— Ну как же, Бобров! — теперь вступил в игру Щеглов. — Ведь вы познакомились с Мартинесом в Таллинне, когда работали там портовым рабочим. Ну, вспомнили?

— Мартинес? Не знаю такого. — Бобров уставился в потолок, умело скрывая волнение.

— Хорошо, тогда ответьте мне на такой вопрос: кому вы передавали ружье, полученное вами от Храпова?

— От Храпова? — Бобров очень натурально удивился. — От какого Храпова?.. Ах, от Храпова! Да, да, помню. Нет, никому я ружье не передавал. Могу вам в этом поклясться. И вообще я целыми днями на работе…

— А зачем вы вообще брали у Храпова ружье, когда у вас есть свое?

— Это что, допрос? — угрюмо спросил Бобров.

— Нет, пока только беседа.

— Пока? Спасибо, успокоили. А я чуть было не решил, что мне дело шьют. Ан нет, оказывается, просто беседуем. Так о чем же вы хотите, чтобы я с вами побеседовал, граждане начальники?

— Вы не ответили на вопрос, гражданин Бобров. Зачем вам второе ружье?

— А как по-вашему, зачем вообще ружья нужны? По зверью, я думаю, стрелять.

— Но у вас же есть свое — зачем вам храповское?

— Мое ружье неисправно. А у Храпова я взял ружье потому, что собрался было идти на охоту, но в последний момент мероприятие сорвалось и ружье мне не пригодилось.

— Ну, у следствия несколько иное мнение на этот счет. Вы знаете, что из этого ружья был убит человек?

— Но ведь это же не мое ружье! Оно и было-то у меня всего лишь неделю…

— Да, но человек был убит именно тогда, когда это ружье находилось у вас.

— А разве Храпов… — хотел было что-то спросить Бобров, но осекся.

— Что — Храпов? — насторожился Щеглов.

— Нет, ничего, — тихо ответил Бобров.

— Вы хотели сказать, что Храпов тоже стрелял в профессора? Вы ведь это имели в виду? Откуда вам это известно?

— Ничего мне не известно, — угрюмо ответил Бобров.

— Тогда что значит ваше упоминание о Храпове?

— Да не убивал я никого! — яростно заревел Бобров. — И вообще, я в это время был на работе.

— В какое время? — быстро спросил Щеглов. — Откуда вы знаете, когда было совершено убийство, если непричастны к нему? Отвечайте, Бобров!

— Да я на работе с раннего утра до позднего вечера — потому так и сказал. Ничего конкретного я в виду не имел.

— Допустим. Тогда как вы объясните тот факт, что из ружья, находящегося в вашей квартире, стреляли в человека, а вы к этому отношения вроде как даже и не имеете?

— Но ведь я был на работе!

— Это очень похвально, что вы так помногу работаете, гражданин Бобров. Но вопрос сейчас не в том. Да, действительно, в момент совершения преступления вас видели на работе — алиби у вас безупречное.

— Я же говорил! — воспрянул духом Бобров. — Так на каком же основании вы обвиняете меня в убийстве?

— Не обвиняю, а подозреваю, — поправил Боброва следователь, — и не в убийстве, а в соучастии или, если хотите, в пособничестве убийству. Да, убийца не вы, но оружие в руки убийце вложили именно вы.

— Опять вы за свое! А факты у вас есть?

— Факты будут. Поэтому я и хочу выяснить, каким образом из ружья, которое находилось в вашем доме, был убит человек. Вы можете мне это объяснить?

— Нет, не могу. И не хочу. Объясняйте сами. Впрочем… впрочем, попытаюсь, хотя работа эта целиком на вашей совести, граждане розыскники. В мое отсутствие, а также в отсутствие моей жены, некий злоумышленник проник в мою квартиру, похитил ружье, сделал свое черное дело, а потом подкинул его, то есть ружье, обратно. Вот и все объяснение. Устраивает?

Щеглов задумался, пристально разглядывая грузчика.

— С некоторыми оговорками, но — допустим, так оно и было. Вы подозреваете кого-нибудь конкретно, кто мог бы это сделать?

Бобров пожал плечами.

— Да нет, никого я не подозреваю. А что, если Храпов? — вдруг воскликнул он. — Ведь только он знал об этом ружье.

Щеглов снова задумался. Мокроусов, за все время беседы не проронивший ни слова, нетерпеливо заерзал.

— Храпов, говорите? — произнес Щеглов. — Что ж, это мысль. Я как-то об этом не подумал.

— А вот и зря! — подхватил Бобров с воодушевлением, видя, что подозрения от него переходят на другого человека. — Тот еще тип! Тем более, в Афгане служил, небось людишек там щелкал, что твои орехи.

Щеглов опустил голову и несколько минут молчал. Потом поднял глаза на Боброва и неожиданно произнес извиняющимся тоном:

— Да, мы, видимо, поспешили, подозревая вас, Михаил… э-э… Павлович, в преступлении. Вы уж извините нас, если мы ненароком наговорили вам лишнего. Работа, знаете ли, чертовски нервная. А ваша мысль, товарищ Бобров, действительно заслуживает внимания. Мы обязательно ее учтем.

— Чего уж там, — милостиво махнул рукой Бобров и осклабился, обнажив два ряда маленьких, желтых от никотина зубов, — и в органах бывают проколы. Честно говоря, на вашем месте я рассуждал бы точно так же. И даже задержал бы подозреваемого.

— Задержать человека мы можем только в том случае, — строго произнес Щеглов, — если факты явно свидетельствуют о его вине.

— Я думаю, вы не всегда придерживаетесь этого правила, — подмигнул следователю Бобров.

Щеглов замотал головой.

— Нет, нет, закон обязателен для всех.

В этот момент на столе зазвонил телефон. И тут же в кабинет вбежал директор Мормышкин.

— Извините, это, наверное, мена, — извиняясь на ходу, пропищал он и схватил трубку. — Да, директор у аппарата!..

Щеглов поднялся. Вслед за ним поднялся и Мокроусов.

— Примите наши извинения, товарищ Бобров, — произнес Щеглов, — за причиненное беспокойство…

— Если что, — Бобров вытянул вперед огромный кулак, — я всегда готов помочь нашим доблестным органам.

— Спасибо… Спасибо, Степан Ильич.

— А? Что? — Директор оторвался от телефона. — А, прощайте! Всего хорошего!.. Да это я не вам! Не вам, говорю!.. Тьфу, бросили трубку!..

Оба сыщика молча вышли из мебельного магазина, и лишь в машине Мокроусов нарушил молчание:

— Семен Кондратьевич, почему вы не задержали его сейчас? Не хватает улик?

Щеглов кивнул.

— И он чувствует это. Видит наше бессилие. Потому так нагло и вел себя. Хорош, а? Классический тип громилы-боевика! А кулачищи! Заметили? Попробуй задержи такого, даже если у тебя улик полный карман! Уж теперь-то я точно знаю, что он в этом деле — главный организатор. А как все точно продумал! Но в одном он просчитался. Он решил, что сразу же после признания Храпова следствие будет прекращено. Так бы оно и случилось, если бы не вторая пуля… Кстати, предъявите Храпову бобровское ружье и составьте протокол опознания.

— А что же теперь с Бобровым? — спросил Мокроусов, когда машина остановилась у управления. — Ведь этого бандита нельзя упускать из виду.

— Ни в коем случае, тут вы правы, — согласился Щеглов, — иначе вся наша игра с ним — коту под хвост. Позаботьтесь, чтобы за ним лично, за его домом, а также за его телефоном было установлено круглосуточное наблюдение. И немедленно!

— Будет исполнено, Семен Кондратьевич.

На этом они расстались, и Щеглов направился в свой кабинет. В коридоре его уже ждала Валентина Храпова.

Капитан Щеглов скорее согласился бы в одиночку и без оружия участвовать в задержании головореза Боброва, чем в предстоящем разговоре с дочерью преступника. Но выбора у него не было. Работа следователя порой сродни неудачному вмешательству врача-хирурга в жизнь пациента: разбередит рану, влезет в самую душу, зацепит невзначай какой-нибудь нерв — а облегчения не принесет, наоборот, одну только боль. Сейчас был именно тот случай.

Валентина сидела с красными от слез и бессонной ночи глазами и ввалившимися щеками. Следователь Щеглов долго собирался с мыслями, подбирая нужные слова, но это давалось ему с трудом. Нет, куда легче общаться с матерыми преступниками!

— Я вас вызвал затем, — наконец решился он, — чтобы из ваших уст услышать некоторые подробности этого печального дела. Ваш отец мне все рассказал.