— Я помогу ей, — прошипела одноглазая ведьма. — Жаль, что у нас с собой нет грибов… Грибы помогли бы ей. Неизвестно еще, добрый уршад побывал в фактории или злой…
— Как это «добрый»? — изумилась питерская ведьмочка. — Разве добрый может убивать?
— Добрыми мы называем тех, кто погибает сам и больше не размножается. Большинство уршадов добрые, иначе людей бы давно не осталось…
— Толик прав, это как раковая опухоль, — вздохнула про себя Юлька. — Хоть бы нам достался добрый!
Миновали покосившуюся пристань. Вода давно отступила, и доски на сваях сиротливо торчали посреди обнаженного русла. Белые соляные узоры скрипели под ногами. Ветер тянул жалобную песню, пользуясь гулким пересохшим деревом, как струнами.
— Смотри вперед… не глазами! — поправила колдунья.
— Но я еще… — Девушка запнулась. — Мне кажется…
— Ты его видишь?
— Там впереди, за барханом… человек. Нет, мне не кажется, он вполне здоров.
— Что там такое, впереди? — Саади повернулся к циклопу. — Похоже на деревню. Я никогда не ходил по перешейку с этой стороны.
— Еще одна старая фактория из Лондиниума, — черноногий сплюнул. Слюна с шипением испарилась на красном песке. — Пока первый канал не обмелел, они водили баржи в обход оазиса Амона, прямо до Александрии. Если там есть живой, наверняка он заразен. Попросите Красную волчицу, пусть пойдет и выпотрошит его.
— Непременно, — пообещал Рахмани.
С вершины дюны он в последний раз оглянулся на далекие джунгли и на Песчаную крепость. Крепость торчала из багровых отложений, как последний больной зуб. Под напластованиями красного песка ловец ощутил еще один зародыш Янтарного канала. Рахмани подумал, что пройдет немного времени, совсем немного, и каналами на перешейке уже никто не сумеет воспользоваться. Станет слишком глубоко копать.
Впереди, на многие тысячи гязов, расстилалась пустыня. Настоящая пустыня, а не преддверие ее. Три рукотворных канала расходились веером от главного русла. Они разрезали мертвое тело перешейка уже много веков. Рахмани слышал легенды о фараоне страны Ра, который угробил сорок тысяч своих подданных, чтобы вырыть эти каналы. Когда-то по ним свободно проплывали галеры с восемью рядами весел. Когда-то по берегам шумели финиковые рощи и охотились львы. Когда-то черные женщины вертелись в бешеных танцах на плоских крышах своих домов, но все кануло…
Рукотворные реки засолились, стали непригодны для питья и для промысловой рыбы. Веселье и работа, дети и праздники — все они отступили южнее, к пресным озерам, или на запад, к факториям греков.
— Здесь живут циклопы? — Юлька тревожно оглянулась. — Эти хижины… они слишком большие для обычного человека.
— Жили когда-то. — Рахмани не мог объяснить, что ему не нравилось. Фактория состояла из десятка белых башенок, крашенных известью, сужавшихся кверху. Некоторые наполовину занесло песком. На крышах оправляли перья стервятники. Забор повалился. Под красноватой пылью еще угадывалась дорожная развязка, здесь телеги не так давно сворачивали к пристани. У колодца кружили песочные лисицы. Мертвый городок, заброшенные дороги. Впрочем, за белыми одинаковыми домиками находилось нечто, никак не вписывающееся в голый пейзаж.
Словно исполинской пяткой раздавили железную паутину вместе со сгустками слюны неведомого космического паука. Продавленные, покореженные квадраты, шестиугольники и овалы тянулись на сотню метров. Под ними в окаменелом песке зияли норы местных обитателей.
— Что это? — Юльке почудилось нечто знакомое в нагромождении ржавых конструкций.
— Это вокзал, — Рахмани употребил вполне понятное слово. — Вокзал строили англы из Лондиниума. Я имею в виду тех англов, что обитают на Зеленой улыбке. Надеялись выстроить тут город. Они вечно пытаются брать подряды у местных вельмож… и сама видишь, чем это заканчивается. Великая степь отторгает любую технику…
И сразу же все стало на свои места! На склоне дюны покоился кусок громадной арочной крыши, почти такой же, как на Николаевском вокзале в Питере. Крышу наполовину занесло песком, большинство стекол растащили бедуины по своим деревенским нуждам.
— Там человек. — Девушка уверенно ткнула пальцем в самую высокую башенку деревни. — Он болен, но… не уршадом. Он очень старый.
— Ах, это чиновник из британской фактории, — хихикнул циклоп. — Он отказался уезжать, когда Лондиниум расторг договор с имперским наместником в Мемфисе. Чиновник нашел себе женщину из вуду, она защищает его от миражей. Он поддерживает колодец, к нему заходят за водой. Незлой человек, но сумасшедший. Один живет, один верит, что сюда вернутся рельсы и стальные колесницы.
— Ты знаешь, что такое «рельсы»? — удивился Рахмани.
— Я продавал гоа-гоа-чи на Зеленой улыбке, — горделиво подбоченился циклоп. — Я видел рельсы в Лондиниуме. Но стальной колесницы я так и не дождался. По нашему следу пустили монахов-доминиканцев. У них был нюхач. Они преследуют и убивают всех, кто не похож на англов.
— Да, эти ребята мало кого любят, — согласился Рахмани, с новым интересом оглядывая отважного черноногого купца.
— Там живые, — сказал Кой-Кой. — Пахнет хлебом. Моя мать так же пекла хлеб.
— Тут нечего делать, — заявила Красная волчица.
Ловец Тьмы решительно обогнул глиняную башню.
Под навесом лениво пережевывали сено двугорбые. Женщина в черном халате пекла в тандуре лепешки. Заметив Саади, она опрометью кинулась в дом. За плотной занавеской, у письменного стола, сидел лысый старый человек. Письменный стол, глобус Великой степи, перья, счеты, навигационные приборы настолько дико смотрелись среди дикой пустыни, что Рахмани зажмурился и быстро прочитал оберег. Но видение не лопнуло и не сместилось.
— Вы слышали, что неподалеку объявилась сахарная голова? — Рахмани заговорил с чиновником на языке папского двора.
Британец оторвал обветренное лицо от бумаг, его воспаленные, замутненные опием глаза бессмысленно блуждали. Наконец, забытый всеми чиновник взял себя в руки, зашелестел документами.
— Здесь все гибнет, все… От оазиса Амона до Гизы гибнут все фактории… Дорогу на Мемфис затянуло… миражи сожрали караван с техникой… Мы ждем подкрепления, лорд Бакен убит… Кто вы такой? Хотите купить воды?
— Я — друг. — Саади переглянулся с перевертышем. — Вы слышали, что на факторию черноногих напал уршад? Это в паре миль отсюда, за дамбой. Вы должны были слышать. Кто-нибудь бежал оттуда?
Лысый британец молчал, уставившись в одну точку. Его пальцы перебирали страницы бухгалтерских книг. За войлочной портьерой шептались дети. Суховей с пилящим звуком подтачивал решетку на узком окне.
— Лорд Бакен выписал чек… миражи окружили… но у меня есть девочка… мы дождемся новую партию… достаточно взорвать дамбу за Кладбищем рыб…
— Пойдем, он нам не поможет. — Ловец со вздохом выбрался на жару. — Он ждет своих, но они не вернутся.
— Куда нам дальше? — спросил Кой-Кой у циклопа.
Черноногий показал направление, но старая волчица внезапно заупрямилась.
— Нет, там пусто… я слышу что-то плохое вон там, за этой горкой.
— Но мне лучше знать, где я оставил баржи, — возмутился черноногий. — К фактории Аакха лучше идти под прикрытием дюн!
— Ты хотел нанять Красную волчицу, и ты ее нанял, — напомнил Рахмани. — Веди нас, волчица.
По широкой дуге, перешагивая скрюченные рельсы, обошли разрушенный вокзал. Саади многое повидал, но такое зрелище открыл для себя впервые.
Кладбище рыб располагалось за высокой дамбой, отделявшей воды судоходного канала от системы мелких прудов. Красные пески уступили место розовому кварцу. Выбеленные ветрами ребра рыбы Валь обнимали пустоту. Хвостовые позвонки застыли в последнем напряженном усилии, когда титан выпрыгнул из воды. Рядом из скопища розовых кристаллов торчали острия другого скелета и ошметки кожи, толстой, как кожа слона. Пологий берег канала населяли тысячи мелких трупоедов всех мастей. Они месяцами грызли мертвечину, ожидая, пока очередной стареющий гигант не совершит самоубийство.
