Лисса принесла одеяла и закутала Роджера, подтолкнув их со всех сторон. Еще раз обмыла ему голову и все время делала вид, будто для нее важен только он.

— Ну, а теперь я приготовлю вам чай, — сказала она, — или вы предпочитаете кофе?

Уже стоя в дверях, она спросила:

— Что должно было случиться после того, как я просигналила фонариком?

— Скоро сюда должен прибыть инспектор Слоан.

Слоан появился в сопровождении двух полицейских в штатском, когда Роджер потягивал горячий сладкий кофе, а Лисса, стоя у каминного зеркала, продирала гребнем свои спутавшиеся волосы.

Слоан приехал с другой стороны реки на катере, стоявшем наготове, и готовился к неприятностям. Роджеру не понравилось выражение его лица. Один из сопровождающих выглядел напуганным. Роджер не думал, что это связано с несчастным случаем, о котором рассказала Лисса и неосторожное упоминание о котором вызвало хмурый взгляд у Слоана. Вопрос был задан, и Слоан не мог молчать.

Два полицейских в штатском патрулировали главную дорогу по обе стороны от частной. Они встречались каждые пятнадцать минут, сверяя свои наблюдения; в этот момент на них и налетела машина, которая тут же умчалась. Один умер на месте.

Это было еще одно звено в цепи преступлений — сначала отравление наркотиками, затем похищение мальчика, перерезанная глотка, теперь наезд и искалеченные тела. Машина была наемной, шофер скрылся. «Происшествие» случилось как раз после приезда Шоуна.

Никто, кроме Роджера, не видел Гиссинга. А Роджера, по-видимому, приняли за мертвого.

Пока он, укутанный в одеяла, слушал это, приехавший доктор выстригал у него слипшиеся от крови пряди волос. Лисса выполняла роль операционной сестры.

— Надо наложить повязку, — сказал доктор. — Вам это не понравится, но это необходимо. Рана не такая уж страшная, я не думаю, что задета кость, — это покажет рентген, но что вам нужно, так отдых.

— Я сейчас не могу отдыхать.

— Попытайтесь подняться, — строго сказал доктор, — и дойти до машины.

— Я отвезу тебя домой, — предложил Слоан.

Один вопрос не давал Роджеру покоя. Они убили Эда, раздавили полицейских, но не убили его. Почему? Приняли за покойника? Один выстрел или один удар ножом мог бы дать им уверенность, что с ним все кончено.

Добраться до машины Слоана без помощи он не смог. Голова казалась ему вдвое больше обычных размеров, к тому же продолжала трещать. Слоан поддерживал его под одну руку, а Лисса — под другую. Когда он сел в машину, Лисса подоткнула вокруг него одеяло — ее прикосновение было приятна.

— Берегитесь, — сказала она. — Делайте все, что говорит доктор. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Роджер.

Слоан осторожно двинулся. Они миновали место, где произошел наезд и выехали на дорогу к Хаммерсмит-бродвей прежде, чем Слоан заговорил, обращаясь как бы к самому себе.

— Видная женщина, — пробормотал он.

Роджер промолчал.

Роджер знал, что хочет он или не хочет, от службы его отстранят по крайней мере на сорок восемь часов, а может, и больше. Он смутно помнил, что было, когда он добрался до Белл-стрит. Джанет предупредили, и все было приготовлено. Слоан помог ей раздеть и уложить Роджера в постель. Его еще раз осмотрел доктор и сделал укол, после которого все погрузилось в полумрак. До него смутно доходили хлопоты Джанет, свет и всякое движение, но ясно мыслить он не мог, хотя понимал, что очень многое необходимо как следует обдумать. Он отстранен от дела о похищенном ребенке и его измученных полоумных родителях и от тех чрезвычайно важных причин, из-за которых все держали в тайне.

Он даже не спросил Слоана, согласился ли Марино дать хоть какую-нибудь информацию в газеты.

Роджер спал до полудня. Проснувшись, он почувствовал себя значительно лучше, голова сократилась до нормальных размеров. Его беспокоил только страх, что боль вернется, когда он двигался, ел или пил. Джанет знала, что бесполезно прятать от него газеты, и покупала ему всю ежедневную прессу. В каждой газете был портрет Рики Шоуна, и всему миру было поведано о том, что это похищение ради денег. Со страниц газет смотрела Белле Шоун — милая, смеющаяся женщина. О самом Шоуне не упоминали. Из газет Роджер ничего не узнал. Он понял, что шел в этом деле своим путем. Перечитав все газетные сообщения, он понял, что его беспокоит только одна мысль — он забыл что-то очень важное. Он что-то слышал, и это что-то могло быть ключом к решению всей этой путаной проблемы. Но что?

Звонили и справлялись о нем Марино и Харди. Он ждал известий от Лиссы, но их не было. Заходил Слоан и рассказал, что Шоуна забрали из «Реста» двое сотрудников посольства. Слоан не знал, что случилось с Шоуном. Завеса секретности была опущена железной рукой.

Роджер пребывал в мрачном и возбужденном состоянии. Для него было совершенно очевидно, что с Ярдом консультировались, но работать, как надо, не давали. Особый отдел или МИ‑5, конечно, могли заниматься этим делом вместе с американцами. Но если так, почему в первую очередь консультировались с Ярдом?

Имея время обдумать все спокойно, без чьего-либо давления, Роджер понял и это. На ранней стадии они нуждались в Ярде, они хотели ладить с местной полицией, с соседями Шоунов, и чтобы шума было поменьше. Если бы его не ранили, он, вероятно, еще бы работал над этим делом. Но к тому времени, когда он поправится, дело может быть закрыто.

Но что-то важное, но забытое не оставляло его в покое.

Иногда во время дремоты его тело вдруг напрягалось: перед ним возникала мерзкая циничная физиономия Гиссинга. Насколько Лисса была красива, настолько Гиссинг безобразен и порочен. Видения возникали бесконтрольно, и от них невозможно было избавиться.

Гиссинг — воплощенный порок. В моменты откровенности с него слетала вся наигранная шелуха, обнажая отвратительную, мерзкую сущность.

По вечерам к нему заходили сыновья, выражали сочувствие и уходили: Мартин на свою выставку, Ричард в кино.

Прошел еще один день, а Роджер опять не узнал ничего нового. Лисса не появлялась. В газетах все то же. Слоан молчит, снова звонил Марино. На этот раз Роджер сам разговаривал с ним через отводную трубку у кровати. Он хотел вопросами заставить его говорить о деле, о Лиссе, но Марино уклонился и от того, и от другого, сказав только, чтобы Роджер не беспокоился, и выразив надежду на его скорое выздоровление.

— Это будет завтра, — мрачно проговорил Роджер.

— Оставайтесь лучше в постели, — посоветовал Марино.

Роджер положил трубку, уставился в потолок и решил, что против него устроили заговор. Это означало, по-видимому, конец участия в деле. Если бы не проклятый удар по голове, он был бы в нем по самую макушку. Найти Рики Шоуна, — это его дело; поймать человека, который сшиб полицейских, — тоже его дело. Может быть, он был бы и не в состоянии выполнять эту работу — а, впрочем, пошло все к черту! Он подобрал газету и стал просматривать заголовки, затем начал читать «Письма из Америки». Он дошел до середины мешанины из политических новостей, когда раздался стук в дверь.

Мартин, который случайно был дома, пошел открыть.

— Телеграмма, — протянул он с недоумением, но, увидев адрес отправителя, одним духом взлетел по лестнице и ворвался в комнату к Роджеру: — Папа, телеграмма из «Вестерн юнион».

Роджер услышал, как Джанет поднимается по лестнице, с нетерпением вскрыл телеграмму, удивляясь от кого бы это, и, наконец, прочитал:

«Выздоравливайте скорее должна была покинуть не повидав вас Лисса Мередит».

Телеграмма была из Нью-Йорка. Роджер уставился на текст, особенно на подпись. До него не доходило, что на него с недоумением смотрит Мартин и что сейчас войдет Джанет. Когда он очнулся и посмотрел вокруг, Джанет стояла рядом и наблюдала за ним со странным выражением лица. Незнакомым ровным голосом она сказала: