– Да… благодарю. – Зоя присела в легком поклоне и, не поднимая глаз, удалилась из комнаты.

Когда вышел и Гермий, Донато насмешливым тоном заметил:

– Какое странное совпадение! Твоя подруга захотела избавиться от мужа – и вот, пожалуйста, его нет!

– Что ж, бывают совпадения, – пожала плечами Марина. – Купец любил ходить по притонам, вот и погиб в пьяной драке.

– Удачно все сложилось для твоей Зои. Теперь и моя помощь ей не нужна.

– Ты так стремился поскорее выпроводить Зою из нашего дома, что это бросалось в глаза, – с упреком заметила Марина.

– Да, потому что она невольно напоминает мне о Нероне Одерико. А я хочу, чтобы этот осколок прошлого навсегда исчез из нашей жизни и даже стерся из памяти.

В октябре по Кафе разнеслась новость о несчастье, постигшем таверну «Золотое колесо». Это злачное место, давно имевшее худую славу у добропорядочных горожан, теперь само оказалось жертвой жестокого нападения. Неизвестные грабители, вломившись ночью, не только забрали деньги, которые им удалось найти, но перебили посуду, порезали мешки и корзины с продовольствием и, что самое страшное – убили хозяйку «Золотого колеса», Бандекку, молодую бойкую красотку, заправлявшую всеми делами от имени своего престарелого слабоумного мужа. Ее нашли заколотой кинжалом; и на лице у несчастной застыло такое выражение ужаса, словно она увидела перед собой призрак.

Никто не мог описать внешности преступников и даже назвать их числа. Трактирный слуга Фестино, которого в начале нападения оглушили ударом по голове и связали, очнувшись, утверждал, что бандитов было человек пять. А постоялец гостиницы, не спавший в ту ночь, говорил, что видел только одну подозрительную фигуру, выбегавшую из таверны. Впрочем, в темноте он мог просто не рассмотреть остальных.

Город полнился слухами, приставы осматривали местность вокруг таверны, проверяли приезжих, опрашивали рыночных торговцев. Но никто из горожан не верил, что преступники будут найдены, – уж слишком отчаянными и ловкими они были, если решились напасть на такое известное заведение, как «Золотое колесо», издавна находившееся под негласным покровительством местных корсаров.

И лишь один человек в Кафе догадывался, кто мог стоять за дерзким преступлением…

Зоя вернулась из Сурожа в Кафу и поселилась у родных, которые приняли ее весьма приветливо, – ведь теперь она была не заблудшей овцой, а пристойной и даже довольно состоятельной вдовой. Едва оправившись от всех своих несчастий и потрясений, Зоя уже начала подумывать о том, что может начать новую жизнь и, когда истечет срок траура, благополучно выйти замуж.

Но преступление, вдруг прогремевшее в Кафе, заставило молодую женщину внутренне содрогнуться и вновь ощутить угрозу дамоклова меча, нависшего над ее судьбой. Она еще раз убедилась, что Нероне не шутит ни в чем: он отомстил Бандекке и точно так же не пощадит ее, Зою, если она пойдет ему наперекор. Он каждую минуту мог появиться в ее жизни и потребовать исполнения того рокового договора, который она невольно с ним заключила. Мысль об этом темным пятном омрачала ее надежды и виды на будущее.

Впрочем, преступления, подобные разгрому в «Золотом колесе», были не столь уж редки в шумном приморском городе, а потому слухи мало-помалу стали утихать и к концу октября сошли на нет.

Именно в это время близ кафинской пристани появился мужчина лет тридцати пяти в длинном темном плаще и круглой шляпе, низко надвинутой на лоб. В нем не было ничего примечательного, кроме разве что густой бороды, закрывавшей пол-лица. Этим он отличался от большинства латинян, обычно бривших бороды, но зато такой заросший вид делал Нероне Одерико почти неузнаваемым.

Прохаживаясь вдоль берега и вроде бы рассеянно оглядывая стоявшие в гавани суда, генуэзец был незаметен среди снующих по пристани грузчиков, моряков, торговцев, любопытных зевак и жуликоватых бродяг. Но сам Нероне замечал каждую мелочь и с особым вниманием скользил по лицам корабельщиков, недавно прибывших в порт или, наоборот, готовившихся к отплытию.

Впрочем, сейчас, в разгаре осени, когда уже дули холодные ветра, а море часто штормило, в кафинском порту было не так оживленно и многолюдно, как летом. Далеко не все судовладельцы решались отправить в плавание свои корабли, зная, как переменчив и опасен бывает в это время года Понт Эвксинский. Хотя все же находились смельчаки, готовые презреть опасность ради тех выгод, которые сулил морской торговый путь, соединявший порты Запада и Востока. Кафа находилась в центре этого пути, и какие только товары не переправлялись через нее во все концы Европы и Азии! Это были не только жизненно необходимые зерно и соль, но также предметы роскоши и драгоценные камни, шелка и бархат, стеклянная и фарфоровая посуда, пряности и благовония, металл и оружие.

Но одним из самых доходных промыслов была работорговля, и в ней кафинские купцы весьма поднаторели. Живой товар с Кавказа и славянских земель им поставляли татары, а уж дальше морем генуэзцы развозили пленников по всей Европе. И даже сейчас, на пороге зимы, в припортовом квартале не утихал невольничий рынок, где отчаянные генуэзские мореходы могли купить по дешевке рабов, чтобы везти их по бурному морю в Константинополь и Италию.

Но не торговые и транспортные корабли интересовали Нероне; его наметанный глаз искал среди моряков и судовладельцев тех, кто был связан не столько с купеческими делами, сколько с корсарским промыслом. Впрочем, такой источник доходов, как пиратство, признавался в Кафе почти официально, – только захваченной добычей надо было, согласно Уставу, делиться с общиной. Консул мог даже оказывать покровительство тем корсарам, которые приумножали доходы кафинской казны «честным образом» – то есть отдавая половину своих трофеев.

Скоро опытному генуэзцу повезло: он увидел человека не просто подходящего, но еще и знакомого. С первого взгляда Нероне узнал своего случайного товарища по несчастью, с которым год назад бежал из пизанской тюрьмы. Генуэзец помнил его имя – Яунисио Тетро – и род занятий, коим было пиратство, едва прикрытое сверху вывеской честного торговца. Нероне подошел поближе. Яунисио его не заметил, потому что в это время на пирсе отдавал распоряжения каким-то оборванцам, загружавшим тюками вместительную лодку.

– Яунисио Тетро, лихой бродяга, тебя ли я вижу? – негромко произнес Нероне, остановившись за спиной у старого знакомца.

Тот резко обернулся и, вглядевшись в бородатое лицо, удивленно присвистнул:

– Нероне Одерико?.. Неужели это ты?

– Тсс, приятель… – генуэзец приложил палец к губам. – Запомни: Нероне Одерико больше нет. Он умер. Я теперь корсар Элизео Вакка.

Элизео Вакка был третьим компаньоном, с которым Яунисио и Нероне бежали из тюрьмы и который погиб в нелепой трактирной драке.

– Ты теперь живешь под именем Элизео? – Яунисио в недоумении пожал плечами. – Но почему? Его имя ничем не лучше твоего. Ты от кого-то скрываешься? Как тебя вообще занесло в Кафу?

– А тебя?

– Я – другое дело, я мореход, знаю все побережье от Кадиса до Трапезунда, – не без гордости заявил Яунисио. – А ты, насколько я помню, сухопутный разбойник и картежник.

– Ну, ты потише, – недовольно поморщился Нероне. – Нам с тобой кое-что известно друг о друге, но лучше об этом молчать. Знаешь, Яунисио, я рад, что тебя встретил.

– А я не знаю, рад ли видеть тебя, Нероне… то есть Элизео.

– Вот именно – Элизео! Мое прежнее имя забудь. Так вот, приятель, я рад тебя видеть, потому что ты мне можешь помочь.

– Гм… а захочу ли я тебе помочь?

– Думаю, захочешь, если я дам тебе несколько золотых дукатов.

– О! Ты снова стал богат? Когда же успел?

– Пока не стал, но надеюсь разбогатеть, если займусь полезным промыслом.

– Чем же ты займешься, позволь полюбопытствовать?

– Тем же, чем и ты, – корсарством. – Нероне выразительно усмехнулся. – То есть я хочу сказать – честным корсарством.