— Не согласна.
Беридзе смеялся:
— Пропал, Михаил Борисович!
— Что ж, попытаюсь задобрить тебя — приглашаю на конференцию от девятого участка. И согласен даже предоставить девятому участку первое слово. На таких условиях помиримся?
— Пожалуй. Правда, мои претензии не исчерпаны. В управлении я со всеми вашими успела поругаться. Безобразие! Огромное строительство втиснули в четырехэтажный каменный дом. Пишут, разговаривают, шушукаются, рассказывают бабушкины сказки про японских парашютистов. Никто не помнит, не думает о трассе, будто она и не существует!.. Она существует, товарищи начальники, зря вы про нее запамятовали!
— Очень хорошо, Таня, отлично, — сказал Залкинд и легонько тронул рукавицей спину девушки.
— Ничего хорошего не вижу.
— Ты пришла к нам — это хорошо. Магомет идет к горе. Трасса начинает нажимать на управление — это хорошо. И главное, Таня, наше управление выдержит теперь любой нажим — очень хорошо! — Залкинд еле шевелил помертвевшими от холода губами.
— Вы не правы, ругая управление. — обернулся к Тане Батманов. Он шел впереди с Беридзе.
— И все-таки я прошу ее на конференции высказаться против управленцев, замкнувшихся в четырех стенах, — сказал Залкинд. — Резче, умнее ругайся, Таня. Должен тебе сказать, Василий Максимович, наша Таня — историческая личность на строительстве. Она приходила ко мне в горком, требовала решительного вмешательства в дела нефтепровода задолго до того, как мы сами поняли необходимость этого. — Он с лаской взглянул на девушку и взял ее под руку. — Вот, Татьянка, совместными усилиями сдвинули мы воз с места.
Батманов остановился, оттеснил Залкинда от Тани. Она предупредила его:
— Я знаю, товарищ начальник, вы хотите меня упрекнуть в предубежденности и верхоглядстве. «Ничего не разглядела девушка в управлении. Организующая де воля, как ни крути, начинается в кабинетах. Штаб есть штаб, чем бы он ни руководил — боем ли, созиданием ли. Телефон, телеграф и умение писать — величайшие изобретения человечества, усовершенствовавшие умение работать». Точно передала?
— Точно, в общем-то, — сознался Батманов.
Беридзе и Залкинд засмеялись. Начальник строительства внимательно всмотрелся в лицо Тани. Завитки темных волос, выбившихся из-под вязаной шапки, побелели и сникли на чистый, с ровным загаром лоб. Глаза ее, обрамленные заиндевевшими ресницами, глубокие, почти черные, смело встретили его взгляд.
— Нам нельзя заявиться на трассу в гости — чай пить, балакать на международные темы и выражать сочувствие по поводу плохих дел. Вон Беридзе и Ковшов с первого дня пристают: хотим на трассу!.. Я не пустил их. Мы придем на участки хозяевами. Для этого надо вооружиться, набраться сил. На вооружение, на подготовку отведен месяц, от силы полтора. Много? Могу отчитаться за каждый день подготовки.
Таня не ответила. Лицо она до самых глаз закрыла толстыми вязаными красными варежками.
— Пожалуй, нет нужды объяснять-то вам, — тихо сказал Батманов. — Глаза у вас хорошие, должны видеть.
— Я увидела кое-что. — Таня открыла лицо. — То, что я поняла — мне понравилось. И, наверное, остальное, чего я не поняла, тоже мне потом понравится. Представьте, товарищ Батманов, мне понравился даже Либерман. Я хотела сказать, что он понравился мне больше, чем раньше.
Она рассказала о снабженцах, об их вражде, в которой усмотрела она зерно соревнования, о Тартюфе и об «отделе, тормозящем строительство». Батманов захохотал и закашлялся, захлебнувшись морозным воздухом.
— Скажите теперь, посланница трассы, как все-таки вас зовут, чем занимаетесь на участке? — спросил он откашлявшись. — Догадываюсь, что имею дело с Таней Васильченко.
— Простите, я отвыкла рекомендоваться. У меня никогда не спрашивают имени — подходят и обращаются, как к знакомой. Вы угадали: я — Васильченко, инженер связи.
— Ага! Держитесь, теперь мы будем вас ругать! — обрадовался Беридзе. — До сих пор на строительстве нет телефона и телеграфа, это безобразие!
— Не меня надо ругать. Мне приходилось заниматься чем хотите, только не телефоном и не телеграфом.
— Почему же?
— В этом и заключается мой второй вопрос к вам, личный. Связь должна опережать развитие других работ — так я считала и считаю теперь. У Грубского иная точка зрения. Мы с ним крепко поскандалили — не умею я ладить с людьми, которых не люблю. Он меня, по его выражению, изгнал из аппарата на трассу. Зачем вы оставили его на строительстве, товарищ Батманов? Я его встретила в коридоре, он успел спросить с издевочкой: «Ну, говорит, поняли теперь, что ваша проволочная связь — еще не самая главная вещь на свете?!».
— И вы действительно поняли? — спросил Беридзе, ему захотелось подразнить ее.
Девушка рассердилась, густой румянец проступил сквозь ее почти шоколадный загар.
— Я невежливо ответила бывшему главному инженеру. Не хотелось бы с первого знакомства показаться невежливой и вам, — реплика Беридзе расстроила Таню, ей показалось, что он предубежден против нее.
Беридзе примирительно взял девушку под локоть:
— Не сердитесь, Красная шапочка. Я неудачно пошутил.
— Идите быстрее! — крикнул Залкинд, опередивший их и дожидавшийся у машины.
Они едва втиснулись в эмку в своих тулупах. Тане было тесно между Залкиндом и Беридзе. Она почувствовала, как вдруг заныли ее ноги, много потрудившиеся за день.
— Грубский твердил, что связистов у нас нет и надо ждать, пока их пришлют, — говорила Таня. — Он вообще против временной подвески проводов на деревьях. «Лучше строить сразу столбовую линию». Через сто лет, когда нефтепровод будет уложен!
Батманова заинтересовали ее рассуждения. Он сидел с шофером и обернулся:
— Как считаете: можно ли быстро подготовить людей на курсах и дать временную связь, скажем, месяца за три?
— Связистов надо готовить не на курсах, а прямо на практике. Я твердо убеждена: провод от Тайсина можно протянуть за полтора месяца. У меня есть план, с ним я и пришла к вам.
— Ловко! — сказал Батманов и опять обернулся, чтобы взглянуть на Залкинда и Беридзе.
— В чем суть твоего плана, Таня? — спросил Залкинд.
— Не распылять связистов по участкам, их очень мало. Создать одну ударную колонну, где процесс работы будет разбит на простые операции. Самое главное — сто комсомольцев, которые должны добровольно пойти в тайгу.
Таня ждала, что скажут руководители строительства о ее предложении. Они молчали, думая не столько о том, что сказала девушка, сколько о ней самой. У Батманова как-то празднично стало на душе, он мысленно говорил себе: «Вот они, золотые кадры — сами идут к тебе, Василий, не зевай, сумей, получше приладить их к делу». Беридзе следил за девушкой поверх поднятого воротника тулупа.
— Я хочу ответить на ваш первый вопрос, — сказал он. — Вы правы: участок имеет право знать наши намерения, перед ним должна быть ясная перспектива...
Таня слушала его, не поворачивая головы. Беридзе говорил о перестройке проекта, о левобережном варианте трассы.
— Надо представить себе задачу целиком, а не часть ее. Девятый участок — недостаточная высота, чтобы охватить всю картину. Сейчас вам трудно понять наши решения, вы поймете их позже.
— Я, кажется, уже поняла, — сказала девушка и повернула, наконец, лицо к Беридзе. — Вы сами додумались до идеи левого берега или прочли о ней в наших записках?
— В записках? Не видел никаких записок!
Батманов заинтересованно поглядел на Таню. Она объяснила:
— С первых дней войны на трассе раздавались голоса о том, что надо пересмотреть проект. Нашелся такой человек, некто Карпов — он доказывал, что трассу нужно перетащить на левый берег.
— Кто он такой, инженер?
— Нет. Он рыбак, коренной житель Адуна, из деревни Нижняя Сазанка. Руководил большим колхозом. Однажды пришел на участок и попросился на работу: «Хочу поучиться у вас уму-разуму». Очень даровитый человек! Образование у него небольшое, семь классов, но все умеет и самое сложное дело разгадывает на лету, В нашем строительстве его больше всего прельщала дорога. Он доказывал: левый берег Адуна не случайно стал местом многих поселений, тогда как на правом берегу их почти нет. Левый берег сложился закономерно, на нем благоприятные природные условия. Трасса на правом берегу идет вразрез с историей Адуна. Дорога нужна именно на левом берегу, она свяжет Нампи, Ольгохту, Чилму, Чоми и многие другие селения с Новинском, даст толчок для развития района на север. На правом же берегу дорога нужна единственному стойбищу — Улягир. Кроме того, на правом берегу трасса пересекает сплошную гряду сопок, заросших тайгой. На левом же берегу она протянется по отлогой широкой надпойменной террасе реки. Здесь строителям нефтепровода будет помогать все население Адуна, а на правом берегу пусто и никто не поможет!
