Как же преступник отважился на убийство средь бела дня, когда на выстрел наверняка сбежался бы народ? И неужели его не смутила горящая на столе профессора настольная лампа? Ведь был день, солнце… Стоп! Вчера не было солнца — шел дождь, была гроза… Гроза, гром, грохот… И выстрел! Точно! Он выстрелил в тот момент, когда грянул гром, — и поэтому выстрел никто не услышал! Ай да Щеглов! Ай да молодец!..

Щеглов, не заметив, что у него во рту уже есть сигарета, попытался закурить еще одну — и закурил. За этим занятием и застал его лейтенант. Увидев шефа с двумя сигаретами в зубах, он не выдержал и прыснул.

— В чем дело? — сердито спросил Щеглов.

— Товарищ капитан, — произнес лейтенант, еле сдерживая смех, — есть некоторые сведения об Алфреде, правда, довольно скудные.

— А, давайте! — встрепенулся следователь, машинально кидая одну сигарету в пепельницу и продолжая курить вторую. — Интересно, что вам удалось выяснить.

— Среди знакомых профессора Красницкого Алфреда не оказалось, — начал лейтенант, — но…

— Но?

— Но, как мне сообщили в университете, в конце прошлого года профессор был приглашен принять участие в одной длительной экспедиции к берегам Юго-Восточной Азии…

— Да, я уже слышал об этом.

— Так вот, судно, обслуживающее экспедицию, было в основном укомплектовано эстонцами и латышами. Вот тогда-то я и подумал, что имя Алфред гораздо скорее встретишь среди прибалтийских народов, чем в России, и тщательно проверил весь наличный состав корабля. Поиски мои увенчались успехом: в команде я нашел пятерых, кто носил это имя. Кроме того, один из иностранных гостей, также принимавших участие в экспедиции, звался Алфредом.

— Иностранец? — забеспокоился следователь Щеглов. — Гм… Интересно. Кто же он?

— Профессор из Дании, Алфред Мюссне. Но, я думаю, его можно исключить из списка подозреваемых. Дело в том, что накануне поездки в тропики ему стукнуло девяносто.

— Да, пожалуй, лучше исключить, — согласился Щеглов, садясь в кресло. — Так что же те пятеро?

— Наибольший интерес из пятерых Алфредов, числящихся в списке судовой команды, представляет некий Алфред Мартинес, радист, в прошлом году уличенный в продаже культурно-исторических ценностей иностранным гражданам.

— Иконы? — предположил Щеглов.

Лейтенант кивнул.

— В основном. Но делу хода не дали. Видно, кто-то, — от ткнул пальцем в потолок, — за него поручился. Кстати, узнал я это от бывшего старшего помощника капитана «Академика Булкина» — так называлось исследовательское судно, участвовавшее в экспедиции. Старпом с повышением перебрался в Москву и сейчас работает в министерстве. У остальных Алфредов биографии чистые и для нас интереса не представляют.

— Пожалуйста, поподробнее об этом радисте, — попросил Щеглов.

— Алфред Мартинес, судовой радист, блондин, высок, худощав, тридцать четыре года, живет в Таллинне, женат, детей нет, нрава угрюмого, нелюдимого, авантюрист по натуре… Вот, пожалуй, и все.

— Запросите, пожалуйста, наших коллег в Таллинне, пусть установят наблюдение за Мартинесом.

— Уже запросил…

— Вот как? — Щеглов удивленно вскинул брови. — Отлично, лейтенант, вы делаете успехи.

— …и уже получил ответ, — как ни в чем не бывало продолжал лейтенант. — В течение нескольких дней Мартинес дома не появляется.

— Что?! — Щеглов вскочил из-за стола. — Где же он, черт возьми?

— Неизвестно. Его супруга, Матильда Мартинес, также не имеет понятия, куда запропастился ее муж. По крайней мере, нашим таллиннским коллегам от нее ничего добиться не удалось.

— Хорошо, лейтенант. Не прекращайте поисков Мартинеса. Учтите, этот радист на вашей совести. Все, можете идти. Спасибо.

Лейтенант вышел.

Как же связать этого Алфреда с делом профессора Красницкого? Мартинеса ли имел в виду профессор, когда писал письмо в КГБ, или совершенно другого человека?.. Туман, сплошной туман…

На часах было восемь. Пора было приступать к решительным действиям. В первую очередь Щеглов распорядился вызвать к себе двух свидетелей: к 12.00 — Валентину Храпову, к 14.00 — Максима Чудакова. Потом поехал к Боброву.

При выходе Щеглов столкнулся со старшим лейтенантом Мокроусовым — одним из его помощников по расследовании дела об убийстве профессора Красницкого. Именно Мокроусов занимался выяснением личности Боброва.

— А я к вам, Семен Кондратьевич, — обратился к Щеглову старший лейтенант.

— А, Мокроусов, — обрадовался Щеглов. — Вы как раз кстати. Узнали что-нибудь о Боброве?

— Да, и довольно любопытное.

— Вот и отлично. Садитесь со мной в машину, по дороге все и расскажете. Я как раз к Боброву.

— Бобров Михаил Павлович, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения, — начал Мокроусов, когда оба сотрудника угрозыска уселись на заднем сиденье служебного автомобили, — русский, женат, имеет сына, который сейчас служит в армии, ранее не судим. В данный момент работает грузчиком в мебельном магазине номер… номер у меня где-то записан…

— Неважно, — нетерпеливо перебил его Щеглов. — Дальше.

— Но в мебельном он работает всего лишь год, да и в Москве он живет немногим более года. До переезда в столицу он работал в таллиннском порту — и тоже грузчиком.

— В таллиннском порту, вот как? — насторожился Щеглов. — Гм… Интересно.

— Ничего предосудительного за ним замечено не было — ни там, ни здесь.

— Вам удалось установить, где он был двадцать седьмого июня в два часа пополудни?

— Нет, не успел, Семен Кондратьевич. Ведь для этого по крайней мере нужен опрос свидетелей, а на это необходимо время.

— Да, это верно, — согласился Щеглов. — Хорошо, спасибо и на этом. А каким образом он в Москве оказался?

Мокроусов пожал плечами и кратко ответил:

— Обмен. Это все, что мне известно.

— Ясно.

Машина остановилась на Чкалова, пятьдесят восемь.

— Идемте со мной, — пригласил помощника следователь. — Вы мне можете понадобиться.

Дверь открыла супруга Боброва, миловидная полная женщина средних лет, видимо, хлопотавшая по хозяйству.

— А Михаила нет, — сказала она, удивленно оглядывая обоих мужчин. — Он с полчаса как ушел на работу. Вы по какому, собственно, делу?

Щеглов предъявил удостоверение и молча вошел в квартиру. Квартира была богатой, но, как несколько часов спустя выразился по поводу аналогичной квартиры в Таллинне некто Виталий Барабанов, представляла собой скорее склад дорогих безделушек, нежели со вкусом обставленное жилье. Однако не убранство бобровской квартиры заинтересовало Щеглова, а нечто другое, сразу бросившееся ему в глаза, как только он переступил порог.

— Это ружье вашего мужа? — спросил он, кивая головой на стену, отлично просматриваемую из коридора.

— Да, это его ружье, — ответила Боброва.

— Разрешите взглянуть на него, — попросил Щеглов.

— Разумеется. Я сейчас вам его принесу.

— Не надо, я сам, — остановил хозяйку Щеглов и, отстранив ее рукой, прошел в комнату.

Осторожно сняв ружье со стены, он обнаружил на нем слой пыли по крайней мере трехмесячной давности. Щеглов криво усмехнулся и понимающе кивнул. Да, именно на это он и рассчитывал. Позавчера Храпов, зайдя к Боброву, видел это ружье, но это было не его ружье. Его ружье в этот самый момент находилось в руках убийцы. И Бобров, похоже, был этим самым убийцей. Да, неплохо разыграно.

— Может быть, вы мне все-таки объясните, что произошло? — с тревогой спросила хозяйка, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Щеглов сокрушенно покачал головой.

— Боюсь, ничего утешительного я вам сообщить не могу. Из ружья, которое находилось у вашего мужа, было совершено убийство.

— Этого не может быть, — твердо возразила женщина. — Ружье висит здесь, почитай, уже с полгода. И никто его отсюда не снимал.

— Совершенно верно, это ружье висит здесь давно, но у вашего мужа было еще одно. Вам ничего о нем не известно?

Хозяйка отрицательно покачала головой.