— Послушай, может быть, все-таки завтра…

Тонкий пронзительный плач словно игла пронзил всех присутствующих от макушки до самых пяток.

— Стой здесь и ничего не трогай! — крикнул начальник тюрьмы, выбегая из кабинета. Придется все-таки разобраться, что к чему, иначе этот плач совершенно его доконает.

Целых двадцать минут он пытался выяснить хоть что-то о заключенной по имени Клер Бланшар, но никто из охранников так и не вспомнил ни этого имени, ни самой женщины. Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться и сообщить о неудаче.

В кабинете никого не было.

— Эй, лоботрясы! — крикнул начальник тюрьмы. — Где тот парень, который только что был здесь?

Вбежавший в кабинет охранник растерянно огляделся.

— Я думал, он все еще у вас.

— Ты думал, — буркнул начальник тюрьмы, чувствуя, что его голова снова начинает раскалываться от боли. — Как видишь, его нет. Ты не замети, как он вышел?

— Н-нет, — заикаясь произнес охранник. — Может быть, он все-таки решил прийти завтра?

— Пошел вон! — Начальник тюрьмы устало закрыл глаза. Когда охранник вышел, он внимательно осмотрел свой стол. Слава Богу, все было в порядке.

Наверное, маленький оборвыш просто устал ждать и пошел домой. Он только зря потратил на него время, а теперь ему пора браться за работу, подумал начальник тюрьмы, принимаясь разбирать бумаги.

Арман лежал на кровати и в воображении представлял себя на борту «Анжелики». Он провел в Ла-Форс, где ему было отказано в прогулках, книгах и всем, о чем он просил, двадцать восемь дней. Никола обещал, что время для него будет тянуться бесконечно, и сдержал слово. Пленник позволял себе мечтать всего три раза в день — по часу утром, днем и вечером. Два часа он занимался зарядкой, а все остальное время думал о Жаклин, которая стала его наваждением. Тогда он уже не был заключенным, поскольку стоял на капитанском мостике и вдыхал соленый морской воздух. Корабль медленно покачивался на изумрудных волнах. Арман наклонился вперед, чтобы кожей ощутить близость океана. Потом он обернулся и увидел Жаклин — она стояла рядом, одетая в знакомое серое платье со стразами; ветер обдувал ее лицо и чуть шевелил волосы. Она подошла к нему совсем близко. Ее губы приоткрылись и она прошептала:

— Ах вот ты где, грязный сукин сын! Черт бы тебя побрал, подлый предатель!

Глаза Армана широко раскрылись.

Перед ним стояла женщина, лицо которой скрывала огромная бесформенная шляпа. На ней был надет засаленный коричневый плащ, подвязанный веревкой под огромного размера животом. Сначала Арман подумал, что она просто толстая, но потом, присмотревшись, понял, что женщина вот-вот должна родить. Грязные пучки рыжих волос выбивались из-под ее шляпы, украшенной трехцветной революционной кокардой. Арман никогда раньше не видел этой женщины и не мог представить, как ее впустили в камеру.

— Так вот где ты прячешь свою задницу! — продолжала вопить незнакомка. — Отлеживаешься тут, как король, на всем готовом, а я должна рвать пупок, чтобы добыть себе хоть крошку хлеба. Считаешь, спрятался от меня и можешь не думать обо мне и том ублюдке, которого ты мне сделал? Черта с два. Я знаю, что ты припрятал денежки, и заставлю тебя отдать их мне. Да что ты за мужик, раз бросил женщину в таком положении? Хотел улизнуть от меня, скотина…

Арман слушал, и ему казалось, что он сходит с ума. За этой одеждой, рыжими волосами, площадной бранью и огромным животом он увидел Жаклин.

Конечно же, это совершенно невозможно. Арман понял, что страдает временной потерей рассудка, о чем предупреждал его Никола. Постоянные воспоминания о ней не прошли даром. Он в ужасе уставился на женщину, боясь признаться себе в своем безумии, но что-то в ней продолжало настораживать его. Никакой грим не мог изменить эту нежную линию подбородка, этот тонкий прямой нос и сверкание бездонных серых глаз. Неужели действительно она ходит взад-вперед перед ним, переваливаясь как утка, и осыпает его ругательствами?

Когда она обернулась и посмотрела на него, он не мог не узнать этот взгляд и вздрогнул. Сердце как бешеное забилось в его груди. Жаклин была здесь, в камере, она осуществляла какой-то дикий, понятный ей одной план. Арман почувствовал такой ужас и такую злость, что не мог вымолвить ни слова. Господи, неужели она думает вывести его отсюда, спрятав под своей юбкой?

— Похоже, девчонка у тебя с характером, — заметил стражник, с интересом наблюдая за представлением. — Будь она моей, я бы выбил из нее дурь, но раз ты здесь, а она нет, то последнее слово останется за ней. — Охранник расхохотался.

Арману захотелось вскочить и затолкать этот смех обратно ему в глотку. Нужно немедленно удалить Жаклин из камеры. Очевидно, она ждет, что он подыграет ей, но он ни за что не станет этого делать, так как не может подвергать ее жизнь опасности.

— Гражданин Пинар, — спокойно произнес Арман, обращаясь к охраннику, — пожалуйста, выведите эту женщину.

Жаклин замолчала и внимательно посмотрела на Армана. Что он делает? Неужели не узнал ее?

— Ага, да ты такой трус, что даже боишься признаться в том, что сделал со мной! — заорала она и повернулась к охраннику: — До встречи с ним я была порядочной девушкой, а теперь, когда мне предстоит родить от него нового гражданина, он отказывается помочь. Я знаю, он припрятал денежки, — злорадно повторила она. — Там, куда он отправится, деньги не нужны, и все-таки он не хочет отдать их мне. Скажите на милость, что же это за человек такой? — Жаклин разразилась визгливым плачем.

Однако все это не произвело на Армана никакого впечатления.

— Гражданин Пинар, я настаиваю, чтобы сумасшедшую убрали отсюда, — твердо повторил он.

— Еще бы ты не настаивал, — фыркнул охранник. — Небось не хочешь нести ответственность за то, что натворил? Думаешь, я помогу тебе, бесхребетный трус? Сам разбирайся со своей подружкой. — Он с треском захлопнул дверь камеры.

Арман повернулся и с досадой посмотрел на Жаклин.

— Зачем ты сюда пришла? — тихо спросил он, однако она только смотрела на него и улыбалась сквозь слезы. Потом он увидел, как задрожали ее губы, и понял, что она до смерти напугана. Весь его гнев мгновенно улетучился, и он, бросившись к ней, заключил ее в объятия.

Жаклин прижалась к его груди и тихо заплакала. Арман обхватил ее лицо ладонями и принялся целовать его, словно пытаясь удостовериться, что это действительно она, Жаклин, а она страстно отвечала на его поцелуи.

Жаклин первая оторвалась от него.

— Тебе следует делать только то, что скажу я, — прошептала она, взглянув на дверь и расстегнув пуговицы на своем и чаще, достала из-под него огромный сверток. — Во-первых, мы должны продолжать перепалку. — И, набрав полную грудь воздуха, Жаклин закричала: — Да как ты мог отказываться от меня, грязная свинья! Как ты мог заявить, что не знаешь, кто я такая?

Арман изумленно смотрел, как Жаклин доставала из свертка пистолет, нож и форму тюремного служащего.

— Займешься охранником, — прошептала она и, опустившись на пол, всхлипнула: — Господи! Началось!

Арман недоуменно смотрел, как она корчится на полу.

— Зови охранника, — прошипела Жаклин и снова принялась вопить: — О, что же это такое! Как мне больно!

Арман быстро спрятал пистолет за пояс и убрал нож в отворот сапога, после чего подошел к двери и начал колотить в нее кулаком.

— Гражданин Пинар, скорее сюда!

— Ну, чего тебе? — Охранник заглянул в окошко.

— Кажется, эта бестолочь собралась рожать, — спокойно сообщил ему Арман.

В подтверждение его слов Жаклин издала пронзительный крик.

— Эй, ты не можешь рожать здесь, — пробормотал охранник, отыскивая на связке нужный ключ. — Иди-ка лучше домой.

— О-о-ох! — стонала Жаклин, извиваясь на полу. Дверь камеры распахнулась, и Пинар вошел внутрь.

— Послушай, гражданка, никому не позволено рожать в камере. — Он подошел ближе и наклонился над Жаклин. — Слышишь, что я тебе говорю…

Жаклин снова закричала, и в этот момент Арман ударил охранника рукояткой пистолета по голове. Тот рухнул на пол, Не издав ни единого звука.