Обеспокоенная состоянием мужа, которого мучали боли в пояснице, Джекки спросила доктора Джанет Трэвилл, не может ли она сделать ему какой-нибудь укол, так чтобы спина у Джека в тот вечер не болела. Врач заверила, что может сделать укол, но тогда президент ничего не будет чувствовать в нижней части своего тела. Кеннеди отказался. «Мы не можем себе такого позволить, не так ли, Жаклин?» — сказал он.
В тот вечер президент веселился вовсю и не разрешал шкиперу причаливать к берегу.
Но Джекки чувствовала себя ужасно и не только потому, что ее муж занимался любовью с другой женщиной. Она потратила несколько дней на то, чтобы разыскать в какой-нибудь из галерей изысканный подарок, и, наконец, нашла, к своей радости, очень красивую редкую антикварную гравюру, которая стоила 1000 долларов. Джекки велела положить ее в коробку.
Когда президент стал открывать коробки с подарками, вокруг него столпилось много народа. Гости вспоминают, что он вел себя, как ребенок, срывая ленты и обертки, желая поскорее увидеть, что же там лежит. Больше всего ему, кажется, понравился альбом, который подарила Этель Кеннеди.
Затем Джекки вручила ему свое произведение искусства. К этому времени гости уже прилично выпили и чувствовали себя весьма непринужденно. Клем Нортон пошатнулся и нечаянно наступил на эту редкую гравюру, безнадежно повредив ее. На мгновение наступила тишина: все с замирание сердец ждали, как отреагирует на случившееся Джекки. Она вся напряглась, увидев поврежденный подарок, но не произнесла ни слова.
«На ее лице появилась как бы вуаль, то самое выражение отстраненности, которым она защищалась в трудные минуты, — вспоминает Бен Брэдли, — а когда все начали утешать ее, она сказала, что, мол, ничего страшного не произошло и гравюру можно восстановить».
«Ужасно, Джекки, не так ли?» — сказал президент, откладывая гравюру в сторону и направляясь к следующему подарку. Жаклин, не выразив никаких эмоций по поводу этого инцидента, весь вечер игнорировала Клема Нортона и отказывалась говорить с ним.
Когда начались танцы, Юнис Шрайвер подошла к Джорджу Смазерсу и на виду у его жены стала отчаянно флиртовать с ним. «О, Джордж, — говорила она, обнимая его, — разве ты не жалеешь, что не женился на мне? Ты мог бы стать президентом. Папа позаботился бы о тебе. Ты совершил большую ошибку, не так ли, Джордж?»
Сенатор из Флориды улыбнулся и галантно пригласил сестру президента на танец. Извинившись перед женой, он постарался увести Юнис подальше, так чтобы его супруга не могла слышать ее слов. Но самой Юнис было на это наплевать: «Ну, Джордж, признайся, почему ты не женился на мне? Могу сказать лишь одно — ты упустил свое счастье».
«Я говорил ей, что у меня уже есть красивая, милая жена, но Юнис не унималась», — вспоминал он позже.
Розмари Смазерс уже привыкла к тому, что женщины набрасываются на ее красивого мужа, не обращая на нее никакого внимания. Ей приходилось мириться с тем, что сестры Джона Кеннеди тоже так и льнут к симпатичному другу их брата. Даже Ли Радзивилл преследовала Смазерса, хотя и она, и он уже состояли в браке.
Кеннеди поощрял Ли и пытался устроить ей встречу со своим другом.
«Джеку было плевать на то, кем является женщина — твоей женой, матерью или сестрой, — говорил Смазерс. — Если он ее хотел, то непременно добивался желаемого. Не сомневаюсь, что он ухаживал за Ли, но вряд ли у них было что-нибудь серьезное. Впрочем, я не удивлюсь, если и было что-то. Джек был помешан на сексе больше, чем кто-либо другой из тех кого я знал, несмотря на то, что любовник он был никудышный. Он брал не качеством, а количеством. Не знаю, как женщины могли переносить все это».
Джордж Смазерс и Джек Кеннеди вместе приударяли за женщинами, когда были конгрессменами, а потом сенаторами. Они оба отличались красотой, были похожи на артистов и привлекали к себе толпы юных поклонниц. Они много времени проводили вместе — путешествовали, отдыхали во время отпуска и играли в гольф. Когда сенатор от штата Массачусетс подумывал о том, чтобы жениться на Жаклин Ли Бувье, он обратился за советом к своему доброму другу.
«Джек пришел ко мне и спросил: «Как ты думаешь, мне стоит жениться на ней?» — вспоминает Смазерс. — Я был настолько глуп, что сказал: «Нет, мне кажется, ты не должен этого делать». Я говорил ему, что он совершает большую ошибку. А потом старина Джек забрался к Джекки в постель, чтобы доказать ей свою любовь, и, как идиот, признался, что собирается на ней жениться, несмотря на то, что его лучший друг против этого. Она, разумеется, выудила у него все, что я о ней говорил, и потом ненавидела меня всю жизнь. Она не простила мне обиды, даже когда переселилась в Белый дом. Каждый раз, когда я танцевал с ней, она говорила мне: «Я знаю, вы не хотели, чтобы я выходила за Джека. Вы считали, что я недостаточно хороша для него». На что я отвечал: «О, полно, Джекки, кто сказал вам такую глупость?» Тогда она окидывала меня своим характерным взглядом, и я понимал, откуда у нее эти сведения. Позднее Джек признался, что проговорился. Идиот. С тех пор мы уже не могли поддерживать с ней хороших отношений. Я уважал ее, но она постоянно злилась на меня, и что тут говорить, ее можно понять».
Джордж Смазерс путешествовал с Кеннеди в 1956 году по югу Франции, когда у Джекки случился выкидыш. Именно Смазерс уговорил Кеннеди немедленно вернуться к жене и сопровождал его в Штаты, но Джекки знала, что они оба предпочли бы остаться, и винила себя в том, что им пришлось прервать отдых.
«Она часто вспоминала то время, когда мы валяли дурака во Франции, а у нее случился выкидыш, — признается Смазерс. — Даже когда они переселились в Белый дом, она не забыла то время. Мы ходили на вечеринки, во время которых президент первый танцевал с Джекки, а потом ее приглашали его друзья.
Когда я танцевал с ней, она всегда начинала шептать своим драматическим шепотом: «Держу пари, что вы с Джеком хотели бы сейчас оказаться в Вендоме на юге Франции». Она постоянно подкалывала меня подобным образом. И все-таки я уважал Джекки, так как она вдоволь натерпелась от своего мужа. Не всякая женщина вынесет такое. Джекки не откажешь в уме, а ведь нужно было быть законченной дурой, чтобы не понимать, чем занимается Джек. Он вовсе не скрывал, что имеет других женщин. Конечно, он не знакомил с ними жену, но она все знала. Он вел себя так ужасно, что порой мне хотелось ударить его. Однажды я застал его в одной из комнат Белого дома и спросил, как он собирается выпутываться из сложившейся ситуации. Он был уверен, что Джекки ни о чем не догадывается, но она наверняка все знала. Клянусь Богом, она была в курсе событий. Мне всегда приходилось как бы обороняться, так как она постоянно подкалывала меня. Она знала о моих поездках с Джеком, и мне приходилось все отрицать, чтобы не подвести своего друга».
В те дни, когда они были сенаторами, Джорджу Смазерсу приходилось часто покрывать своего приятеля. Если Кеннеди приходил поздно домой, Джордж говорил Джекки, что они работали в Капитолии, в то время как он был у себя дома. Еще холостяком Кеннеди проделывал то же самое со своей сестрой Юнис, живя с ней в одном доме в Джорджтауне. Однажды он сказал ей, что идет на футбольный матч со Смазерсом, не подозревая, что его друг во время уик-энда находится в городе. Пока Кеннеди проводил время с какой-то женщиной, Юнис повстречала Смазерса и его жену на одной вечеринке и спросила у него, почему он не на футбольном матче вместе с Джеком.
«Я был не против прикрыть его, если он просил меня об этом, но тут ведь он ничего мне не сказал, и это разозлило меня, — говорит Смазерс. — Я никогда не нравился Джекки, потому что она считала, будто я оказываю плохое влияние на ее мужа. Он сказал ей, что я вращаюсь в определенных кругах, где мне, возможно, не следовало бы вращаться в то время. Он всегда использовал меня в качестве прикрытия, и я знал об этом. Но он нравился мне, так что приходилось делать для него все, что он хотел. Не мог же я сказать, что он врет. Бог — свидетель, что это он плохо влиял на меня, а не я на него. Когда мы оба были сенаторами, у нас имелся небольшой домик у реки, куда мы иногда приводили девочек. Помню, однажды я пришел туда с одной милашкой, а там уже находился Джек с какой-то девицей. Он ушел в другую комнату, чтобы позвонить, и через несколько минут позвонил Эвелин Линкольн и сказал, что мне необходимо срочно явиться в Капитолий. Я уже находился на пути к Вашингтону, когда меня озарило: ведь сенат распущен на каникулы. Тогда я понял, что старина Джек подшутил надо мной. Тогда я вернулся в этот домик. И что вы думаете я там обнаружил? Этот негодяй развлекался там с двумя девушками. Ему нравились такие вещи».
