Что-то я об этом слышала. Как и о том, что впоследствии, когда Хромов уже рулил в Москве и вызывал на себя шквальный огонь критики, всплыло на свет, что показатели были завышены, новая модель рыночных отношений существовала только на бумаге, а все реформаторство Василия Васильевича ограничивалось высокими словами и конкретными, хотя и официально не доказанными, действиями по наполнению собственного кармана.

Прокуратура, однако, этим не заинтересовалась – может, поэтому по уходе из правительства Василий Васильевич стал именно умеренным оппозиционером, а не ярым противником существующего режима? Но сейчас это не имело значения – и я прикрыла глаза, немо отвечая на его риторический вопрос.

– Вы, конечно же, знаете историю создания «Нефта-банка»? – Кажется, Хромов не допускал мысли о том, что его деяния могут быть кому-то неизвестны. – Это была моя инициатива. Банк был создан в противовес банкам олигархов, которые беззастенчиво наживались, прокручивая государственные средства и отправляя заработанное за границу. И я выдвинул предложение образовать банк, в котором пятьдесят один процент акций принадлежал бы государству, а во главе стоял бы человек, назначенный государством, – и соответственно все доходы от банковской деятельности шли бы стране, а не на заграничные счета отдельных личностей…

С господина Хромова можно было сейчас писать картину под названием «Обличитель» – весь вид его выражал благородное негодование. Увы, долгая работа в журналистике сделала меня циничной – так что искренне любоваться картиной и умываться слезами я не могла. Но зато смогла ее оценить. Подумав, что, может, и неплохо было бы как-нибудь покопаться в прошлом Василия Васильевича – который, кстати, переехав в Москву и получив квартиру как госчиновник, эту самую квартиру быстренько приватизировал, так что после отставки внушительные хоромы остались ему. И любопытно было бы узнать, сколько именно принесло ему руководство городом, а потом и областью, – отрыть каким-нибудь образом безымянный счетик где-нибудь на Кайманах. Скромненький – миллионов так на пятьдесят.

Но такие вещи просто так не узнать – нужно, чтобы кто-то информированный пожелал слить на него компромат. Ведь все появляющиеся в газетах разоблачения – о том, сколько имеет тот или иной чиновник, в какой стране у него счет и в какой именно точке Лазурного берега имеется вилла, – есть не что иное, как слив компромата.

Самому журналисту такое в жизни не узнать – даже если найдется редакция, которая даст ему кучу денег и отправит по заграницам. Это так называемые олигархи между собой счеты сводят – и сдают чиновников, проявляющих строптивость. Вот взять скандал вокруг «банного министра» – это же не отважный журналист его выследил и заснял, это его намеренно слили близкие к нему люди, которым он стал неудобен.

– Разумеется, когда встал вопрос о главе банка, я предложил кандидатуру Андрея – охарактеризовав его с лучшей стороны. – Ленинскую статью о недопустимости блата Василий Васильевич явно не читал – хотя точно изучал в свое время историю КПСС. – И лучшим свидетельством его профессионализма является тот факт, что даже после моего вынужденного ухода из правительства он продолжал занимать эту должность. Хотя, не скрою, поползновения на него были, и мне пришлось задействовать остававшиеся на самом верху связи, чтобы его защитить. Но вы же понимаете, что «Нефта-банк» кусок лакомый, а впереди выборы думские и президентские, и кое-кому надо везде своих людей расставить и все, что можно, взять под контроль…

Хромов осуждающе покачал головой, кажется, изумляясь действиям отечественной верхушки – хотя только что открыто признал, что в бытность свою во власти занимался тем же самым.

– Главная вина Андрея была в том, что он, как выражались, мой ставленник. Пытались с ним договориться, но быстро поняли, что он кристально честный человек, – и тогда развернули против него самую настоящую войну. Такую, знаете ли, невидимую – чтобы не выносить сор из избы, чтобы общественность ничего не узнала. Искали компромат, чтобы его дискредитировать, – но ничего, конечно же, не нашли. Хотя всех тех, кого Андрей привел с собой в банк, уволили либо поставили под надзор, не давая принимать самостоятельных решений, контролируя каждый их шаг. Настоящая провокация – призванная вынудить Андрея уйти. Но он терпел, хотя знал о негласных проверках, о том, как искали его заграничные счета, которых у него не было, – дело в том, что он возглавлял банк с самого его рождения, сроднился с ним и не хотел передавать его в чужие руки.

Несомненно, грязные руки – в отличие от чистых рук Андрея. Это не значит, что я в чем-то обвиняю нынешнее руководство банка – у меня нет доказательств, – но сам факт выживания Андрея из банка свидетельствует о нечистых помыслах тех, кто за этим стоял…

Это было сильно и я поаплодировала ему мысленно.

– В итоге Андрею предложили написать заявление по собственному желанию.

Собрались несколько очень влиятельных людей – не буду уточнять фамилии, но и из администрации президента были – и сделали ему предложение, заключавшееся в следующем. Или на него находят компромат и он уходит с позором и скандалом – а в наше время зарубежный счет можно на кого угодно открыть, хоть на меня или вас, причем без вашего ведома, – или тихо и мирно уходит сам, скажем, по состоянию здоровья. И между прочим, намекали на всяческие последствия, если он будет упрямиться, – самые настоящие угрозы, вы понимаете?!

Не знаю, удалось ли мне изобразить негодование – но удивление точно.

Хотя на самом деле удивляться было нечему – ведь не тем же методам, которыми действуют наши власть имущие, это все не ново совсем. И если что и было у меня внутри, кроме холодного спокойствия, так это непонимание, как мог упустить такую информацию всезнающий Женька Алещенко. И еще ощущение, что если Хромов будет таким разговорчивым и дальше, то окажется, что на кладбище я приехала совсем не зря. И что именно провидение подсказало мне тему для следующего материала.

– Скажите, Василий Васильевич, – а эти люди… – начала неспешно, как бы переваривая услышанное, по-прежнему не записывая ничего, чтобы не придавать нашему общению официальный статус, не достав даже ручку с блокнотом. – Вы могли бы их назвать – хотя бы две фамилии? Или даже одну…

– Боюсь, что нет. – Великий и бескомпромиссный борец за реформы и разоблачитель олигархов вдруг проявил неслыханную осторожность, хотя мгновение назад демонстрировал полнейшее негодование. – Вы же понимаете, что я сам не присутствовал на этой встрече – это мне рассказал потом Андрей. То есть фактов у меня нет, и получится некрасиво – вы на меня сошлетесь, а те люди подадут в суд на газету…

– Ну что вы, Василий Васильевич! – Я постаралась улыбнуться как можно обольстительнее, в конце концов, он сам меня разглядывал так недвусмысленно. – Поверьте, есть множество способов подачи материала. Можно сказать, что по имеющейся у нас информации на встрече были такой-то и такой-то, – это одно. И совсем другое, если так – нам сообщили из источника, близкого к правительственным кругам, что… Да можно ведь даже фамилий не называть – ограничиться намеком…

– Давайте ограничимся. – Бесстрашный борец с коррупцией подмигнул мне хитро – боялся он явно не за газету, а за себя. – Был министр той отрасли, с которой связан «Нефтабанк», – понимаете? Был один вице-премьер – которого назначили вместо меня. И из администрации президента – сами догадайтесь, кто там все время везде лезет. Достаточно?

– Более чем, – согласилась поспешно, замечая, как Хромов повернулся и посмотрел в глубь кладбища – откуда медленно приближались к нам группки людей.

Похоже, церемония была близка к завершению или уже завершилась – а значит, и мое интервью подходило к концу. Потому что Хромова, кажется, напрягало, что его увидят тут разговаривающим со мной и делающим себе рекламу – в то время как он ушел с похорон раньше других, наверняка сославшись на сверхважные дела. – Более чем. А дальше?