— One, five, one. One, five, one…

Саня понял, что он ищет авиабилеты и говорит номер рейса «1–5—1», 151, и успокоил его:

— О’кей. One, five, one. Сиди, родной, не колыхайся. Все под контролем ВДВ, улетим. Куда ж нам деваться?

Колумбиец согласно кивнул и стал стеклянными глазами глядеть на прибывающих посетителей бара. В аэропорту приземлилось сразу несколько авиалайнеров, и разноязычная публика как саранча облепила все свободные места. На помощь одинокому бармену пришли еще трое, прибавилось и официанток в зале. «Сервис, — подумал Саня, — не то что у нас, не дозовешься».

Загрохотала англоязычная рок-музыка, перекрывая шум и гам толпы. Рядом с Орловым за стойку уселся араб в национальной одежде, с чалмой на голове, как у бедуина. Он не спеша потягивал через соломинку апельсиновый сок. Араб повернулся, оглядывая зал. Взгляды их встретились.

— Ты? — изумился Саня, узнав наконец друга.

— Тихо, тихо, — улыбнулся Штромберг одними глазами. — Что ты вперился в меня, как баран в новые ворота! Отвернись, черт, гляди прямо перед собой. Я для тебя здесь никто. И слушай, что я тебе сейчас буду втолковывать. Возьми кофе, не сиди истуканом, водки тебе уже хватит. Как твой друг?

— «Приплыл», — ответил Саня и, подозвав уже знакомого бармена, заказал кофе.

Мишка, как всегда, был лаконичен:

— Что ты с ним надрался? На радостях, что сваливаешь отсюда?

Саня помрачнел:

— Да какие, Миш, радости. Из огня да в полымя. Думаю рвануть от него в Штаты. Мне одного засранца-американца там надо достать, журналиста.

— Ника Джексона из «Тайм»?

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, Саня, знаю, — усмехнулся Мишка, — профессия такая.

— Я б его…

— Тихо, тихо, Саня. Пока я мотался по делам института, ты тут дел великих наворочал. Я здесь, в Гонконге, уже несколько дней. Пока тебя нашел… Ты уже в такую западню попал, похлеще «коза ностры». Никак не мог с тобой встретиться.

— Как нашел?

— Долго рассказывать. Одно скажу: доллар, он везде доллар. Вытащить тебя сейчас никак не могу. Да и потом, как я понимаю, тебе нужна полная реабилитация. А как погибла вся твоя спецгруппа в Афганистане, не хочешь узнать?

— Как погибла? Да просто. Нарвались на засаду, очень мощную, вот и легли все парни кроме меня. Лучше б и я…

— Это была не простая засада. В горах, на тропах, в кяризах[73], короче, на всей площадке приземления — тысяча душманов ждала именно вас.

— Как? Нас кто-то сдал? Кроме наших ни одного афганоида не было на совещании в ГРУ в Кабуле. Откуда такие сведения?

— Помнишь, тащили раненого душмана, которого потом отдали Хекматияру?

— Ну, помню.

— Этот «кровник» Хекматияра оказался не простым моджахедом в штабе Масуда. Так вот он все время бормотал, что вам, шурави, все равно хана, что у вас в штабе есть их человек. Надо все проверить и вычислить их человека, того, кто вас сдал Ахмад Шаху.

— Да, дела…

— Я тебе помог вырваться там, помогу и здесь. Но и ты должен помочь мне.

— Тебе или Израилю?

— И мне, и Израилю, и США, и себе поможешь.

Орлов чуть не присвистнул от удивления:

— Но мы же потенциальные враги, Миш. СССР и Израиль. Как помогать вам? ЦРУ? Я и так уже предатель, если верить этому американскому журналу.

— Вот именно — если. Все будет хорошо, поверь. Сам Бог послал этого Альмейдо. Кстати, ты знаешь, кто это?

— Да, какой-то пахан там, у себя в Колумбии. А что, он вам нужен? Так бери его, пока тепленький.

— Нам он не нужен. Он нужен американцам.

— ЦРУ?

— Да, и не он один. Они там, в Колумбии, хотят провернуть какую-то операцию, им нужен свой человек в наркокартеле. Деталей я не знаю. Мы с ними сотрудничаем по разным направлениям и дали информацию о тебе, когда Альмейдо взял тебя в «подарок». Врубаешься?

— Врубаюсь. И что я буду иметь со всего этого?

— Ты поможешь нам, помогая американцам. Родину ты никакую не предаешь. Американцам ты нужен для борьбы с колумбийской наркомафией, только и всего. Так что береги своего друга как зеницу ока.

— Да спит он пока. «Северное сияние» и «ерш» — это наш напиток, а не метисов.

— Видел, как ты его поил. Крепкий ты, Саня, на выпивку. Я бы столько не осилил. Что тебя интересует еще?

— Миш. Не буду я лезть в эту кашу. И так весь в дерьме.

— Ставлю вопрос по-другому. Хочешь разобраться с американцем? Хочешь узнать, кто сдал вашу группу в Панджерском ущелье? Домой-то хочешь вернуться, в конце концов?

— Спрашиваешь. Ну и что надо делать?

— Так какого ты х… ломаешься? Я тебе дело говорю! А ты? «Родина, предатель…»

— Знаешь, сколько наших в плену у душманов? Эта Родина пальцем хоть шевелит, чтоб их вытащить оттуда?

— В Израиле и Штатах своих не бросают, кстати.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, иначе б тебе не говорил. В общем, так. Помогаешь американцам в Колумбии, а я лично займусь стукачом, его найду и отдам всю информацию по нему тебе. Дальше — твое дело. Кстати, в Афгане мы и американцы пересекались совсем под другим углом. Там мы почти враги. Так, к слову. В Колумбии делай, что хочешь, но ты должен стать своим в доску. Если сработаешь нормально, янки смастерят тебе американский паспорт и гражданство. Морду Джексону можешь набить и взять с него опровержение хоть с печатью «Тайма». Понял?

— Понял-то я, понял. А дальше?

— А дальше — хочешь, поезжай домой, а там или сдавайся КГБ, или разбирайся со своим стукачом. Можно наоборот. А может, и в Штатах останешься. Это на выбор. Твое дело.

— Шутишь? Какие Штаты, кому я там нужен?

— Зато в СССР ты наверняка понадобишься КГБ… Значит, так. Сейчас летишь с этим наркобандитом. И работай там на всю катушку. Репутация у тебя — дай дороги. Каждое воскресенье в Медельине в баре «Серебряная звезда» после восьми часов вечера тебя будет ждать человек американцев. Он опознает тебя по фото. Пароль прост. Тебя спросят: «Парень, ты из Боготы?» Ты ответишь: «Я из Сан-Франциско». Все через этого человека. Понял?

— Понял.

— Ты мне веришь?

— А что мне остается, Миш? Слушай, дружище, ты в такой системе пашешь… Нельзя никак домой сообщить, что я жив, здоров и что никакой я не предатель, а? А то если родителям сообщат — труба тогда.

— Никакие каналы не нужны, Сань. Это все просто. Я сейчас…

Михаил поднялся и исчез в толпе и гаме переполненного бара. Через несколько минут он уже вернулся с конвертом и открыткой.

— На-ка, — Штромберг подвинул открытку с видами Гонконга и ручку Орлову. — Пиши что хочешь, а на конверте адрес я напишу. Диктуй, я подзабыл….

Запечатав конверт, Михаил пристально взглянул в глаза Орлову:

— Ну что, Саня, на посошок и в разные стороны? Бог даст — свидимся.

Россия. Провинция. Небольшой город Н-СК.

Орлов-старший, возвращаясь с работы, по многолетней привычке открыл у калитки почтовый ящик. Среди газет затерялся маленький листок бумаги. Приглядевшись внимательнее, он понял, что это повестка в военкомат.

«С Сашей что-то, — екнуло сердце. — Убит, ранен или еще что? А может, и ничего страшного?» — успокаивал себя Орлов. Сразу вспомнились обрывки разговоров об Афганистане среди знакомых. Эта информация резко отличалась от официальной. По официальной выходило, что советские солдаты и офицеры сажали там деревья, восстанавливали взорванные школы и раздавали хлеб местному населению. По неофициальной передавали из уст в уста совсем другое: о засадах душманов, об отрезанных головах шурави, о сотнях убитых и тысячах раненых, которых «черные тюльпаны»[74] везли практически во все города и деревни Союза. И верилось, и не верилось. Но дыма без огня не бывает…