В ситуации, которая развивалась тогда, на 56-ю годовщину рождения Гитлера, было тяжело поддерживать иллюзию, будто он по-прежнему решителен и непоколебим. Гитлер был окружен со всех сторон в своем бункере в глубине рейхсканцелярии. Его положение не только казалось безнадежным, но и оказалось таковым впоследствии. Тем не менее фюрер делал все, что от него зависело. До нас доходила информация, что Гитлер, несмотря ни на что, продолжает свою героическую борьбу против большевизма. И мы понимали, что победит он или нет, его имя все равно останется в анналах истории.
Надо сказать, что в тот день русские также не остались в стороне от праздничных торжеств. Их 112-я дивизия устроила по этому поводу «фейерверк», который обрушился на занимавший один из участков фронта полк вермахта под командованием Мора.
Этот участок фронта был довольно небольшим и, без сомнения, был выбран русскими, чтобы одержать на нем решительную победу. Это подтверждают и польские военные историки Ричард Маевски и Тереза Созанска в своей книге «Битва за Бреслау». Они отмечают, что «гитлеровцы» из находившейся там части, в том числе один командир батальона, два командира рот и 70 процентов бойцов, получили расплату за содеянное. Эта книга, конечно, отражает русский взгляд на события. Так, в ней иронично отмечается, что командир 112-й советской дивизии позаботился, чтобы празднование дня рождения Гитлера прошло особенно шумно.
После происшедшего нашу часть перебросили на помощь обескровленному полку Мора. Это было нам не впервой. После этого уцелевшие остатки полка были направлены в южный сектор, где на тот момент было тихо.
Тем не менее погода на 20 апреля выдалась просто чудесной. Было 25 градусов в тени, и все вокруг цвело. Деревья и кустарники в этом году зацвели даже раньше, чем обычно. Сирень стояла в цвету и пахла, пахла! Правда, этот чудесный аромат смешивался со стоявшим в воздухе дымом пороха и пожаров. Но цветы вместе с сорняками упорно пробивались наружу из искореженной почвы. Белым, красным и абрикосовым цветом цвели сады. И можно было погрузить нос в благоухающие цветы, чтобы хоть на минуту забыть о смраде войны.
С середины апреля наш батальон участвовал в свирепых боях в секторе, включавшем улицы Андерсен, Штайновер и Вестэнд. От пивоварни Кипке на юго-востоке мы были направлены на Стригауэр Плац. Рассказ о нашей обороне на этом участке мне удалось найти в одной из книг также польского автора. Именно из нее я и узнал много лет спустя, что там нам довелось сражаться с советской частью под командованием подполковника Малинина. В книге, в частности, цитировался рассказ самого Малинина о том, что ему пришлось сражаться «с сильной ротой упорных. эсэсовцев», «оснащенных очень хорошим оружием, в том числе ручными гранатами и гранатометами». Подобное было сильным преувеличением. Тем не менее именно такая версия происшедших событий вышла в фронтовой газете 6-й советской армии. Однако я очень хорошо помню, кто был лучше оснащен в действительности. В ходе своего отступления бойцы Малинина оставили массу нового с иголочки оружия, а кроме того, горы пустых водочных бутылок. Возможно, одна из них была выпита и подполковником, если он решил, что мы были вооружены лучше них. В отличие от русских, наше оснащение оставляло желать много лучшего. И это сделало успех нашей контратаки еще более неожиданным для нас.
Всего через несколько минут наши противники снова переформировались на расстоянии лишь улицы от нас. Они заняли позиции за стенами разрушенных зданий, в разбомбленных подвалах и ждали там, собираясь отразить наше дальнейшее наступление. Но наша 11-я рота являлась передовой частью батальона, и нам нужно было ждать дальнейших приказов. Мы окопались на занятом рубеже и так и не сдвинулись с него, пока не потемнело.
С наступлением темноты на наших позициях неожиданно появились «крепостные невесты» с банками, наполненными горячим супом и сваренным кофе. Они гордо улыбались. И хотя нечесаные волосы этих девушек были примяты стальными касками, а надетые на них военные штаны, которые были слишком широки для многих из них, были далеки от элегантности, но наши красавицы были счастливы, что нашли нас. Рискуя своими жизнями, эти амазонки во время боев следовали за нами, держась на расстоянии. Нас впечатляла их преданность и смелость. Это были не те девушки, которые подходят только для флирта. Это были настоящие боевые подруги! Их самоотверженность придавала нам мужества и одновременно заставляла с болью думать о том, как сложится их судьба после того, как мы потерпим поражение.
Все немецкие бойцы, продолжавшие сражаться в Бреслау, постоянно проявляли хладнокровие и стойкость. Эти два качества не присутствуют в человеке изначально, их требуется вырабатывать в себе. Тем не менее и нам не всегда удавалось оставаться хладнокровными, когда мы узнавали о трагичной судьбе бойцов, знакомых нам лично.
В особенное уныние нас привела, несмотря на всю нашу толстокожесть, судьба нашего молодого товарища с Рейна. Почта приходила к нам редко, что было неудивительно в тех обстоятельствах. И вдруг этот парень получил письмо от своей невесты. Он гордо показывал мне ее фотографию. Его избранница оказалась молодой и прехорошенькой. На снимке она была в униформе трудовой службы рейха и сидела на велосипеде. Нашего товарища переполняло счастье, он надеялся, что вернется к своей невесте. Но через три дня он погиб.
Ночью нас навестила пехота большевиков. И на следующий день мы нашли нашего товарища, лежавшего с перекошенным лицом на земле. Он не был убит осколком снаряда, а застрелен пулей, выпущенной в затылок. Один из товарищей погибшего взял его долгожданное письмо, которое теперь было испачкано кровью. Но я не знаю, удалось ли ему пережить войну и вернуть это письмо невесте своего погибшего друга, рассказав о его последних днях.
К этому моменту мы находились в осаде уже три месяца. И как-то раз один из связных части по обеспечению войск принес нам новости, что бои идут уже в Берлине. Ни один из нас, находившихся в крепости, не ожидал подобного. Мы просто не думали, что конец войны настолько близок. Положение, в котором мы были, не оставляло нам времени подумать о чем-то, совершавшемся за пределами города. К тому же информация о происходящем на других участках фронта доходила до нас со значительным опозданием. В результате услышанное буквально ошарашило нас. Красная Армия так и не смогла взять Бреслау за трехмесячную осаду, и вдруг мы услышали, что между тем она успела выйти к Берлину, несмотря на то, что мы заставили остаться у стен нашей крепости часть лучших советских войск. И что же будет, когда падет Берлин?
С военной точки зрения, на тот момент у нас не было причин прекращать борьбу. Однако бои в Берлине пробудили в нас первые сомнения в нашей способности выстоять. Тем не менее выбора у нас все равно не оставалось. Во-первых, мы приносили присягу, и слова этой клятвы были святы для нас. Во-вторых, мы считали, что лучше умереть, чем оказаться в плену, по крайней мере, у русских. И мы осмелились не сдаваться! Хотя, конечно, в свете последних новостей нам было ясно, что последняя битва за крепость состоится со дня на день.
Погода между тем окончательно наладилась. После похолодания, начавшегося в пасхальные дни, 25 градусов в тени вновь стали постоянной температурой в Бреслау. Ночи наполнились весенними ароматами и лунным светом, падавшим с безоблачного неба. Однако находившийся в руинах город в лунном свете выглядел причудливо и зловеще.
В одну из таких ночей тишину неожиданно разорвал грохот тяжелой артиллерии противника. Она вела огонь, не принимая в расчет, что их собственные бойцы залегли на позициях через дорогу от нас.
Мы не могли восстановить линию фронта, прорванную на Позенерштрассе, где враги заняли позиции и попрятались по самым неожиданным углам. Поэтому в ту ночь я решил не выставлять часовых по двое там и здесь, а оставить в карауле на главной линии сопротивления половину отделения с пулеметами и хорошим запасом ручных гранат. Таким образом, мы могли достойно встретить штурмовые отряды русских, если бы они попытались незаметно подкрасться к нам.
