Несколько слов о том, как состоялся брак Мао и Цзян Цин. Это была четвертая по счету женитьба Мао Цзэдуна. После гибели от руки гоминьдановцев его второй жены — Ян Кайхуэй в 1930 году Мао женился в третий раз на Хэ Цзычжэнь, соратнице по революционной работе.

Цзян Цин — в прошлом театральная актриса — появилась в Яньани в 1938 году. В ту пору ей было 26 лет. Вскоре после приезда она обратила на себя внимание Мао Цзэдуна.

Имеются сведения, что в Политбюро ЦК КПК тогда раздавались голоса против развода Мао Цзэдуна с третьей женой — Хэ Цзычжэнь, которая в то время находилась на лечении в СССР, и особенно против женитьбы на женщине с сомнительной репутацией. Этот вопрос обсуждался даже на заседании Политбюро, однако Мао Цзэдун настоял на своем, заявив, что свою личную жизнь он будет устраивать так, как хочет, несмотря ни на что. Именно Кан Шэн — земляк Цзян Цин — сыграл главную роль в урегулировании этого семейного дела. Он дал на Политбюро поручительство за Цзян Цин и с той поры стал ее доверенным лицом.

Цзян Цин очень скоро стала не только подругой, но и помощницей Мао. Эта честолюбивая женщина сумела занять особое положение в партии, используя свое влияние на Мао. Некоторые биографы сообщают, что еще до брака она говорила, будто выйдет замуж за «первого человека в Китае». Цзян Цин сумела так привязать и расположить к себе Мао, что он, как ребенок, капризничал в ее отсутствие, отказывался принимать лекарства и т. п.

Новую роль Цзян Цин тонко заметил Владимиров. Уже тогда, едва оставив театральные подмостки, она стала вести себя так, будто почувствовала высокое призвание: она не просто жена — она соратник вождя. Цзян Цин старается стать полезной ему во всей его деятельности. Она опекает его как человека и помогает ему как руководителю. Незаметно она берет в свои руки часть его полномочий. Между тем, по имеющимся сведениям, Политбюро согласилось в конце концов на брак Мао лишь при условии, что Цзян, Цин не будет вмешиваться в дела партии.

Внешность обманчива. Глядя на фотографию Цзян Цин в яньаньский период, видишь молоденькую миловидную женщину, тонкую и гибкую, как лотос, с нежной кожей лица и припухлыми губами. Но уже тогда в ее маленьких ручках сосредоточилась немалая власть. А в период «культурной революции» она уже открыто вмешалась в большую политику и оказала немалое влияние на стиль и методы проведения этой кампании.

Биографы Мао сообщают, что он долго не мог забыть о своей второй жене — Ян Кайхуэй. Летом 1937 года (до того, как он познакомился с Цзян Цин) он спросил у журналистки Агнессы Смэдли, любила ли она когда-нибудь, кого она любила и какую роль в ее жизни играла любовь. Много лет спустя он снова вернулся к этому разговору и рассказал журналистке о своем отношении ко второй жене — дочери профессора Яна. Он прочел стихотворение, которое написал в ее память в 1957 году. Там были такие посвященные ей слова: «Я лишился своего гордого тополя…»

Что касается третьей жены Мао, Хэ Цзычжэнь, оставленной им, то мы можем прочесть восторженные строки о ней у Эми Сяо: «Жена Мао Цзэдуна — Хэ Цзычжэнь — девушка из крестьянской семьи. Ей сейчас лет двадцать-восемь. Она уже десять лет носит солдатскую форму, дралась на фронте, организовывала отряды женщин-бойцов, ухаживала за больными и на своих плечах носила раненых. В боях она получила двадцать шрапнельных ран, из которых восемь были очень серьезными. Так, она приняла участие в „великом походе“ Красной армии на северо-запад, и при этом она была беременна и родила в пути. Ей пришлось оставить ребенка в крестьянской семье. Но все эти страшные переживания не согнули эту хрупкую, изящную, но по характеру необычайно выносливую и отважную молодую женщину»¹⁹.

Другие члены семьи Мао, по-видимому, не вызывали у него особых чувств. П. П. Владимиров свидетельствует, что Мао Цзэдун равнодушен к сыновьям от брака с Ян Кайхуэй, которые учились в ту пору в Советском Союзе, и не помнит, чтобы он упомянул имя кого-либо из них или поинтересовался их здоровьем. Впрочем, и маленькая дочь мало его трогает, а если и трогает, то «благодаря стараниям супруги, которая всячески оживляет в нем атрофированные отцовские чувства»²⁰. От Хэ Цзычжэнь у Мао родилось пять дочерей, все они были отданы на воспитание в крестьянские семьи в одном из районов Китая перед «великим походом». От брака с Цзян Цин родились две дочери.

Не правда ли, любопытный образ возникает перед нами, когда читаешь описание личной жизни Мао, манеру вести себя в семье и среди друзей?

Первое, что обращает на себя внимание, — это уровень культуры Мао, как, впрочем, и его окружения. Насколько мы понимаем, ее истоки восходят к культуре состоятельного китайского крестьянина. Речь Мао с хунаньским акцентом, его склонность к грубым шуткам, его пристрастие к гаоляновому самогону и заморскому джину, его манера держать себя, пить, курить, говорить — черты, о которых сообщает П. П. Владимиров, — все это не похоже на поведение выходца из рабочей среды, пролетарского революционера.

Легко представить себе Мао сидящим в яньаньской пещере, выложенной кирпичом, освещенной свечами, попивающим голландский джин из кружки и закусывающим земляными орешками.

Попробуйте представить себе там, в его пещере, в его роли пролетарского вождя западных стран! Невозможно, как ни напрягай свое воображение! Это разный род человеческой личности, разный род субкультуры, порожденной разной средой, национальными традициями, воспитанием.

Характерная черта Мао — это полная устремленность к роли, которую он себе уготовил, — роли руководителя прежде всего в армии, а затем и в партии. Создается впечатление, что он никогда не забывает об этой своей роли, даже в самые интимные минуты жизни.

Мао запрещает себе проявлять (а может быть, просто не испытывает?) обычные человеческие чувства. Больше всего говорит об этом его равнодушие к своим детям. А ведь Мао — человек эмоциональный, что отмечали П. П. Владимиров, Эдгар Сноу и многие другие, наблюдавшие его близко. Но он настолько поглощен своей политической ролью, что все остальное приобретает для него второстепенное значение.

К этому свойству личности Мао, как и любого другого «политического человека», можно относиться по-разному. Да и проявляется оно — это свойство — по-разному. В одних случаях это подлинное призвание, почти что мистическое чувство своей исторической предназначенности как выражение целеустремленной и полностью захваченной определенной идеей натуры. Так происходит, когда имеется идея или цель, обращенная не на себя, не на удовлетворение своего властолюбия, а вовне — на служение другим людям, группам, классам, нации, наконец.

Но если этого нет, если отрешение от простых человеческих чувств и качеств, присущих любому земному существу, вызывается не потребностью служения высоким целям, а стремлением к удовлетворению своей эгоистической страсти к господству над другими людьми, то тогда мы получаем тип человека, с такой глубиной и проницательностью описанный в «Государе» Никколо Макиавелли²¹. Личная власть, ее укрепление, ее расширение, ее постоянная максимализация становятся постоянным законом существования такого человека и тогда — что ему люди? Что ему жестокость, добро и зло?..

Однако не будем спешить с выводами. Присмотримся, ближе к интересующей нас личности и последуем дальше за ВладимироБым.

«Мао Цзэдун обычно работает ночами. Встает поздно, к полудню. По натуре честолюбив, поэтому, наверное, напускает на себя этакую многозначительность. А сам любит поесть, выпить, потанцевать, поразвлекаться с девицами, а для всех прочих проповедует жесточайший революционный аскетизм. Он вообще не прочь прикинуться пуританином. Он старательно создает о себе представление как о мудром правителе в традиционно китайском духе. Он умеет пустить пыль в глаза и, когда надобно, показать всем, как стойко „председатель Мао“ разделяет тяготы с народом, ему подают чумизу, и он стоически поедает ее, запивая водой»²².