Ночь накатила незаметно. И снова Щеглов бродит по кабинету из угла в угол, снова растет пирамида из сигаретных «бычков», снова мысли роем носятся в уникальной голове следователя.

В два часа ночи сон все же сморил его. Но и во сне он продолжал думать о деле, и даже сновидения, изредка посещавшие его воспаленный мозг, были все на ту же тему.

Бой часов на Спасской башне, отсчитавших шесть ударов, разбудил Щеглова. Было уже светло, и первые лучи солнца били в противоположную от окна стену. Но еще не успев как следует открыть глаза, он уже закурил.

В девять часов утра в кабинет вбежал лейтенант Веселовский — тот самый, который уже дважды знакомил своего шефа с результатами экспертизы. Лейтенант был бледен и растерян.

— Бобров исчез! — выпалил он с порога.

— Что-о?! — Щеглов вскочил из-за стола, опрокидывая массивное кресло.

— Как в воду канул! Сегодня утром в положенное время он не вышел на работу, и мы, предвидя недоброе, послали нашего сотрудника к нему домой под видом работника Мосэнерго якобы для проверки электроплиты. Но дома его не оказалось. Жена его была чем-то испугана и ничего толком сообщить не могла.

— Так где он, черт возьми?! — взревел Щеглов, страшно вращая глазами.

Лейтенант побледнел еще больше.

— Около трех часов ночи, — продолжал он, — к подъезду бобровского дома подъезжала машина «скорой помощи»; минут через пятнадцать она уехала, забрав больного.

— Больного? — прохрипел уже все понявший Щеглов. — Кого же именно?

— Боброва, — смущенно ответил лейтенант, потупив взор. — Наша это вина, товарищ капитан, проглядели. Бобров обвел нас вокруг пальца. Дело в том, что «скорую» он не вызывал, по крайней мере, его телефон молчал всю ночь — наши сотрудники на АТС не зарегистрировали ни одного звонка ни в ту, ни в другую сторону.

— Ясно, — буркнул Щеглов, сверля лейтенанта взглядом, — звонили с другого аппарата.

Лейтенант Веселовский кивнул.

— Около одиннадцати Бобров спустился на этаж ниже к своему соседу, некоему Прокофьеву Александру Федоровичу, пенсионеру и инвалиду войны.

— Зачем?

— Сыграть партию-другую в преферанс. Так показал Прокофьев. А преферанс, сами знаете, игра увлекательная и у хороших игроков порой затягивается не на одни сутки. Одним словом, ничего необычного в этом не было, тем более что подобные товарищеские встречи за карточным столом они устраивали не впервые. Около трех часов ночи Боброву вдруг стало плохо, он схватился за правый бок и со стоном упал на диван. Сосед испугался и вызвал «скорую», причем Бобров не возражал против этого. Приехавший вскоре врач определил у Боброва приступ острого аппендицита и настоял на его немедленной госпитализации. Бобров согласился, и его на носилках снесли в машину. К сожалению, все это происходило буквально на глазах наших сотрудников, но они преспокойно дали преступнику уйти.

— Вот-вот! Дали уйти! Молокососы! Дилетанты! — Щеглов в бешенстве носился по кабинету, бросая на лейтенанта гневные испепеляющие взгляды. — Да вам блох ловить у моей собаки, а не преступников! Ротозеи!.. Такого хищника упустили!.. Куда его увезли?

— В двадцать третью больницу. Она в двух шагах от дома Боброва.

— Были там?

Лейтенант кивнул.

— Хоть здесь проявили оперативность, — буркнул Щеглов более спокойно. — И что же в больнице?

— Как только Боброва привезли в приемное отделение, ему сразу стало лучше.

— Надо думать!

— Пока производили обычную в таких случаях процедуру приема больного, Бобров слезно стал умолять медперсонал отпустить его в туалет. Ему возразили, но Бобров разыграл перед ними такую комедию, что они наконец сдались. «Больной» выскользнул в дверь — и больше его не видели. След его терялся сразу же за порогом больницы.

— Это все?

— Все.

Щеглов покачал головой. Гнев уступил место досаде и разочарованию.

— Да, ловко он нас провел, — горестно произнес он. — И, главное, как просто! Как все верно рассчитал! Сымитировал приступ аппендицита, добился, чтобы вызвали «скорую» не его голосом и не с его телефона — и дело в шляпе! Ведь знал, подлец, что нам и в голову не придет устанавливать наблюдение за всеми аппаратами в подъезде! Знал! Нет, теперь его не найти, теперь он надолго затаился, и только неосторожность с его стороны может навести нас на его след… Постойте, вы говорили, что его везли в машине «скорой помощи»; значит, никаких вещей у него с собой не было. Так ведь?

— Так, — ответил Веселовский после некоторого раздумья. — Его забрали прямо из квартиры Прокофьева, куда он перед этим явился налегке.

— Ага! Это уже лучше! — Глаза Щеглова снова вспыхнули дьявольским огнем. — А вещи у него быть должны. Значит, они у него где-то припрятаны — видно, заранее подготовился к возможному бегству. А где можно оставить, например, небольшой чемоданчик или дипломат? Думайте, лейтенант!

Веселовский наморщил лоб.

— В камере хранения, — сказал он некоторое время спустя, — или…

— Или?..

— …или у знакомых, — закончил лейтенант.

— Вот именно! Или в камере хранения, или у знакомых!.. Вот что, лейтенант. Сию же минуту установите наблюдение за всеми камерами хранения на всех вокзалах Москвы, а также выясните круг знакомств Боброва и с каждого — с каждого, слышите? — кто так или иначе может оказаться в этом кругу, глаз не спускайте! Поняли? И чтобы в этот раз прокола не было! Ступайте!.. Нет, погодите. Вызовите ко мне… этого… как его… соседа…

— Прокофьева, — подсказал Веселовский.

— Да, Прокофьева, и жену Боброва. Хочу с ними побеседовать. Теперь все.

Как только лейтенант Веселовский покинул кабинет шефа, Щеглов с силой шарахнул кулаком по железному сейфу, стоявшему в углу, тем самым пытаясь сорвать накопившееся в душе раздражение на безответном предмете мебели… Какая неудача! Как все шло хорошо — и на тебе! Ведь из-под самого носа ушел. Нет, теперь его не поймать, не такой он дурак, чтобы после блестяще проведенной операции вновь оказаться в руках милиции… Но тут одна мысль пришла в голову следователю. Не только в камере хранения или у друзей мог оставить свои вещи Бобров. Был еще один способ, куда более оригинальный и хитрый, спрятать их на некоторое время. Он вполне мог отправить ценности, деньги или что-то еще посылкой по почте. Куда? Да в любое отделение связи страны! Достаточно при отправке написать магическое словосочетание «до востребования», а при получении предъявить документы — и все будет в полном ажуре… Щеглов взглянул на часы. Без двадцати десять. А почтовые отделения открываются в десять ровно. Значит, еще есть время.

Не теряя ни секунды, он тут же распорядился взять под контроль все отделения связи Москвы и, если возможно, Подмосковья и в случае появления там Боброва немедленно сообщить об этом в уголовный розыск, лично старшему следователю Щеглову.

Около десяти позвонил сотрудник, дежуривший на АТС, и сообщил, что за все время наблюдения за телефоном в квартире Боброва был зарегистрирован всего один звонок. Звонил сам Бобров, вчера, в десять часов вечера, некоему Курганову и обещал завтра, то есть уже сегодня, «забежать буквально на одну минуту».

— Так что ж вы раньше молчали! — взорвался Щеглов, поражаясь нерасторопности своих сотрудников, и бросил трубку.

Оперативник, тотчас же выехавший к Курганову, застал хозяина в полнейшем недоумении, причем недоумение это было вызвано не столько появлением милиции, сколько вчерашним звонком «неизвестного типа, который даже не соизволил представиться». Причем на обещание Боброва «забежать» Курганов не успел даже ответить, так как тот сразу же бросил трубку.

— Ясно, — проворчал Щеглов, когда получил это известие. — В кошки-мышки решил поиграть с нами Бобров. На ложный след наводит. Ладно, мы это ему еще припомним. А за квартирой Курганова понаблюдайте — мало ли что…

Состоявшаяся вскоре после этого беседа сначала с Прокофьевым, соседом Боброва по подъезду, а затем с женой последнего, не принесла никаких видимых результатов. Несколько штрихов к общей картине вчерашнего вечера, правда, добавила гражданка Боброва, но они не меняли существа уже имеющейся в распоряжении следствия информации. По ее словам, муж вчера был раздражителен, мрачен, часто брался за телефон, но тут же бросал его, на вопросы не отвечал, копался в каких-то документах, шарахался от темных окон. Но что больше всего поразило ее, так это его полнейшее безразличие к футбольному матчу «Динамо» (Москва) — ЦСКА, транслировавшемуся вчера по телевизору; подобного раньше не случалось. Сам страстный болельщик, Щеглов понял, в каком состоянии находился вчера вечером Бобров, и даже где-то в глубине души посочувствовал ему.