C. Holsten (тюбингенская школа): Zum Evangelium des Paulus und des Petrus. Rostock, 1868.
R. A. Lipsius: Die Quellen der röm. Petrussage. Kiel, 1872. Его же Chronologie der röm. Bischöfe. Kiel, 1869. Липсиус тщательно исследует еретические корни римской легенды о Петре и считает, что она вымышлена от начала до конца. Обобщение его взглядов можно найти в работе следующего автора.
Samuel M. Jackson: Lipsius on the Roman Peter–Legend, «Presbytérien Quarterly and Princeton Review» (Ν. York, 1876, pp. 265 sqq).
G. Volkmar: Die römische Papstmythe. Zürich, 1873.
A. Hilgenfeld: Petrus in Rom und Johannes in Kleinasien, «Zeitschrift für wissenschaftliche Theol.», 1872. Его же Einleitung in das N. T., 1875, pp. 618 sqq.
W. Krafft: Petrus in Rom. Bonn, 1877 («Theol. Arbeiten des rhein. wissenschaftl. Predigervereins», III. 185–193).
Joh. Friedrich (старокатолик): Zur ältesten Gesch. des Primates in der Kirche. Bonn, 1879.
William M. Taylor: Peter the Apostle. N. York, 1879.
Abbé Constant Fouard: Saint Peter and the First Years of Christianity. Перевод со второго французского издания с разрешения автора осуществил Джордж Гриффит. Предисловие кардинала Гиббонса. New York, London, 1892 (pp. xxvi, 422). Самая убедительная попытка отстоять традиционную римскую теорию о том, что в течение 25 лет, с 42 по 67 г., Петр занимал папский престол в Риме.
Иерусалимское общение христиан стало колыбелью еврейского христианства, а значит, и всего христианского мира. Оно росло как внутренне, так и внешне под личным руководством апостолов, главным образом Петра, которому Господь с самого начала доверил особую роль в деле созидания Своей видимой церкви на земле. Апостолам помогали несколько пресвитеров, а также семеро диаконов — людей, поставленных заботиться о бедных и больных. Однако Дух действовал во всем собрании, не ограничиваясь никакими духовными званиями. Росту способствовали проповедь Евангелия, чудеса, совершаемые во имя Иисуса, и притягательность святой жизни, исполненной веры и любви. Число христиан, или, как они в то время называли себя, учеников, верующих, братьев, святых, вскоре достигло пяти тысяч. Эти люди постоянно учились у апостолов и пребывали в общении с ними, ежедневно поклоняясь Богу и повторяя Святую Вечерю на своих «вечерях любви» (агапе). Они чувствовали себя единой Божьей семьей, членами единого тела, имеющего одного Главу, Иисуса Христа; и это братское единство проявлялось даже в том, что они добровольно делились друг с другом своим имуществом — как бы в предвкушении идеального общества, ожидающего их в конце истории, — но не вменяли этого обычая в обязанность другим собраниям. Они придерживались распорядка храмового богослужения и соблюдали иудейские обряды в той мере, в какой эти установления сочетались с их новой жизнью, и до тех пор, пока у них оставалась надежда на обращение всего израильского народа. Подражая своему Учителю, они ежедневно ходили проповедовать в храм, но свои молитвенные собрания проводили в частных домах.[285]
Речи Петра перед народом и синедрионом[286] отличаются естественной простотой и понятностью. Они исполнены не только страсти и силы, но и мудрости и убежденности и всегда бьют точно в цель. Трудно представить речь более действенную и полезную. Проповедь Петра была свидетельством очевидца, который еще несколько недель назад был робок и не уверен в себе, а теперь исполнился отваги и мужества и готов в любой момент пострадать и умереть за свое дело. Это была расширенная версия его собственного исповедания, что Иисус есть Христос, Сын Бога живого, Спаситель. Петр не рассуждал об утонченных богословских доктринах, он хотел донести до слушателей лишь несколько великих фактов и истин: он говорил о том, что Иисус–Мессия, Который уже был известен слушателям Петра Своими знамениями и чудесами, был распят и воскрес, а потом вознесся и воссел по правую руку Всемогущего Бога; о нисхождении и силе Святого Духа; об исполнении пророчеств; о грядущем суде и славном восстановлении всего творения; о первостепенной важности обращения и веры в Иисуса, поскольку лишь Его именем мы можем спастись. В этих словах есть оттенок спокойной радости и уверенного торжества.
Мы не можем воссоздать сколько–нибудь ясный «рождественский» образ христианской церкви, когда земная пыль еще не успела покрыть ее сверкающие одежды, когда она неотрывно пребывала в размышлениях о своем божественном Господе и в Его любви, а Он с улыбкой взирал на нее со Своего небесного трона и ежедневно прилагал к ней спасаемых. Это была непрерывная Пятидесятница, это был восстановленный рай. Верующие «принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа».[287]
Но даже в этой первозданной апостольской общине очень быстро проявились признаки внутричеловеческого разложения. Суровость наказания и необходимость самоочищения в полной мере прозвучали в ужасном приговоре, который Петр вынес лицемерам Анании и Сапфире.
Поначалу люди принимали христианство благосклонно. Но вскоре христианам пришлось испытать на себе те же гонения, которым подвергался божественный Основатель Церкви, — лишь для того, чтобы вновь обратить их в благословение и стимул для роста.
Начало гонениям положила секта скептиков–саддукеев, которых оскорбляло учение о воскресении Христа, стержень всей апостольской проповеди.
Когда Стефан, один из семи диаконов Иерусалимской церкви, человек, исполненный веры и усердия, предтеча апостола Павла, смело обрушился с критикой на извращенный и одеревеневший дух иудаизма и провозгласил близкий конец Моисеевой эпохи, фарисеи объединились с саддукеями, чтобы сообща бороться с Евангелием. Так началось освобождение христианства из уз храмовой обрядовости иудаизма, с которым оно, по крайней мере внешне, все еще имело много общего. Самого Стефана ложно обвинили в том, что он хулил Моисея, и, после того как диакон произнес блистательную речь в свою защиту, его побили камнями (37 г. по P. X.). Таким образом, Стефан стал подобающим вождем для святого воинства мучеников, кровью которых еще предстояло напитать почву церковной жизни. Вскоре на мученической крови Стефана должен был возрасти великий апостол язычников — пока же этот человек был злейшим гонителем Стефана, а также очевидцем его стойкости и славы Христа, сиявшей на его лице.[288]
Мученическая смерть Стефана стала сигналом к началу повсеместных гонений, и христиане постепенно рассеялись по всей Палестине и прилегающим странам. Вскоре произошло обращение Корнилия из города Кесария, открывшее дверь для благовестил язычникам. Петр сыграл важную роль и в этом важнейшем событии.
После семи относительно спокойных лет на Иерусалимскую церковь вновь обрушились гонения при царе Ироде Агриппе (44 г. по Р.Х.). Иаков Зеведеев, брат Иоанна, был обезглавлен. Петра схватили и приговорили к той же казни, но он был чудесным образом освобожден из тюрьмы и покинул Иерусалим, оставив церковь на попечение Иакова, «брата Господня». Евсевий, Иероним и католические историки предполагают, что Петр сразу же отправился в Рим — если не на постоянное жительство, то, по крайней мере, на некоторое время. Но Книга Деяний (Деян. 12:17) сообщает лишь, что Петр, «выйдя, пошел в другое место». Неопределенность этого выражения проще всего объяснить предположением, что с тех пор у апостола не было постоянного пристанища и он, подобно большинству апостолов, вел жизнь странствующего благовестника.
Последующее служение Петра
Какое–то время спустя мы вновь видим Петра — сначала на апостольском соборе в Иерусалиме (50 г. по P. X.),[289] затем в Антиохии (51), где у него произошла временная размолвка с Павлом,[290] затем в миссионерских путешествиях в сопровождении жены (57),[291] затем он, вероятно, находился среди евреев, рассеянных в Вавилоне или Малой Азии, которым он адресовал свои послания.[292] О жизни Петра в Риме в Новом Завете нет ни слова. Правда, отцы церкви и многие современные толкователи полагают, что Рим изображен в виде мистического «Вавилона», упомянутого в 1 Пет. 5:13 (а также в Откровении), но другие относят это название к Вавилону на Евфрате, а третьи — к Вавилону на Ниле (согласно коптским преданиям, он находился неподалеку от Каира). Тот факт, что о Петре нет упоминаний ни в Деян. 28, ни в послании Павла к римлянам, ни в посланиях Павла, написанных из римской тюрьмы, где имя Петра ни разу не встречается в приветствиях, неоспоримо доказывает, что с 58 по 63 г. апостола не было в Риме. Петр мог побывать там до 58 г., но и такое предположение вызывает большие сомнения, поскольку Павел трудился один и никогда не строил на основании, заложенном другими.[293] Он либо не стал бы писать Послание к римлянам, либо, во всяком случае, непременно упомянул бы о Петре, если бы считал его подлинным основателем церкви в Риме. Новый Завет ничего не говорит о событиях после 63 г., потому что этим годом заканчивается Книга Деяний. Смысл слова «Вавилон» в конце 1 Послания Петра вызывает сомнения, хотя речь, вероятно, все–таки идет о Риме. Мученическую смерть Петра на кресте предсказал наш Господь в Ин. 21:18–19, но конкретное место казни не указано.
