— Ах вот как… — Толик смешно потер переносицу.

— Прекрати много думать, наживешь лишние морщины, — сказала я. — У нас еще завтра целый день ожидания. Давай развлекаться.

И мы отправились туда, где визжали трубы, гудели таблы и звенели монеты. Я еще не догадывалась, какие развлечения нас ждут.

— А эти… его слуги?

— Это уже не его, а мои рабы. Они будут нас охранять.

— Зачем нам этот ковер? Это же ковер, да?

— Мы на нем полетим. Если придется удирать. Лекарь, ты надоедлив.

— Полетим? Стой, погоди! — Толик Ромашка стал пунцовым, вдобавок принялся заикаться. Я всерьез разволновалась, не перегрел ли он мозги. — Так этот ковер летает? А как же… Черт, черт! Так в нем тоже формула Дыма? Но ты вроде говорила, что над Шелковым путем…

— Летать запрещено, все верно! Особенно на хорезмских коврах. Летающие ковры вообще запрещены законами империи уже девяносто лет. С их помощью слишком легко проникать в верхние окна охраняемых гебойд. Однако находятся ловкачи…

— Кто за большие деньги забирается в гнезда птицы Рух, — подхватил нюхач. — Там они собирают пух птенцов, из них лучшие слепые мастерицы прядут шерсть и ткут ковры… А разве у вас на Земле не водятся птицы Рух? Вот, удивительно, правда, домина?

— Удивительно, — согласилась я. — Их Земля — вообще очень странная планета.

Ловец Тьмы следил за тучей саранчи. Туча извивалась, точно исполинский жирный червяк пересекал небо. В этот период года с Южного материка приносило много саранчи. Ее выталкивали грозовые фронты, вечно клубившиеся над экватором. Там, далеко на юге, полыхали молнии, суховей приносил эхо громовых раскатов. За перешейком, за поясом жарких пустынь, бушевал сезон дождей. Еще месяц, и стена клокочущей воды достигнет изголодавшихся джунглей. Дожди принесут жизнь и… болезни.

— Пять зорь назад на перешейке видели Ласкающий мираж, — предупредил циклоп. — Он тащил в своем коконе человек сорок…

— Мы будем осторожны. — Ловец Тьмы огляделся.

Границу джунглей словно срезало бритвой. Никаких приветливых пляжей, ароматных кокосов, добродушных обезьян и уютных гамаков. В лицо тугим сжатым кулаком бил раскаленный ветер. Песчинки залетали в глаза, путались в волосах и оседали на теле под одеждой. Ослепительно-белый свет разливался впереди, мешая понять, где застывшая вода, а где — ползущие барханы.

Вместо кобальтовой пучины океана перед путешественниками расстилалась бесконечная пустыня, красный песок перемежался мелкими белесыми озерцами. Вода в озерах просолилась настолько, что все дно покрывали извилистые колючие фигуры. Застывшие водоросли, ракушки и прочие морские обитатели давным-давно обросли сверкающими кристаллами и застряли на века в своем мрачном великолепии.

Судя по кружению птиц, устье Леопардовой реки находилось в сотне гязов к востоку. Казалось, совсем недавно ловец шагнул с утеса в бездну Янтарного канала, чтобы вынырнуть на Земле. И Женщина-гроза прыгнула с ним, рука в руке…

Рахмани вздохнул, отгоняя видение. Это произошло совсем недавно и недалеко отсюда. Но, к сожалению, тот канал не годился для Поликрита. Чтобы отправить фессалийца на родину, требовалось распечатать другой канал… Саади чуял эту темную воду, так же как Красные волчицы издалека обнаруживают нечисть. Темная вода находилась под слоем песка, как раз в той стороне, откуда приплыл израненный циклоп.

— Смотрите, вон там. — Острые глаза черноногого видели уже то, что другим казалось легким облачком. — Это он, Ласкающий… но он бороздит пески южнее, его притягивают дожди. Можно идти, этот не опасен.

— Не опасен, потому что сыт, — пробурчала старая волчица, кутаясь в накидку.

— Дом Саади, я встречал миражи в Соленых скалах Хибра, слышал о видениях в краях Вечной Тьмы, но чем страшны эти? — спросил Кой-Кой.

— Просто следите внимательно. — Ловец взял Юлю за руку, указал девушке верное направление. До этого она беспомощно крутила головой. — Ласкающие миражи делают человека счастливым. Они не проходят мимо, они захватывают кусок реальности и уносят в край грез. Я слышал, случалось так, что мираж рассыпался над глубоким океаном во время шторма. И все, кого он тащил в своем чреве, немедленно погибали.

— Ты даже не заметишь, если Ласкающий подхватит тебя, — усмехнулась Мать-волчица. — А я слышала, что один мираж унес сиамских детей на юг, до великого птичьего озера Нгама. Мираж там рассыпался, а дети вернулись домой спустя пять лет…

Искра над грядой красного песка превратилась в дрожащий лепесток, затем в легкий воздушный парус. Парус надулся и вдруг разом придвинулся. Стало очевидно, что мираж скользит над поверхностью пустыни с гигантской скоростью, не задевая земли, не вызывая какого-либо шума. Сияющий кокон цвета липового меда вытянулся на сотню локтей вверх и в стороны, он походил теперь на каплю масла, вобравшую в себя кусок мира иного, влажного и сумрачного. Внутри миража, словно в вогнутом зеркале, перемещались фигуры, люди в красных чалмах, слоны в золотых попонах, высокие хижины из тростника, украшенные лентами…

— Разве это жертвы? — усомнился перевертыш. — Разве это не воздушные картины, каких полно в плавнях Леванта, на моей родине?

— Мои предки пришли сюда в авангарде армии Искандера. Они назвали этот вид миражей Ласкающими убийцами. — Циклоп тревожно вглядывался в горизонт, готовый в любой миг рвануть назад, под защиту леса. — Ласкающий мираж ворует целые деревни, ворует караваны, в которых нет сильного вуду, ворует корабли и баржи. Он подкрадывается ночью, он может перенести несчастных на тысячи гязов и бросить их в омут или в жерло вулкана. Вуду могут разрушить миражи, но не могут подкупить их. Миражи неподкупны и безмозглы, как дождевые тучи…

Украденная деревня уплыла в сердце пустыни, точно невесомый драккар гиперборейцев. Экспедиция осторожно двинулась по его следу. Исполинский Южный материк постепенно отдалялся от страны Вед. Мелкие лужицы сменялись более крупными, они соединялись между собой протоками, отбирая у песка все больше места, пока, наконец, не сливались в единый канал. Широкая, не меньше двухсот метров, полоса маслянисто-серой воды лениво плескала в мертвый песчаный пляж. За каналом снова поднимались песчаные дюны. Там начинался перешеек длиной в день пути, соединявший два материка. Небо цвета начищенной алюминиевой кастрюли лупило по темечку. В пылающей высоте кружили грифы. Красный песок под ногами лишь казался безжизненным. Множество мелких необычных следов встречалось на пологом берегу канала. Из овальных и круглых норок выглядывали бусинки черных глаз. Верткие ящерицы ныряли среди шаров перекати-поля.

Рахмани спрашивал Пресветлого Ормазду, не совершает ли он ошибки. Вдруг тяжесть окажется слишком непомерной для юной ведьмы? Не получится ли так, что он, сам уничтоживший столько зловредных колдунов, подтолкнет эту девочку к гибели?

Но Премудрый Ормазда не отвечал.

Рахмани поглядел направо, затем налево. Справа буйный лес шевелил ветвями и лианами, словно не решаясь преступить границу мертвой земли. Южнее стелились дюны, но циклоп сказал, что песочные волны не бесконечны. Дальше к югу, после заброшенной латинской фактории, дюны уступали место ровной ряби и карликовым колючим лесам…

Слева торчала каменная баба. Лицо ее стерли ветра, остались только широкая грудь и четыре массивные руки, сложенные на животе. Со стороны спины у монумента имелся хвост. Правда, он глубоко увяз в песке. В сторонке от бабы торчали цоколи с обломками колонн. Они уводили вдаль, прямо в застывшую воду ближайшего озерка, погружались все глубже и глубже, пока над ними окончательно не смыкался горячий раствор.

— Их ставили когда-то морские центавры, — Саади негромко объяснил для Юльки. — Марта говорила, что их тут много. Но бродить среди них опасно, там могут оказаться скрытые ямы, остатки катакомб. Мы пойдем за черноногим след в след, переплывем канал на плоту и пойдем по перешейку, вон туда, к первой Песчаной крепости.