Гор действительно держался на воде неважно. Вцепившись в бревно, едва помогал ногами, то и дело отплевываясь, испуганно озираясь по сторонам. Правил в основном сам Дрого. Он-то нисколько не боялся воды: и здесь сказались уроки наставника …

На левом берегу, обтерев тело рубахой и торопливо одеваясь (его трясло мелкой дрожью, хотя вода была очень теплая), Гор с удивлением посматривал на Дрого:

– А ты и впрямь пловец! Это хорошо; это пригодится. Только на водяных особо не надейся. Коварны. – И, уже собравшись, озабоченно сказал: – Давай-ка сперва еще одну корягу разыщем, да к этой ремнями пристроим, а то как олешка переправлять будем? Я-то, сам видишь, – воде не обучен.

Дрого ушел с головой в новую жизнь взрослого мужчины-охотника. Не только другим, даже ему казалось: что было – прошло. Пережито. Поменьше об этом думать и идти своей, охотничьей тропой, не отступая от ее законов.

Теперь он часто встречался с Нату. После Большой охоты та сделалась совсем ласковой. Гордилась. Но втайне завидовала своей подруге, Туйе. У той – все уже ясно, даже начальный дар получен; говорят, осенью хозяйкой очага станет. У своего Каймо. А вот она, Нату, если и станет, то еще не скоро. Ее Дрого терпелив и горд. Мужчина! Хорошо, конечно, да вот только как оно все обернется? Не получилось бы так, как с Навой… Первая красавица была, а теперь…

Да, оказывается, Каймо нисколько не шутил там, в Потаенном доме, после Посвящения. Всерьез взялся за сватовство, не обращая внимания ни на укоры отца, ни на вздохи матери, ни на шуточки Вуула. Отнес к Серым Совам свой Начальный дар. Айон, отец Туйи, дар принял – ради дочери! – но в душе был недоволен. (Торопыга! Хотя бы до весны дотерпел, если уж дольше не может! И что за охотник, что за муж из него получится, кто знает? На Большой-то охоте ничем себя не показал, а тут – как раз первый из первых!)

Дрого над приятелем не насмешничал, но удивлялся. Может, и Каймо «коснулся своим черным крылом» этот самый Аймос? Ну и пусть! Хорошо, что его самого, Дрого, никакие крылья не задевали – ни черные, ни белые! Вот он и не будет спешить: присмотрится, поучится, себя покажет… Может, и в самом деле Нату станет хозяйкой его очага – только не сейчас. И не весной. Он – не торопыга!

Нава оправилась от болезни, но сильно похудела, и с лица спала – одни глаза. Какая уж там «красавица»! На людях появлялась редко, закрывала нижнюю половину лица. Но ничто не спасало от насмешек: незамужние, особенно засидевшиеся, злы и на язык остры.

– Эй, Нава, а жених твой где? Снова пошел лашии ловить? А когда вернется?

– Ох и повезло же нашей красавице! Вот погодите, вернется еепервый охотник…

Особенно старалась рябая долговязая Ата: женихи обходили ее стороной, и она уже давно втайне жалела, что отвергла несколько лет назад Йорга-неудачника. Сейчас она не упускала случая позлословить даже в отсутствие Навы.

– К своему небось побежала! – шептала Ата подружкам-неудачницам и хихикала.

Конечно, смеялись далеко не все. Да и насмешницам выговаривали: «Не поминайте лишний раз его! На весь Род беду накличете!» В ответ звучало обиженное: «А мы его и вовсе не поминаем! Зачем он нам нужен?» – но языки все-таки придерживали, хотя бы на время. Не то чтобы всерьез относились к предостережениям. (Какая такая «беда»? Вон как хорошо дела идут! Эти старики только себя пугают.) Просто знали: «беду» в виде хорошей затрещины и на себя самое можно накликать, если постараться.

Насмешницы не догадывались, что Нава действительно встречается со «своим», да только не с тем, кого они некстати поминали, хотя бы и безымянно. Не только горе, и не только издевки все больше и больше отдаляли ее от дочерей Серой Совы. Две тайны появились у Навы, две тайны помогали ей справляться с тем, что произошло. Одна – возникший в ту страшную ночь великий Дар – скрытая сила. А вторая – ее спаситель, молодой колдун-Куница.

Они встречались не очень часто – раз в два-три дня, не больше. У колдунов слишком много своих забот, и не он приходил к Серым Совам – она уходила за три лога, на место давнего лесного пожара – косогор, поросший молодым сосняком. Родители знали об этих встречах и были рады. Лишнего не говорили, другим – тем более, но порой спрашивали у дочери: а Начальный дар – когда же? Нава молчала: нечего ответить! Как объяснить, что встречаются не молодые любовники, не жених и невеста – наставник и его начинающая ученица!

Колдун-Куница объяснил Наве, что в ней проснулась скрытая сила – та самая, что есть у всех настоящих колдунов, у одних больше, у других меньше. И она, если захочет, тоже может стать колдуньей. Нава была потрясена. Она – колдунья?! И представить невозможно.

«Женщины-колдуньи редки; у вас их и вовсе не было. И они отличаются от нас, колдунов-мужчин. Во многом – сильнее, – объяснял Куница. – Времена сейчас опасные. А у твоей общины, сама знаешь, – нет защитника! То, что случилось с тобой, – Знак!»

Она знала, конечно, что такое – их Узун. Она верила молодому Кунице. Но все же… А он продолжал: «Торопиться не нужно. Подумай. Но знай: в ком проснулась скрытая сила, уже не будет прежним. Силу эту нужно чувствовать самому, нужно уметь ею управлять, иначе – повредит. Если не научить тебя хотя бы самому простому, – и лечение мое впрок не пойдет. Сделаем так: пока что я поучу тебя самому простому в нашем деле, а ты подумаешь. Решишься – поговорим с Гартом, и тогда станешь настоящей ученицей Куницы-колдуна. Я уверен: это – твоя тропа!»

Так вот и начались их встречи. Нава была очень благодарна своему спасителю – за все, не только за целение. Каково было бы без этих встреч под градом непрестанных насмешек? И за рассказы о скрытой силе, за помощь… И за то, что молодой Куница ни разу даже не попытался склонить свою спасенную подругу, свою ученицу к тому, для чего и встречаются тайком молодые мужчины и женщины. Да! За это Нава была особенно благодарна своему наставнику: после всего, что с ней произошло… Но – странно устроен человек! – она в то же время все чаще начинала испытывать досаду: что же он – и не мужчина вовсе? Или уж она сама никому не нужна, ни на что кроме колдовских дел не пригодна?! Впрочем…

Однажды Нава спросила у своего наставника:

– Куница! У тебя что же, имени нет, как у Колдуна детей Мамонта?

Он ответил серьезно и строго:

– Имя есть. Быть может, когда-нибудь ты его узнаешь. – И добавил, уже с улыбкой: – Я очень хотел бы этого!

Нава не только училась пользоваться скрытой силой. Отвечала на вопросы наставника, рассказывала свои сны. И слух о Крылане пересказала. Может, и не вспомнила бы (в стойбище Серых Сов Крылан не появлялся, от детей Мамонта узнали), если бы не сны. В них приходил он, лишенный имени. Красивый. Все еще желанный. Но когда протягивал руки, они вдруг превращались в черные перепончатые крылья – и Нава с криком просыпалась.

Узнав об этих снах, колдун-Куница посерьезнел и, поколебавшись, снял с шеи свой оберег.

– Надень, спрячь, носи не снимая. И даже во сне не приглашай Того, не отвечай на зов!

Оберег помог: сны прекратились.

А в последнюю встречу Нава обмолвилась о насмешницах. Случайно обмолвилась: пусть себе тешатся, ей нет до них дела! Но наставник стал совсем хмурым.

– Пойду к Гарту. Это нужно прекратить!

– Но, Куница, мне ведь все равно!

– Не в этом дело. Они не понимают, что призывают Зло! Он, видимо, вырвался, а Его еще сами люди зовут… Это вредит вашему Роду; да что там, всем нам вредит – и детям Мамонта, и детям Куницы! И кроме того, колдун-Куница надеется, что Нава уже решила встать на тропу своего наставника!

Но поговорить с Гартом удалось уже после того, как разразилась беда. Не там, где ее ждали, нет. У ближайших соседей детей Куницы.