Хотя британским ВВС вплоть до весны 1941 года не удавалось нанести Германии сколь-либо серьезного урона, но радиопередачи «Би-би-си» постоянно кричали об успешных бомбардировках территории рейха. Согласно распространявшейся в них информации, немецкая военная индустрия была уничтожена и собор в Кологне разрушен до основания. Но те, кто оказывался в области Рура, обнаруживали, что там течет такая же нормальная жизнь, как и прежде. Фермеры жизнерадостно работали на полях, а из труб продолжавших функционировать заводов в небо исправно поднимался дым. Более того, стоило путнику переехать мост через Рейн, как он видел привычно возвышавшийся собор в Кологне.

Нас, молодых голландцев, не переставало впечатлять, что на берегах Рейна, и в частности на двухстах километрах между Кологне и Майнцем, чередовались крутые скалистые утесы и средневековые разрушенные замки с живописными деревнями виноделов. Они выглядели особенно прекрасными в весеннюю пору, окруженные пышно цветущими вишневыми садами. Такой была область вокруг Зенхайма в Верхнем Эльзасе. Наш батальон в период подготовки дислоцировался там у подножия Вогезских гор, невдалеке от города Мюльхаузен. Под наши казармы было приспособлено здание бывшей психиатрической больницы. Нашим новым жилищем стал один из семи больших каменных домов, окружавших массивное центральное здание.

После приветственной речи нас разделили на роты. Вместо пестрой гражданской одежды нам была выдана униформа цвета фельдграу, сшитая на прусский манер. Мы должны были следить за тем, чтобы у нас была застегнута каждая пуговица и каждый крючок, даже если воротник был слишком узким и натирал шею.

Огромную роль в Зенхайме играли занятия спортом. Спортивная одежда также была выдана нам, и мы вдруг осознали, почему добровольцев отбирали так придирчиво. «Хвала всему, что закаляется!» — эти слова были излюбленным изречением наших инструкторов, и мы слышали его снова и снова.

Все наши тренеры были опытными атлетами, которые никогда не требовали от нас того, что не было по плечу им самим. Подобный подход не только закреплял их авторитет, но и подстегивал нас самих к интенсивным занятиям. Мы тренировались, не щадя себя. К слову, во время занятий боксом моей первой и далеко не последней травмой стал сломанный нос.

Пока мы были новобранцами, наша подготовка была направлена на то, чтобы подавить в нас индивидуализм и даже инициативу. Нам, что называется, переломали хребты, но лишь для того, чтобы они срослись снова и были гораздо более крепкими. Мы поняли, что принадлежим к армейской части военного времени, где не может быть такого, чтобы каждый был сам себе хозяин. Однако и это столь необходимое нам понимание поначалу давалось нелегко. Реалии солдатского существования контрастировали с нашими идеалистическими мечтами. Нам приходилось скрипеть зубами, чтобы смириться не только со спартанским образом жизни, но также с постоянным физическим и эмоциональным напряжением. Другой стороной медали было то, что мы осознали, как дорого стоит принадлежность к элитной организации, в которую мы вступили. Это вдохновляло нас медленно, но верно двигаться к цели.

Каждое утро ровно в пять нас будил резкий свист сержанта. Мы сразу бежали в душевые комнаты, где нас ждала холодная вода и жесткие полотенца. Быстро приняв душ, мы, стуча зубами от холода, выстраивались для утренней гимнастики в майском рассветном тумане, одетые в одни майки и шорты. Пробежав несколько кругов, мы получали в награду скудный завтрак, состоявший из хлеба, искусственного меда и эрзацного кофе, сделанного из цикория. Впрочем, и эта еда казалась нам тогда удивительно вкусной.

Таким образом, наш день состоял из гимнастики, спорта и теоретических занятий. Учитывая, что вставать нам приходилось с первыми лучами рассвета, не было ничего удивительного, что иногда наши глаза слипались в теплых и душных комнатах, где проходили занятия. Однако окрик в адрес одного из нас тут же заставлял всех остальных снова внимательно слушать преподавателя. А на площадке перед казармами час за часом снова и снова раздавались команды инструкторов, заставлявшие задыхавшихся от напряжения новобранцев выполнять все новые и новые задания, несмотря на палящее солнце и пропитанный пылью воздух.

На первых порах мы столкнулись с еще одной проблемой. Наше знание немецкого языка соответствовало лишь школьному уровню, а этого было просто недостаточно. Прусско-германские команды воспринимались нами как нечто произнесенное на испанском. Лишь благодаря тому, что они многократно повторялись, а мы старались понять их сердцем, разучивая при этом песни немецких солдат, наше знание языка постепенно улучшалось. Всего через несколько недель у нас больше не было проблем с пониманием сказанного и с общением на немецком.

Впрочем, нашим германским инструкторам также хватало хлопот с нами. Наш типичный голландский либеральный менталитет означал, что мы не могли не комментировать даже их команды. То одно, то другое вызывало у нас протест. Инструкторам же в их работе было необходимо полное доверие и беспрекословное повиновение с нашей стороны.

Так или иначе, в ходе тренировок мы должны были еще доказать свое соответствие званию бойца войск СС. При этом инструкторы негласно отбирали среди нас тех, из кого впоследствии должны были готовить офицеров. И надо сказать, что не все, кто имел амбиции на этот счет, оказались в числе выбранных инструкторами.

«Основные предварительные условия для соответствия званию офицера — это сердце, энтузиазм, умение решать даже крайне сложные и неожиданные проблемы, а также способность подавать личный пример», — писал Феликс Штайнер. Говоря о командовании войсками СС на Русском фронте в 1942 году, он отмечал: «В формированиях, состав которых представлен преимущественно иностранными добровольцами, любые ошибки, допущенные при создании духа товарищества, приведут к гораздо более драматичным результатам, нежели в немецкой части». Здесь он имел в виду в том числе и нас. «Самое необходимое в руководстве бойцами — это неустанная и терпеливая забота командира о своих людях, — продолжал генерал Штайнер. — Командир должен добиться полного доверия с их стороны, убеждая солдат, что он их лучший друг. Его бойцы должны любить его. В частности, командиры взводов и рот всегда должны быть примером для своих бойцов. Чем командир рассудительней, внимательней к своим подчиненным и душевнее, тем сильнее будет сплоченность и выше боевой дух его части. Я призываю всех своих офицеров добиться того, чтобы в ротах были человеческие взаимоотношения, и даже настаиваю на этом».

Но вернусь к нашей подготовке. В Зенхайме мы не располагали каким-либо оружием. У нас были лишь висевшие на ремнях штыки, и окружающая атмосфера нисколько не имитировала фронтовую. Так мы проходили свою базовую подготовку, состоявшую из разнообразных физических упражнений, строевой подготовки и долгих маршей.

Марши мы выполняли и днем и ночью, причем с каждой неделей нагрузки, ложившиеся на нас, возрастали. Во главе колонн шли наши инструкторы, чьей физической форме можно было только позавидовать. А в конце строя вместе с новобранцами шагал медик, который должен был оказывать первую помощь тем, чьи организмы не выдерживали этого испытания на выносливость и характер. Прошагивая ежедневно от 20 до 40 километров в палящем зное, мы больше не пели «Так замечательно быть солдатом», когда с натруженными мышцами возвращались в казармы. Едва двигая ногами, мы, полностью изнеможенные, проходили через ворота, что означало конец нашего пути. Но впереди нас не ждал заслуженный отдых. Вскоре после возвращения свист дневального снова сзывал нас на построение. И мы, только что принявшие душ, получали вечерние приказы на плацу перед казармами.

Изнурительная подготовка под открытым небом на лоне матери-природы не оставляла нам времени оценить живописность Эльзаса. К примеру, мы могли взобраться на гору в Южных Вогезах высотой 950 метров, которая была хорошо видна из наших казарм. Но восхождение мы совершали по приказу, в стремительном темпе, насквозь промокая от пота. И тут уж было не до любования окружающими красотами!