И выбили из-под нее чурбан.

— Драться ты не умеешь, — подвела я невеселый итог, когда доктор Ромашка в шестой раз очутился на земле. В который раз мы пытались с ним фехтовать на палках.

— Я настолько безнадежен, что мне нельзя доверить даже кинжал? — обиделся Толик.

— Ты не безнадежен. Ты стар. Но махайру я тебе дам.

— Ста-ар?! — выпучил глаза поверженный хирург. — Кто же тогда господин Саади, если я у вас старый?

— Дом Саади — величайший из воинов-огнепоклонников. — Я не обиделась за своего возлюбленного. — Он учился драться и говорить одновременно. Парсы из его рода едят и спят в седле. В его роду считается позором, если ты не попадаешь двумя стрелами в одну бегущую песочную лисицу.

— А это… это так сложно?

— Мне подобное недоступно. — Я засмеялась, вспомнив, как мы с Рахмани дрались над рекой. — Есть такой мелкий верткий зверек, не длиннее твоего локтя — песочная лисица, она водится по всему Горному Хибру. Она окрашена под цвет песка и не бежит, а струится от норы к норе. Когда песочная лисица охотится на уставшую стаю перелетных уток, она всегда находит добычу, такова ее ловкость и скорость. Хороший воин, сидя верхом на скачущей лошади или верблюде, пускает две стрелы. Первая пробивает лисицу насквозь, но вторая тоже должна попасть в бегущего зверя…

— Обалдеть, — только и вымолвил Ромашка.

— Но это для лучников смешная забава, — я продолжала говорить, а сама кидала в собеседника камешки. Уже два дня Толик был вынужден постоянно уворачиваться от шрапнели. — Настоящая свобода боя приходит к поклонникам огня тогда, когда им уже не нужно оружие. Рахмани не сражается, он играет с потоками силы. Ты так никогда не научишься, я — тоже. Он великий воин, именно потому, что умеет уклоняться от боя.

— А мне показалось, что сражаться умеешь как раз ты… ой, больно!

Камень угодил ему в нос.

— Я умею другое. Пойдем со мной.

— Что это? Это мне? Мы на медведя пойдем?

— Это рогатина, и ничего забавного в ней нет. — Я осадила его излишне игривый настрой парочкой камешков, пущенных в голову. — На ближайший месяц рогатина станет твоей любовницей. Она не для медведя, это копье для рассыпного строя. Не научишься владеть копьем, нечего и приступать к мечу. Держи прямо… не так! У тебя снова неверная стойка. Следует держать рогатину так, чтобы ты легко превращал ее из копья в дубину! Если ты бьешь тычком, то стойка боковая. Но если ты собираешься использовать оба конца, то стань во фронт и держи ее как топор, от левого плеча к правому бедру! Ты стоишь так, будто собрался мешать этой палкой кашу в котле! Чем хорош хват топором? Тем, что ты можешь ударить обратным концом снизу вверх. Но не увлекайся обратным хватом…

Мы немного покружились среди кустов, я поколотила Толика своей рогатиной, затем взяла щит.

— Смотри, что я делаю. Твой обратный хват я легко прижму к земле щитом и добавлю сверху своим копьем! Теперь бей только штыковым хватом… Еще, еще! — Я дождалась, пока он ослабит внимание, и резко двинула навстречу щитом. Толик охнул, выпустил рогатину и схватился за живот.

— Ты понял?

— Да… неправильно держал…

— Я пожалела тебя. В бою никто не пожалеет. При ударе о тяжелый щит ты получишь собственным древком в печень. Постарайся сделать так, чтобы копье уходило мимо бедра… Теперь нападай! Нападай любым способом!

Толик пыхтя подхватил рогатину и ринулся в атаку. Нельзя сказать, что он выглядел, как изящный парижский кавалер. Скорее, он напоминал пьяного рыбака, погнавшегося за прудовым налимом. Вероятно, он сумел бы догнать старую раненую рыбину. Что касается двуногих противников, то красные бадайя, пожалуй, попадали бы от хохота. Но вместе с тем, Ромашка быстро впитывал мои уроки.

— Отлично, еще! Не бей прямо, ты не используешь возможности широкого наконечника! Если тело врага закрыто щитом, бей сверху, наискось, в правое плечо или в шею! Но не снизу, даже не пытайся бить под щит! Смотри, я беру меч, нападай!

Меня порадовало, что Ромашка не полез в ближний бой. Он верно угадал, что меня следует держать на дистанции, удобной для удара копьем. Конечно, долго он бы меня не удержал, но честно старался.

— Перекидывай, через низ, через верх! — советовала я, отбивая удары щитом. — Вращай концом, отвлекай меня, коли! Снова вращай, перебрасывай, делай так, чтобы я постоянно следила только за твоим наконечником! Не стой как дерево, переступай ногами, постоянно меняй направление!..

Когда Ромашка окончательно обессилел, мы пошли туда, где мужчины народа раджпура превращают мальчиков в мужчин. Еле заметная ленточка трепыхалась в ветвях масличного дерева. Ромашка непременно протопал бы дальше в чащу и получил бы копьем в лоб, если бы я не преградила ему дорогу кривым бебутом.

— Ты слеп, как все, рожденные в городах. Посмотри вверх, видишь тряпку? Теперь посмотри вниз — видишь крест из костей?

— Ой, верно…

— Это запретная земля. Нас проводят. Надо ждать.

Спустя время к нам вышел один из старших Посохов.

Он кивнул мне с улыбкой, мы погладили друг другу руки. Этот мужчина приходился двоюродным братом моей ушедшей матери, стало быть, мы состояли в прямом родстве. Но родство не играет роли для Красных волчиц. Если тебя в четыре года оторвали от родителей, ты уже не возвращаешься…

Лекарь судорожно сглотнул, когда Посох повернулся к нам спиной и змеей заскользил по звериной тропе. Приближалась недельная жертва Гневливой луне, поэтому спина моего дядьки была исполосована волосяными плетями, а с выбритого затылка грозно хмурились глаза вездесущего Шивы.

— Не бойся, лекарь, — засмеялась я. — Мужчины племени раджпура только выглядят страшными. Наш народ не погиб благодаря женщинам. Тысячи лет раджи призывали Красных волчиц, когда приходил уршад и опустошал города.

— Зачем ему глаза на затылке?

— Это же так просто — чтобы видеть вокруг себя.

Лекарь молчал, пока мы взбирались на гору к мужскому святилищу. У святилища нас поджидали еще шестеро моих соплеменников, измазанных в крови антилопы.

— Замри, — приказала я. — Не шевелись, дай им себя понюхать. Сыновья Посоха должны запомнить тебя, чтобы не убить случайно в будущем. Сестры-волчицы приняли тебя и твою женщину в семью, но охотой все же занимаются не они, а мужчины. Тебя должны запомнить, на будущее.

— Эгхм… Если они не опасны, почему мы…

— Молчи. Они пропустят нас к молочным хижинам. Там у меня кое-что припрятано.

— К молочным? Почему к молочным? — Хилый лекаришка задыхался от долгого бега по горам, но не прекращал задавать глупые вопросы. Если быть окончательно честным перед собой, он мне все больше нравился, этот Толик Ромашка. Он не смог спасти Зорана, не смог спасти Снорри, он не смог бы даже отстоять в бою свою девчонку… Но в нем укоренилось то, что Рахмани Саади называет честью.

Да, слава богам, мне пришлось иметь дело с мужчиной, а не слизняком.

— Молочные хижины так называются, потому что мы их обливаем молоком, — объяснила я. — Народ раджпура не пьет коровьего молока. В эти хижины наши женщины уходят рожать.

Потом мы добрались до лощины, оставили немножко крови у черепов, я получила там пуджу от старушек и поцеловалась с будущей роженицей. Она оказалась юной Дочерью-волчицей, такой, как я была когда-то. Я отыскала лопату и приказала Ромашке копать. Он обрадовался, наверное, решил, что это новая игра, или что я его так собираюсь тренировать. Старушки-повитухи сучили шерсть и наблюдали, как Ромашка остервенело кидает землю в центре хижины. Наконец он ударил металлом о металл, а еще полкувшина песка спустя ахнул.

— Но это же… это… ничего себе! Да тут целый арсенал!

— Откапывай и вытаскивай все это сюда, — приказала я. — В речной деревне слишком ненадежно прятать сталь. В свое время меня этому научил покойный супруг. Делать схроны. У них так принято. Его маленькая страна слишком долго задыхалась в кольце врагов. Чтобы бороться с врагом, надо прятать оружие.