Он прошептал — здесь можно было только шептать:
— Я думаю, мы уже пропустили комнату, где хранится каталог. Я остановлюсь здесь.
Его лоб горел, а руки дрожали.
— Только не смейте мне мешать, Торан. Вы мне принесете еду сюда?
— Конечно, о чем речь. Мы сделаем все, чтобы помочь тебе. Может, нужно что-нибудь, так ты скажи…
— Нет, я должен остаться один.
— Ты уверен, что найдешь то, что нужно?
Эблинг Мис ответил с уверенностью:
— Я знаю, что найду.
Торан и Бэйта вплотную занялись «ведением домашнего хозяйства» по-нормальному, чего никогда еще не делали за год семейной жизни. Это было странное «домашнее хозяйство». Они жили среди великолепия, но с неподходящей для него простотой. Еда доставлялась с угодий Ли Сентера и оплачивалась всякой ерундой, которую можно было найти на любом корабле торговца.
Магнифико научился пользоваться проектором в читальном зале Библиотеки и засел за приключенческие романы, до такой степени погрузившись в них, что даже чаще, чем Эблинг Мис, забывал о пище и сне.
Сам же Эблинг с головой ушел в книги. Он настоял, чтобы ему натянули гамак в Зале Психологии. Его лицо вытягивалось и бледнело. Его красноречие было потеряно, и любимые проклятия и ругательства были заживо погребены. Были даже периоды, когда он с трудом мог узнать Бэйту и Торана.
Он был сам собой только с Магнифико, который приносил ему еду и часто часами сидел, глядя на него с какой-то странной восхищенной одержимостью, пока старейший психолог расшифровывал бесконечные цитаты, все время обращался к бесконечным книгам-фильмам и в каком-то диком умственном усилии двигался вперед к видимой лишь ему цели.
В полутемной комнате Торан подошел к ней и резко сказал:
— Бэйта!
Бэйта виновато посмотрела на него:
— Да? Я тебе нужна, Тори?
— Естественно, нужна. Какого черта ты тут сидишь? Ты все время странно себя ведешь, с тех пор как мы прибыли на Трантор. Что с тобой случилось?
— О, Тори. Прекрати, — сказала она устало.
— «О, Тори, прекрати», — нетерпеливо передразнил он ее. Потом внезапно мягко сказал: — Ты не скажешь мне, что случилось, Бэй? Тебя что-то тревожит.
— Нет! Ничего, Тори. Если ты будешь все время ворчать и ворчать, то я сойду с ума. Я просто… думаю.
— Думаешь о чем?
— Ни о чем. Ну… о Муле, о Гавене, о Фонде и обо всем. Об Эблинге Мисе и о том, найдет ли он что-нибудь о Втором Фонде, и поможет ли нам то, что он найдет, и о тысяче других вещей. Ты удовлетворен? — Она говорила возбужденно.
— Если об этом тяжело думать, то не лучше ли бросить? Это не очень-то приятно, и потом, не очень-то нам помогает.
Бэйта вскочила и слабо улыбнулась:
— Ну хорошо. Я — счастлива. Видишь, я улыбаюсь, и мне весело.
Снаружи послышался взволнованный крик Магнифико:
— Моя госпожа…
— Что случилось? Идем…
Бэйта внезапно резко вскрикнула, когда в открытой двери показалось большое тяжелое лицо…
— Притчер! — закричал Торан.
Бэйта судорожно выдохнула:
— Капитан! Как вы нашли нас?
Хан Притчер вошел внутрь. Его голос был ровен, отчетлив и совсем ничего не выражал:
— Теперь у меня звание Полковника… войск Мула.
— Войск… Мула? — протянул Торан.
Они втроем застыли.
Магнифико дико уставился на Притчера и спрятался за Торана. Никто не обратил на него внимания. Бэйта села, сцепив дрожащие руки:
— Вы арестуете нас? Вы действительно перешли на их сторону?
Полковник быстро ответил:
— Я прибыл не за тем, чтобы арестовывать вас. В моих инструкциях нет никакого упоминания о вас. Я совершенно свободен в своих действиях по отношению к вам, и я предпочитаю продолжать нашу старую дружбу, если вы позволите.
Лицо Торана перекосилось от еле сдерживаемой ярости:
— Как вы нашли нас? Вы что же, были на филианском корабле? Вы следовали за нами?
На деревянном, ничего не выражающем лице Притчера промелькнуло что-то вроде смущения:
— Я был на филианском корабле. Я встретил вас в первый раз… ммм… случайно.
— Эта случайность математически невозможна.
— Нет. Просто довольно невероятна, поэтому мое утверждение остается в силе. В любом случае, вы же признались филианам, — хотя, собственно, такого государства, как Филиа, нет, — что вы направлялись в сектор Трантора. И так как у Мула давно уже есть связи на Неотранторе, было легко выследить вас. К сожалению, вы улетели прежде, чем я прибыл, но ненамного раньше. У меня было время приказать фермерам на Транторе прислать подтверждение о вашем прибытии. Это было сделано, и вот я здесь. Я могу сесть? Я прибыл с дружескими намерениями, поверьте мне.
Он сел. Торан склонил голову и безнадежно задумался. Совершенно механически Бэйта стала готовить чай.
Торан резко поднял взгляд:
— Ну, чего же вы ждете, Полковник? Если это не арест, то что тогда? Покровительственное взятие под охрану? Зовите своих людей и отдавайте приказ.
Притчер терпеливо покачал головой:
— Нет, Торан. Я пришел по собственной воле поговорить с вами, убедить вас в бесполезности того, что вы делаете. Если мне это не удастся, я уйду. Вот и все.
— Вот и все? Ну, тогда давайте, валяйте вашу пропаганду, преподносите нам свою речь и уходите. Я не хочу никакого чая, Бэйта.
Притчер со сдержанной благодарностью взял чашку. Медленно попивая чай, он со спокойной уверенностью смотрел на Торана. Потом заговорил:
— Мул действительно мутант. И его нельзя победить из-за самой природы мутации…
— Почему? Что за мутация такая? — спросил Торан едко. — Может, вы нам скажете?
— Да, скажу. И то, что вы узнаете, не повредит ему. Видите ли… Он может регулировать эмоциональный баланс людей. Звучит как ловкий фокус, но там менее с этим трудно бороться.
Бэйта вмешалась:
— Эмоциональный баланс? — Она нахмурилась. — Может, вы объясните? Я не совсем понимаю.
— Я имею в виду то, что ему легко посеять в способном генерале чувство, скажем, безоговорочной преданности Мулу и полную веру в его победу. Его генералы находятся под эмоциональным контролем. Они не могут предать его, они не могут колебаться — этот контроль постоянный. Самые способные его враги становятся самыми преданными его поданными. Военный правитель Калгана без боя сдает свою планету и становится его Вице-королем в Фонде.
— А вы, — горько продолжила Бэйта, — предаете ваше дело и становитесь посланником Мула на Транторе. Все ясно.
— Я еще не закончил. В обратном направлении удар Мула работает еще более эффективно. Отчаяние — это тоже эмоция. В самый ответственный момент главные люди в Фонде, главные люди на Гавене — отчаялись. Их планеты пали почти без борьбы.
— То есть, вы хотите сказать, — спросила напряженно Бэйта, — что то чувство, которое я испытывала в Камере Времени, было влиянием Мула на мой эмоциональный контроль?
— И на мой тоже. На всех. Как там, на Гавене, было в последние минуты.
Бэйта отвернулась.
Полковник Притчер с жаром продолжал:
— Это действует на индивидуума точно так же, как и на целые миры. Вы можете найти силу, которая заставляла бы добровольно сдаваться, когда этой силе так того захочется, или стать преданным слугой, когда она так этого пожелает?
Торан медленно проговорил:
— Почему я должен верить, что это правда?
— Разве вы можете по-другому объяснить падение Фонда и Гавена? Разве вы можете по-другому объяснить мое обращение? Подумайте. Что вы, или я, или целая Галактика совершили против Мула за все это время? Хоть что-то мизерное?
Торан почувствовал в этом вызов.
— Космос свидетель, я могу! — внезапно с яростным удовлетворением заорал он. — Ваш прекрасный Мул имеет связи на Неотранторе, которые должны были задержать нас, да? Эти связи либо прерваны, либо никуда не годятся. Мы убили Наследного Принца и оставили еще одного охающим идиотом. Мул не остановил нас там. И много чего еще у него не вышло.
— Нет, почему, совсем нет. Это были вовсе не наши люди. Наследный Принц был проспиртованной серостью. Второй, Коммасон, был феноменально глуп. На своей планете он имел власть, но это не удержало его от пороков, зла и полной некомпетентности. Мы совершенно не имели к ним никакого отношения. Они были просто притворщики…