Он отмахнулся от вопросов и продолжал еще быстрее:

— Я ездил на его родину, чтобы узнать об этом, и разговаривал с людьми, которые много знают и потому могут долго не прожить. Немногие живы до сих пор. Они помнят ребенка, родившегося 30 лет назад, смерть его матери, его странную юность. Мул не человек!

В этом месте оба слушателя в ужасе отпрянули от туманных намеков. Оба не поняли все в точности, но угроза, содержащаяся во фразе, была очевидной.

Капитан продолжал:

— Он — мутант, и, как явствует из его предшествующей карьеры, довольно удачливый. Я совершенно не знаю размеров его власти, и у меня нет точных сведений о том, что он, как говорится в наших триллерах, «супермен», но его рост от полного ничтожества до покорителя Калгана всего за два года поразителен. Итак, вы видите угрозу? Может ли генетическая ошибка с непредсказуемыми биологическими свойствами быть принята во внимание Планом Селдона?

Бэйта медленно сказала:

— Не могу в это поверить. Это какой-то запутанный обман. Почему люди Мула не убили нас, когда могли это сделать? Если он — сверхчеловек?

— Я сказал вам, что не знаю степени его мутации. Он может быть еще не готов для Фонда, и было бы признаком величайшей мудрости — не поддаваться ни на какие провокации, не достигнув полной готовности. Теперь, я думаю, вы разрешите мне поговорить с клоуном.

Капитан обратился к дрожащему Магнифико, который явно не доверял этому огромному, сильному человеку, смотрящему на него.

Капитан медленно начал разговор:

— Ты видел Мула своими глазами?

— Да, я видел, и даже слишком близко. Уважаемый господин, я прочувствовал тяжесть его руки на собственной шкуре.

— Я в этом ничуть не сомневался. Ты можешь описать его?

— Страшно вспоминать о нем, уважаемый господин. Этот человек мощного телосложения. У него ярко-малиновые волосы, и даже приложив все усилия, я не смог сбросить его руку, когда он до меня дотронулся. Это вам не пушинка. — Худоба Магнифико, казалось, еще больше усилилась, когда он сел, свернувшись калачиком. — Часто для того, чтобы развлечь своего генерала или самому развлечься, он поднимал меня на ужасную высоту, зацепив пальцем за пояс, а я читал стихи. И только после десяти куплетов он меня отпускал, и каждый куплет должен был быть придуман, срифмован, а если нет — начинай все сначала. Это человек сверхъестественной силы, уважаемый господин, и очень бессердечный. А его глаза никто не видел, уважаемый господин.

— Что? Что ты только что сказал?

— Он носит очень странные очки, уважаемый господин. Говорят, что они светонепроницаемые и что он видит гораздо больше, чем может видеть человек. Я слышал, — его голос стал тихим и таинственным, — что увидеть его глаза означает увидеть смерть, что он убивает глазами, уважаемый господин.

Глаза Магнифико внимательно посмотрели на каждого из присутствующих. Он весь задрожал:

— Это правда, клянусь жизнью, это правда!

Бэйта медленно вздохнула:

— Кажется, вы правы, Капитан. Вы хотите взять руководство на себя?

— Ладно. Давайте оценим ситуацию. Здесь все ваше, так? Ангар открыт сверху?

— Я могу подняться в любое время.

— Тогда поднимайтесь. Мул, может, и не хочет связываться с Фондом, но он очень сильно рисковал, позволив Магнифико скрыться. Это, вероятно, рассчитано на то, что беднягу будут разыскивать. Значит, там наверху вас могут дожидаться корабли. Если вы потеряетесь в космосе, кому тогда приписать преступление?

— Вы правы, — сказал Торан мрачно.

— Но у вас есть щиты. Скорость вашего корабля больше, чем у кого-либо, и как только вы выйдете из атмосферы, сделайте круг в нейтральной зоне к другому полушарию, и потом вырывайтесь в открытый космос на полной скорости.

— Да, — сказала Бэйта холодно, — и когда мы вернемся в Фонд, что тогда, Капитан?

— А там вы граждане Калгана, хотите сотрудничать. А я знаю только это.

Никто не ответил. Торан повернулся к приборам.

Корабль дал еле заметный крен.

Это было, когда Торан уже оставил Калган достаточно далеко позади и пытался сделать первый прыжок в межзвездное пространство: Капитан Притчер впервые поморщился. Ни в одном направлении не было видно корабля Мула, который бы препятствовал их вылету.

— Похоже, он разрешил нам увезти Магнифико, — сказал Торан. — Вам несдобровать.

Капитан уточнил:

— Если только он не хочет, чтобы мы его увезли, а тогда несдобровать Фонду.

Первая сводка новостей на ультракоротких волнах была получена после последнего прыжка, когда до Фонда оставалось лишь расстояние нормального полета.

Была еще одна новость, о которой едва упомянули. Похоже, что военный правитель, не названный по имени торопящимся диктором, представил Фонду сведения о насильственном похищении одного из членов его двора. Затем диктор перешел к спортивным новостям.

Ледяным тоном Капитан Притчер сказал:

— Все-таки он на шаг опередил нас. — Затем задумчиво добавил: — Он уже готов напасть на Фонд, и он использует это как предлог. А это еще более затруднит для нас дело. Нам придется действовать прежде, чем мы действительно будем готовы.

Имелись объяснения тому факту, что такой элемент, как «чистая наука», был самой свободной формой жизни в Фонде. В Галактике, где господство и даже выживание Фонда все еще зависело от превосходства его технологии, даже несмотря на свободный доступ к физической энергии в течении последних полутора столетий, определенный иммунитет принадлежал Ученому. В нем нуждались, и он знал это.

Точно так же существовало объяснение тому факту, что Эблинг Мис — лишь те, что не знали его, добавляли все титулы к его имени — был самой свободной формой жизни в «чистой науке» Фонда. В мире, где науку уважали, он был Ученым — с большой буквы и всерьез. В нем нуждались, и он это знал.

И так случилось, что, когда другие преклоняли колено, он отказывался. И при этом громко добавлял, что в свое время его предки не преклоняли колено ни перед каким вонючим мэром. Во времена его предков мэра можно было легко избрать и так же легко свалить, и единственными людьми, которые унаследовали что-либо по праву рождения, были прирожденные идиоты.

И так случилось, что когда Эблинг Мис решил просить Индбура удостоить его аудиенции, он не ждал обычной церемонии подачи своей просьбы наверх и снисходительного ответа вниз, а, набросив на плечи самый поношенный из своих двух форменных пиджаков и нахлобучив набекрень странную, неописуемого фасона шляпу, закурив запрещенную сигару, прошел мимо двух невнятно мычащих стражей и направился во дворец Мэра.

Первые сведения о вторжении Его Превосходительство получил, когда из своего сада услышал постепенно приближающийся рев увещеваний и ответный, еще более громкий, рев непристойной брани.

Медленно Индбур положил на землю свою лопату. Медленно выпрямился и медленно нахмурился. Дело в том, что Индбур позволял себе дневной отдых от работы. И два часа днем, благо погода позволяла, он проводил в саду. Там, в саду, цветы располагались квадратами и треугольниками, чередуясь в строгом порядке, красные и желтые, с маленькими фиолетовыми черточками по краям и зеленью, обрамляющей все вокруг строгими линиями. Здесь, в саду, его никто не беспокоил. Никто!

Индбур стащил измазанные в земле перчатки, подходя к маленькой садовой калитке.

Обречено он спросил:

— Что все это значит?

Именно этот вопрос и именно эти слова вырываются в таких случаях у огромного числа людей, с тех пор как существует человечество. Нигде нет свидетельств тому, что их когда-либо задавали по другой причине, кроме как для утверждения собственного достоинства.

Но ответ на этот раз был буквальным, потому что тело Миса ворвалось внутрь с ревом, и у тех, кто все еще пытался удержать его за край плаща, руки дрожали.

Индбур жестом приказал им удалиться, недовольно нахмурив брови. Мис наклонился поднять останки своей шляпы, стряхнул почти четверть собранной на ней пыли, засунул ее под мышку и сказал: