— О, это совсем другое дело! Его болезнь не так опасна, как моя.
Селестин не стал с ним спорить, а сухо поинтересовался:
— И ты решил вернуться, чтобы успокоить своих придворных?
— Чтобы выполнить свой долг перед государством. Мой сын — еще дитя. Если бы я умер, в королевстве вспыхнула бы война.
— У короля Английского вообще нет наследника.
Сравнение с Ричардом вывело Филиппа из себя. Нигде от него нет спасения! Неужели призрак этого человека будет преследовать его до конца дней?
— Да я из-за него и уехал! — не выдержав, вскричал Филипп. — Своим высокомерием он вызвал раздоры в армии. Леопольд Австрийский теперь точит на меня зуб. И герцог Бургундский тоже! Даже рядовые солдаты возмущались безрассудством и дерзкими выходками английского короля. А его суровость была просто неслыханной!
Филипп поймал взгляд Селестина и осекся. В глазах папы сквозило искреннее изумление.
— Я вынужден был вернуться, потому что поклялся оберегать свое королевство, — смущенно пробормотал Филипп.
— Не будем забывать, — строго произнес папа, — что именно благодаря безрассудству английского короля Аккра оказалась в руках христиан, и мы все-таки пусть ненамного, но приблизились к святому граду.
Филипп молча склонил голову. Он был рад, когда аудиенция закончилась, ибо понимал, что не понравился папе. Похоже, проклятый Ричард всех успел заворожить! Остаток пути Филипп провел в мрачных размышлениях.
Но, подъезжая к Парижу, решил, что оправдываться ему нечего. Министры явно одобряли его возвращение; кое-кто даже прямо говорил, что отсутствие английского короля можно будет использовать в интересах Франции…
В Париже Филиппу оказали очень теплый прием. Хотя и не такой, какой ждал бы его, вернись он с победой. Да… не удалось ему стать покорителем Иерусалима, не удалось вернуть город христианам. Ладно, придется довольствоваться славой покорителя Аккры, хотя… львиная доля в этой победе принадлежит опять-таки Ричарду.
Кардинал Шампанский, правивший государством в отсутствие Филиппа, поспешил одобрить возвращение короля.
— Вы явили свою набожность всему свету, ваше величество, а теперь пора заняться Францией, — сказал кардинал.
И намекнул, что некоторые честолюбцы пытались оказать влияние на маленького Людовика и дорваться до власти.
Но Филипп все равно начал оправдываться.
— Я лежал при смерти, — патетично воскликнул он. — А доверять Ричарду не приходилось.
И тут же устыдился своих слов. Вот уж в чем Ричарда нельзя было упрекнуть, так это в коварстве. Он мог быть надменным, безрассудным, жестоким… но никогда никого не предавал. Многие, в том числе и сам Филипп, порой даже подшучивали над его простодушием.
— Да, вы оказались в сложном положении, — согласился кардинал. — Пока Нормандия остается в руках у англичан, французские короли не могут по-настоящему доверять английским.
— Тем более что Ричард подстроил убийство Монферрата, надеясь посадить на палестинский трон Ги де Лузиньяна, а потом свалил вину на Старика-Горца.
— Но ведь королем Палестины стал Анри Шампанский.
— Потому что Ричард отдал своему любимчику Кипр! Он без ума от этого Ги, — не удержавшись, с горечью добавил Филипп.
— Сир, но, с другой стороны, пока английский король далеко, перед вами открываются заманчивые возможности…
— И клянусь, я не премину ими воспользоваться! — воскликнул Филипп.
— Это можно сделать хоть сейчас, милорд.
— Вот как?
— Да. До нас дошли слухи, что Джон имеет виды на престол.
— Джон? А я думал, он интересуется только пирами и женщинами.
— Как выяснилось, на мечты о короне у него время остается. Джон вступил в открытое противоборство с канцлером Лонгчемпом.
— Гм… Этот Лонгчемп весьма неглуп… Хоть он и выбился из низов, но, по сути дела, стал правителем Англии.
— Все так, но его низкое происхождение мешает ему. Англичане его не приемлют. Да и наружность у него отталкивающая, такие люди не бывают кумирами толпы. Я уж не говорю о том, что Лонгчемп родом из Нормандии, а англичане предпочитают, чтобы ими правили земляки. Так что Джон сейчас на коне. Особенно после того, как Ричард вступил в союз с Танкредом.
Филипп помрачнел, вспомнив, как он ревновал Ричарда к Танкреду. Английский король некоторое время гостил в замке сицилийского правителя, и они строили там коварные планы…
— Ричард предложил женить принца Артура Бретанского на дочери Танкреда, а это значит, что Артур унаследует английский престол. Разумеется, в том случае, если у Ричарда не будет своих детей, — продолжал кардинал.
— Думаю, не будет, — усмехнулся Филипп. — Он почти не видится с Беренгарией.
— Вероятно, поглощен войной?
— Не всегда. Бывали моменты, когда он мог побыть в ее обществе, однако не делал этого. Ричард вообще не тянется к женщинам.
— Но должен же он сознавать, что ему нужен наследник!
— Насколько я понимаю, Ричарду противно заниматься с женщиной тем, от чего рождаются дети, и он согласен провозгласить своим наследником Артура Бретанского. Да и потом еще остается Джон.
— И все же меня удивляет, что король готов передать престол чужому сыну. Он еще молод и может иметь своих.
— Если не погибнет. На войне это вполне возможно.
— Тогда тем более ему следовало бы проводить больше времени со своей супругой.
— Так рассуждал бы обычный человек, а Ричард особенный. Расскажите-ка мне лучше, как там дела у Джона.
— Он пытается изгнать Лонгчемпа из страны. Зачем — совершенно ясно: чтобы занять престол. Для Франции это будет неплохо. Джон слаб, он не вояка. И при этом очень буйный, легко впадает в бешенство. С таким королем Англия быстро придет в упадок.
— И вы предлагаете мне заключить с Джоном союз против Ричарда?
— Для Франции это было бы подарком судьбы. Пригласите Джона к себе и предложите ему поддержку. А когда в Англии начнется заварушка… Нормандия может… короче, разве мы не об этом молились столько десятилетий?
«О, Ричард, — подумал Филипп. — Возлюбленный друг мой, я тебя теперь ненавижу. Джон отберет у тебя королевство, а ты удовольствуешься подвигами в святой земле и, может быть, обретешь там свою смерть… А может быть, когда-нибудь приползешь ко мне на коленях, и все будет, как раньше… мы опять будем вместе, ты вновь станешь любимым пленником короля…»
— Мне еще хотелось бы поговорить о вашей сестре, принцессе Алисии, — вкрадчиво произнес кардинал.
— Ричард обошелся с ней просто безобразно! — нахмурился Филипп.
— Вы правы, а ведь она уже немолода. Ричард нанес вам оскорбление, отвергнув вашу сестру и предпочтя ей Беренгарию.
— Но мы с ним заключили письменный договор, — пожал плечами Филипп.
— Сути дела это не меняет. Французскую принцессу оскорбили. Однако теперь у нас опять появляется возможность сделать ее королевой Англии.
— Каким же образом?
— Если Джон станет королем, а она выйдет за него замуж.
— Но Джон уже женат на Хадвизе Глостер!
— Они близкие родственники. Папа не давал им разрешения на брак, так что отставить Хадвизу в сторону будет нетрудно.
Филипп захлопал в ладоши.
— Отличная мысль! Очень забавно!
— Это будет не только забавно, но и весьма полезно, сир. Мы сможем вить из Джона веревки. И благодаря этому вернем Нормандию французской короне. Кто знает? Может, нам даже удастся сделать Англию вассалом Франции?!
— Ах, мне не терпится претворить в жизнь этот блестящий замысел! Я сейчас же пошлю гонцов к Джону.
Филипп пришел в необычайное возбуждение. Ричард до сих пор был властителем его дум. Даже находясь за тридевять земель.
* * *
Французский гонец разыскал Джона в Ланкастерском замке. Услышав неожиданное известие, Джон пришел в неописуемое изумление и на радостях чуть не подпрыгнул до потолка.
Французский король готов стать его союзником! Это сулит блестящие перспективы!
Джон кинулся к Хью Наненту, епископу Ковентри, который, не пользуясь симпатией Ричарда, был готов возвести на трон Джона. Хью рассчитывал сильно выдвинуться, если их план удастся, и, узнав столь обнадеживающие новости, тоже заволновался.
