся к заранее подготовленному шприцу… Через мгновение красная лампочка погасла, и сердце Лукаса забилось ровнее.

Они умирали. Квайла и Лукас сражались до последнего, но силы их неминуемо убывали. Разум Лукаса придал формы окружавшему их безумию, но ни Лукас, ни квайла не могли найти средств к спасению. Хотелось выть от отчаяния.

Секундой позже все кончилось. Лукас ожидал наступления тьмы, но увидел столь ослепительный свет, что даже закрыл глаза. Но сияние пробивалось и сквозь закрытые веки. Заполнив пространство, оно взвихрилось роем красок. Синий, зеленый, красный, желтый, розовый и все их возможные оттенки. Свет был прекрасен, и оттого возникшая перед Лукасом картина становилась все более ужасающей.

Он не хотел умирать. Он мечтал хотя бы о еще одном часе, лишь одном. Но смерть приходит, не спрашивая позволения. Она глуха к мольбам и обещаниям. Смерть не заключает сделок и не идет на компромиссы. Она делает свой выбор, и ни одному смертному никогда не понять ее мотивов…

Свет окружил Лукаса со всех сторон. Он огляделся вокруг в поисках убежища, но свет уже заключил его в плотное кольцо. Точно так же к нему подбиралась квайла, когда они соединились. Тогда Лукас испугался, сейчас ему тоже стало страшно. Что-то давило на его разум, стремилось ворваться в его душу. Лукас изо всех сил старался сохранить свое «я», но силы покинули его. Смерть прорвалась сквозь все заслоны. Он пытался преградить ей путь, но смерть окружила его со всех сторон. Она потянулась к квайле.

Пространство взорвалось. Поток ощущений нахлынул на Лукаса: жара и холод, сушь и влага, радость и гнев, любовь и отчаяние… В них не было ни логики, ни порядка. Словно некто, собрав всевозможные впечатления, хранившиеся в душе, перетасовал и встряхнул их, а потом каскадом обрушил на Лукаса. Порывы дикого ветра обрушились на его тело, грозя сбить с ног.

– Айлани, – прошептал ветер. – Друг…

Слова были произнесены на незнакомом языке, но Лукас их понял, более того, он даже ответил. Да и кто бы не ответил голосу, исполненному любви и радости? Лукас не помнил своих родителей, но сейчас он чувствовал себя в их объятиях – любимым, желанным, защищенным. Голос прогнал боль и безумие. То была не смерть, то была жизнь! Свет обратился к нему… Лишь теперь Лукас понял, что приветствие предназначалось не ему, а квайле, только квайле.

– Айлани, что ты здесь делаешь? – обратился свет к квайле. – Почему ты не ответила на призывы к танцу единения? Почему пришла лишь сейчас, и что это за тварь с тобой? И эта жуткая связь между вами… Айлани, тебя заставили силой?

Шок, антипатия, разочарование – отрицательные эмоции, излучаемые светом, были столь интенсивными, что Лукасу захотелось спрятаться. Испугалась и квайла. Оба они увидели раскаленные крючья, глубоко вонзившиеся в мягкую белую плоть.

– Ты видишь, единение не должно быть насильным, – изрекло айтави. – Единение подобно воде, заполняющей сосуд, оно подобно песчинкам, насыпающимся в ладонь. Единение – это гармония, оно не может причинять страданий и боли.

Квайла принялась что-то объяснять, но свет не интересовали оправдания, он требовал прямых ответов. Потянувшись к воспоминаниям квайлы, свет начал их сортировать, перебирать одно за другим и раскладывать по группам. Квайла стонала от боли и стыда, но свет не обращал на это никакого внимания. Мысли и образы двух разум мелькали с безумной скоростью, путались и накладывались друг на друга. Квайла успевала следить за чередой образов, а Лукас улавливал лишь отдельные вспышки: других спутников квайлы и другие звездолеты, миг торжества, когда квайла, действуя на пределе своих возможностей, спасла корабль и партнера от неминуемой гибели. Лукас пережил миг смертельной агонии, когда квайла внезапно осознала, что совершила убийство. Он увидел собственный образ и всех тех, в ком когда-то обитала квайла.

Но свет интересовали не земляне и не миквири, его занимала только квайла. Свет продвигался все глубже и глубже, поднимая самые ранние и тайные воспоминания квайлы.

Квайла была одинока… Она давно дожидалась смерти, но держалась только потому, что часть ее, безмерно любившая жизнь, не сдавалась. Изголодавшаяся по заботе и близости, она все еще существовала в ожидании спасения. И когда появилось живое существо, квайла влилась в него единым рывком, затратив всю оставшуюся у нее энергию. Соединение стало мучением для обоих, но всякая боль казалась наслаждением по сравнению с пыткой пребывания в одиночестве.

– Айлани, я тебя оплакиваю, – изрек свет.

И он действительно плакал. Краски слились, свет трепетал, и великая скорбь излилась на них.

– Я не виню тебя, ты была искалечена, но, айлани, все, что ты делала, наносило вред и тебе, и твоему спутнику. Узы, которые ты предлагала, оказывались не связью, а заключением в темницу. Ты меня понимаешь? То, что ты делала, – противоестественно! Вот каким должно быть единение!

Свет обнял квайлу, затопив ее образами и впечатлениями. Словно в танце, он то входил, то выходил из нее, то приближаясь, то отдаляясь… По сиянию пробегала рябь, и оно уносилось в пространство. Свет смешивал себя с квайлой, отделялся от нее и сливался вновь. Выбрав самые сокровенные воспоминания квайлы, свет с любовью засмотрелся на них: пение звездолета, уносящегося вперед на полной скорости, шелковистая кожа Кайли, радость распространения на весь корабль… Свет впитывал все эти воспоминания и взамен предлагал свои.

Лукас улавливал некоторые из них, но разобрать не мог: перед ним проносился вихрь образов, звуков и впечатлений. Тем не менее квайла их различала и требовала новых. Она тянулась к свету, но он ловко уклонялся. Квайла попыталась вонзить крючья в мерцающий занавес, но айтави с легкостью ускользнуло. Айтави проходило сквозь квайлу, касаясь ее и соединяясь с ней, но оставалось свободным.