В свои семьдесят лет Дуайт Дэвид Эйзенхауэр являлся самым старым президентом в истории США. 20 января 1960 года ему на смену пришел самый молодой из когда-либо избранных президентов. Джон Фитцджеральд Кеннеди оказался также первым католиком, который когда-либо становился хозяином Белого дома, и первым президентом, родившимся в двадцатом столетии. Все это символично в глазах Джекки, которая чувствовала, что является свидетельницей не просто смены администраций, когда слушала самую короткую в истории инаугурационную речь.

«Мне уже приходилось слышать ее отрывки, когда муж работал над этой речью во Флориде, — говорила она. — Пол нашей спальной комнаты был завален черновиками. Но в тот день, услышав речь всю целиком, я поняла, как она красива, чиста и возвышенна. Это была великая речь. Я уверена, что она войдет в историю как одна из самых впечатляющих речей, которые когда-либо произносились включая надгробные речи Перикла».

В отличие от других президентов Кеннеди не стал целовать свою жену после церемонии принесения присяги. Вместо этого он величаво сошел с трибуны, как бы забыв о существовании Жаклин. Когда они впервые встретились в Капитолии, уже как президент и первая леди, она изо всех сил старалась выразить свое нежное отношение к мужу, но это у нее плохо получалось.

«Я так гордилась Джеком, — говорила она. — Я так много хотела ему сказать. Но я не могла даже обнять его в присутствии всех этих людей, а только прикоснулась к его щеке и сказала, что он держался великолепно. Он очень нежно и трогательно улыбнулся мне. Он выглядел таким счастливым!»

В то время как президент и первая леди находились в Капитолии на завтраке в их честь, родственники правящей четы направились в роскошный бар в отеле «Мэйфлауэр», где в качестве хозяина выступал отец президента. Кеннеди, Бувье, Ли и Очинклоссы, многие из которых раньше никогда не видели друг друга, имели теперь возможность познакомиться.

«Сразу после того как подали первое блюдо, все присутствующие разделились на две группы, — вспоминает Джон Дэвис Бувье. — Роза, Джо и остальные Кеннеди сидели за пятью-шестью столами, стоявшими в ряд.

Нейтральной территорией оказался буфет, куда время от времени представители обеих семей совершали кратковременные вылазки. Обменявшись там парой фраз по поводу лобстера или утки под апельсиновым соусом и получив свой заказ, каждый затем возвращался в расположение своего лагеря».

В тот день температура не поднималась выше нуля и оркестры, солдаты и участники театрализованных шествий мерзли, проходя по Пенсильвания-авеню мимо президента и первой леди. Новый главнокомандующий решил отдавать честь каждому проходящему подразделению, однако его жена через час сказала, что замерзла и испытывает недомогание. Она позвала своего хорошего друга, Годфри Макхью, которого недавно назначили советником военно-воздушных сил, и попросила сопровождать ее в Белый дом.

Встав, Джекки пожала руки вице-президенту и его жене, похлопала мужа по плечу и ушла, а президент продолжал приветствовать закоченевших на холоде участников парада.

Как только она прошла через мраморное фойе Белого дома, ее встретил главный дворецкий и проводил наверх в Королевскую спальню, которая находилась напротив комнаты Линкольна, где должен был спать ее муж.

Прием в честь родственников президента и миссис Кеннеди был первым официальным мероприятием, состоявшимся в Белом доме в тот день. Он должен был начаться сразу же по окончании парада, но на самом деле начался гораздо раньше, потому что Кеннеди, Ли, Бувье и Очинклоссы промерзли до костей и покинули трибуну, чтобы погреться в Белом доме.

Там их ждал великолепный стол, на котором расставили роскошные серебряные чайные сервизы и блюда с русской икрой. Роза Кеннеди и Джейнет Очинклосс выступали в роли хозяек. Вскоре гости стали исследовать административный особняк, коротая время до прибытия президента и первой леди. Они заглядывали в Восточную комнату, рассматривали позолоченные колонны и огромные канделябры, ощупывали стены и осматривали французскую мебель восемнадцатого века.

Когда один из гостей начал подниматься вверх по лестнице, чтобы осмотреть официальные помещения, агент тайной полиции сказал ему, что туда нельзя, так как там отдыхает миссис Кеннеди.

«Но я ее кузен».

«Меня это не интересует — она велела не беспокоить ее».

Обеспокоенная тем, что ее дочь не желает спускаться вниз и приветствовать гостей, Джейнет Очинклосс решила, что Джекки должна как первая леди, по крайней мере, появиться на вечеринке. Она поднялась наверх, чтобы поговорить с Жаклин, но через несколько минут вернулась. Весь вид ее выражал огорчение.

«Джекки находится в Королевской спальной и пытается расслабиться, — начала извиняться Джейнет. — Она приняла лекарство. Не знаю, спустится ли она вниз».

Через час, когда парад закончился, новый президент вошел в административный особняк, где его тепло встречали сестры, кузины, тети. Все они обнимали его и сердечно поздравляли. Он поздоровался со всеми родственниками, а затем спросил, где Джекки. Кто-то сказал, что она отдыхает наверху. Предварительно выпив, Кеннеди заявил, что поднимется наверх и приготовится к инаугурационному балу. Некоторые члены семьи Бувье стали жаловаться на то, что Джекки могла бы спуститься хоть на несколько минут, чтобы поздороваться с родственниками, ведь некоторые из них живут в Италии и Перу, и им пришлось проделать тысячи миль, чтобы попасть сюда.

«Позднее за обедом, — вспоминает Джон Дэвис, — Бувье пришли к выводу, что для Джекки, которая всегда робела в присутствии родных, легче было обратиться к нации по телевизору, чем встретиться с членами семьи в этот знаменательный день.

Для Америки она стала новой первой леди. Для Бувье, Ли, Очинклоссов и Кеннеди она по-прежнему оставалась просто Джекки. Чтобы выполнить эти две роли, нужно было обладать весьма пластичной психикой».

Во время парада Джекки послала одного из служащих Белого дома за доктором Джейнет Трэвел, которая находилась на трибуне рядом с президентом.

«Когда мне нужно было идти на обед, я просто не могла встать с кровати, — вспоминает Джекки. — Силы оставили меня, я впала в состояние паники. Что мне оставалось делать? Тогда-то я и позвала доктора Трэвел».

Врач, лечившая Кеннеди уколами во время болезни Эддисона, поспешила к первой леди и дала ей таблетку декседрина, которая должна была взбодрить ее. Впоследствии Жаклин уже не могла обходиться без этих таблеток.

Тем временем Кеннеди спешно приводил себя в порядок, собираясь посетить обед, организованный Уиллерами в честь группы друзей, которые во время предвыборной кампании наняли самолет и летали по всем штатам, обеспечивая Кеннеди голоса избирателей. В числе приглашенных были члены правительства, а также люди из группы поддержки — Этель и Бобби, Джоан и Тед, Юнис и Сардж, Джин и Стив Смит, Пэт и Питер Лоуфорды, Шлезингер-младший, Джеф Чэндлер, Энджи Дикинсон, Пол Фрей, Джеймс Мичинер, Байрон Уайт и Стэн Мюзиал.

«Джекки тоже была приглашена, — вспоминает один из гостей, — но мы знали, что она не придет. Никто, однако, не испытывал по этому поводу ни разочарования, ни удивления. Фактически, мне кажется, Джек чувствовал себя без нее гораздо лучше, так как мог полностью расслабиться и не беспокоиться о жене. В конце концов, обед давался в честь людей, которые помогали ему, а не ей».

«Люди, помогавшие Джону во время политической кампании, вряд ли вызвали бы интерес у Джекки, — говорит одна из ее подруг. — К тому же она знала, что хозяйка и все другие женщины, если на то пошло, будут флиртовать с ее мужем, а это весьма ее раздражало. Ей и так частенько приходилось мириться с этим, так что она не желала лишний раз видеть, как женщины вьются возле ее мужа, в то время как на нее никто не обращает внимания. У нее имелись основания не ходить на этот обед».

Только в десятом часу президент вернулся в Белый дом, чтобы захватить свою жену. Вице-президент и миссис Джонсон уже около двадцати минут поджидали его в Красной комнате. Когда Джекки услышала шаги мужа, она стала спускаться вниз в своем белом платье, взятых напрокат бриллиантах и достигающей пола накидке из белого шелка. Слуга ввел ее в комнату Кеннеди, который посмотрел на жену, погасил сигару и сказал: «Дорогая, такой красивой я тебя никогда не видел. У тебя замечательное платье».