Я выскочила из темноты: «А как вы смеете баллотироваться в президенты, притворяясь добрым христианином?» Я сказала ему, что и сама католичка и не позволю, чтобы в Белом доме находился распутник. Я протянула ему книгу под названием «Сын ирландского католичества», а он записал номер нашего автомобиля.

На следующий день я позвонила Джо Кеннеди, — продолжает миссис Кейтер. — Он был вполне светским, воспитанным, даже елейным человеком. Он сказал мне, что уезжает в Европу и считает сказанное мною пустяками».

Через несколько дней Кейтеры поехали на своем автомобиле на N-стрит, где жил Кеннеди, и стали ожидать.

«Сенатор вышел из дома, подошел к автомобилю, посмотрел на номер и опять вошел в дом, — вспоминает миссис Кейтер. — Затем он опять вышел в сопровождении какого-то человека и обратился к моему мужу: «Я знаю все о вас и о том, где вы работаете. У вас хорошая репутация, так зачем же вам ее портить? Если вы будете приставать ко мне и моему отцу, я позабочусь, чтобы вы никогда не нашли себе работу в Вашингтоне».

Я выскочила из автомобиля и закричала на него: «У меня есть магнитофонные записи, доказывающие, что вы занимаетесь прелюбодейством. Вы не имеете права быть президентом этой страны!» Мне показалось, что на его лице отразился страх. Он повернулся и ушел».

После того как ДФК отошел от машины, миссис Кейтер сказала своему мужу: «Этому человеку никогда не стать президентом. Он мог бы дать тебе в нос, но он не имеет права угрожать тебе».

Прежде чем миссис Кейтер успела начать свою кампанию по дискредитации Кеннеди, ей позвонил адвокат посла, Джеймс Макинерни, раньше служивший в ФБР. По словам миссис Кейтер, ныне покойный адвокат попросил передать ему записи и фотографию и забыть все это дело, добавив, что если она сделает все это достоянием общественности, то политическая карьера сенатора прервется, а ее муж останется без работы.

«Все католики в стране станут ненавидеть вас, — сказал он, — и ваш муж уже не пригодится своей компании».

Обсудив это дело между собой, миссис и мистер Кейтер сказали адвокату, что всегда хотели иметь какую-нибудь картину Модильяни, и что если они получат ее, то забудут этот инцидент. Макинерни не предоставил им картину, но навестил их несколько раз.

«Он приходил к нам раз девять, а потом я звонила Джо Кеннеди насчет дела сенатора и сказала ему, что я думаю по этому поводу. Он сказал мне, чтобы я не горячилась и что он хотел бы встретиться со мной после моего возвращения из Калифорнии, куда мы собирались отправиться с мужем. Он спросил, когда мы намерены вернуться в Вашингтон, и я сказала ему. Кеннеди готов был встретиться со мной в любом месте, и я пригласила его к нам домой. Затем он спросил, не хотела бы я побывать в съемочных павильонах Голливуда, и я ответила отрицательно. Он сказал, что слышал, будто я человек с характером, и с нетерпением ждет встречи со мной. Похоже, он считал меня глупой ханжой.

Потом я позвонила кардиналу Кушингу из Бостона и попросила его принять меня. Он назначил мне встречу, и я все ему рассказала о моральной неустойчивости сенатора Кеннеди, который не достоин быть президентом. Я сказала кардиналу, что, если Кеннеди будет баллотироваться в президенты, я опубликую в газете материалы о его безнравственном поведении. Кардинал сказал, что он поражен моим рассказом, но лично ничего не может сделать».

Миссис Кейтер после этого стала рассылать копии фотографии разным журналистам и политикам, но никто не обращал на это никакого внимания и, наконец, она появилась на одном из выступлений Кеннеди, держа в руках увеличенную фотографию и вопрошая громким голосом: «Почему вы прячете свое лицо, сенатор?»

Фотограф газеты «Вашингтон стар» снял Флоренс Кейтер в тот момент, когда она указывала плакатом с фотографией в сторону Кеннеди, улыбавшегося ей. На следующий день фото появилось в газете. Как только Роберт Кеннеди увидел сигнальный экземпляр, он тотчас же позвонил Биллу Хиллу, главному редактору газеты и сказал, что, если эта фотография не будет изъята из номера, он подаст на них в суд.

Сотрудники «Стар» немедленно начали расследование и отправились в Джорджтаун к тому дому, возле которого был сфотографирован Джон. В то же время помощники Кеннеди распространили слухи, что миссис Кейтер является религиозной фанатичкой, преследующей сенатора по всей стране. Они утверждали, что она лечилась в психиатрической больнице.

В конечном счете «Вашингтон стар» решила не печатать статью о Кеннеди с его фотографией, так как это было бы вторжением в личную жизнь сенатора. Репортеры считали миссис Кейтер экстравагантной особой, но не сомневались в правдивости ее истории.

Убедившись в том, что газета не станет печатать ее материал, она вышла на улицу и стала пикетировать редакцию «Стар», а позднее и Белый дом. В руках она держала плакат с увеличенной фотографией Кеннеди и следующей надписью:

«Это фотография сенатора Кеннеди от штата Массачусетс. Он покидает дом своей подружки в час ночи. Посмотрите на руку сенатора, которой он закрывает лицо. Эта рука может лечь на библию в январе следующего года, если его выберут президентом. Готова ли страна к тому, чтобы первым лицом в ней стал сенатор Кеннеди? Разве таким должен быть президент Соединенных Штатов? Из-за этой фотографии сенатор Кеннеди грозил лишить моего мужа работы. Когда ему это не удалось, его адвокат, Джеймс Макинерни, пять месяцев запугивал нас.

14 мая во время митинга в Мэрилэндском университете я подошла к сенатору Кеннеди с этим плакатом и спросила его, что он думает о нем. Полицейские вывели меня из зала. После митинга помощник Кеннеди утверждал, что на фотографии изображен не сенатор, а другой человек, и утверждал, что это дело рук религиозных фанатиков из Аризоны. Но эта фотография была сделана в Джорджтауне, Вашингтон, округ Колумбия. Меня зовут Мэри Кейтер, и я являюсь католичкой ирландского происхождения. Мой адрес 2733 Данбартон-авеню, Вашингтон, 20007. Я готова отдать картину Ренуара из своей коллекции тому, кто сумеет доказать, что данная фотография является подделкой».

Никто не откликнулся на вызов миссис Кейтер и не пожелал приобрести ее картину.

«Никто не смог уличить меня во лжи. Я говорила правду, но никто не слушал меня. Пресса хотела, чтобы Кеннеди стал президентом, вот и все.

После того, как его избрали президентом, он позвонил мне и сказал, что моя проблема имеет сексуальный характер. Я будто бы сексуально не удовлетворена. Потом он еще звонил несколько раз только для того, чтобы досадить мне. Однажды он позвонил мне и сказал, что собирается в поездку по стране и не знает, какой галстук ему надеть.

«Вы очень умная женщина, миссис Кейтер, так посоветуйте, надеть мне полосатый или одноцветный галстук».

Он, должно быть, развлекался подобным образом. Не знаю. Я так его толком и не поняла».

Жаклин Кеннеди непросто было жить с таким человеком. Но уже в первые дни брака она научилась не обращать внимания на обиды и видеть в нем лишь мужчину, чьи желания она должна удовлетворять. Таковы были все мужчины, которых она по настоящему любила. Ее отец, дед и свекор — все имели слабость к женщинам. Но, позволяя себе флирт, они в то же время оставались отменными семьянинами.

Истории о том, что Джекки собирается подать на развод, не имели под собой никаких оснований, ибо эта женщина понимала, что романы ее мужа с другими женщинами не угрожают их браку. Однако нельзя сказать, что ее не ранили его измены. И все же, по ее мнению, это не имело никакого отношения к их семейной жизни. Все это казалось ей частью политики, а политика для Джекки была властью, которая подразумевала беспорядочные половые связи. Это — нечто вроде игры.

«Я отделяю политику от своей личной жизни, — говорила она, — может быть, поэтому я так ценю свой домашний очаг».

Будучи прагматичной женщиной, она также понимала, что если разведется, то ее жизнь потеряет перспективу, несмотря на щедрые алименты, которые она будет получать. Став в юном возрасте свидетельницей развода своих родителей, она не хотела, чтобы ее ребенок пережил подобную травму.