Для себя Мечников установил строжайший режим питания, которого придерживался многие годы, систематически наблюдая за своим здоровьем. Стремясь всячески продлить свою жизнь, ученый был занят вопросом, какое влияние на долголетие окажет его система обеззараживания всей пищи и устранения «дикой» микрофлоры кишечника путем систематического потребления кислого молока и чистых культур болгарской палочки. Сможет ли он на примере собственной жизни доказать правильность своей теории? Илья Ильич не забывал при этом обращать внимание своих оппонентов на то обстоятельство, что в семье Мечниковых мало кто переходил грань пятидесятилетия. Наследственное недолголетие плюс с детства слабое здоровье и позднее начало опыта (Мечникову, когда он окончательно установил для себя гигиенический режим, исполнилось пятьдесят три года) — все это должно было учитываться при оценке результатов опыта. В 1911 году Илье Ильичу исполнилось шестьдесят шесть лет, а его работоспособности и ясности мысли могли позавидовать и молодые.

В мае того же года Мечников снова выехал в Россию, во главе экспедиции института Пастера.

Вместе с мужем на родину выехала и Ольга Николаевна Мечникова. Она писала о том, какое счастье испытывал Илья Ильич, путешествуя по Волге — могучей русской реке: «В течение этого пятидневного переезда Илья Ильич единственный раз в жизни, кажется, предавался с наслаждением отдыху, следя глазами за тихим успокоительным пейзажем убегающих берегов.

Волга разлилась на огромное пространство. Местами леса, глубоко погруженные в воду, стояли, отражаясь в ней, точно заколдованные… Иногда на пристани или на палубе раздавались хватающие за душу волжские песни».

Экспедиция Мечникова высадилась на северном берегу Каспия, в казахских степях. «Перед нами, — продолжала свои записи Ольга Николаевна, — расстилалась степь, бесплодная, песчаная… Казалось, как возможно жить в ней. Но мало-помалу прелесть необъятного пространства, чистота воздуха, тишина, степной аромат — все это охватывает тебя, и ты начинаешь понимать, что можно не только жить в этой пустыне, но и любить ее».

Илье Ильичу, давно занимавшемуся вопросом о возбудителях туберкулеза, было известно, что люди, живущие в астраханских степях, почти не знают чахотки, но очень легко заражаются ею, попав в соприкосновение с городским населением. Мечников предполагал, что в природе существует естественная вакцинация к туберкулезу. Только этим можно объяснить, почему при широком распространении туберкулеза большинство людей все же не заболевает. Очевидно, существуют ослабленные расы туберкулезных бацилл, которыми человек заражается в детстве, и это предохраняет его против более сильных бацилл. Этим объяснялось, по мнению Мечникова, то, что жители степей, где нет туберкулезных бацилл, не подвергаются естественной вакцинации, а потому скорее заболевают, попав в зараженную среду.

Помимо проверки этого предположения, экспедиции предстояло изучение чумы на месте постоянных ее вспышек.

В состав экспедиции института, слившейся затем с русской чумной экспедицией, входили ученые Бюрнэ, Салимбени, Тарасевич и другие.

Чумной очаг находился в степи. Нужно было решить вопрос, сохраняются ли микробы чумы в трупах погибших людей. Разрывались могилы, полуразложившиеся трупы подвергались лабораторному исследованию. Было установлено, что трупы, насекомые, земляные черви, окрестная почва спустя некоторое время после эпидемии микробов не содержат.

Мечников с частью экспедиции углубился в степь. Необходимо было выяснить степень восприимчивости кочевников к туберкулезу. С помощью специальной диагностической реакции, дающей возможность распознать туберкулез, удалось найти подтверждение гипотезы Мечникова.

Впечатления у Ильи Ильича от российской действительности были тягостными: гонение передовых ученых прославившимся своей крайней реакционностью министром просвещения Кассо, еврейские погромы, чинимые черной сотней на юге и западе России, разложение правящих кругов.

В то же время Мечников видел растущие силы народа, отмечал усилия передовой части интеллигенции распространить знания в самых отдаленных уголках России. Илья Ильич перестал рассчитывать на прогрессивные реформы и ожидал разрешения назревших проблем от передовой части русского общества помимо правительства и наперекор ему.

Тяжелые переживания, перенесенные во время путешествия, трудности и лишения плохо отразились на здоровье Ильи Ильича. Все время он старался быть бодрым и даже заражал своей жизнерадостностью других, но когда члены экспедиции собрались в Сарепте, Мечников почувствовал упадок сил. Угнетающе действовала жара. У Ильи Ильича усилились перебои сердца, он испытывал боль вдоль грудной клетки.

Работа экспедиции была закончена. В Астрахани представители земства проводили Илью Ильича. Илья Ильич тепло прощался с местными врачами-бактериологами, незаметными героями, ведущими борьбу с грозными болезнями.

Низким простуженным голосом загудел пароход. Уходила вдаль пристань, и неторопливо плыли навстречу берега Волги. На носу парохода Илья Ильич и Ольга Николаевна. Волжский ветер бросает прядь седых волос в лицо Мечникову. Илья Ильич вынул из кармана письмо — его вручили ему перед самым отъездом из Астрахани. Друг писал из французской провинции. Мечников попросил Ольгу Николаевну прочесть вслух письмо доктора Ру:

«Дорогие мои! В течение трех дней здесь были грозы. Одна за другой гремели днем и ночью. Мы наблюдали грандиозную картину — горы, освещенные молниями. С грозами пришел дождь, он воскресил деревья, и виноградники повеселели.

…Читали ли вы в газетах о подвигах летающих людей? Невозможно не быть взволнованным, когда в течение одного дня десять аэропланов смогли пролететь больше ста километров. Летающий человек будущего не будет похож на сегодняшнего ни морально, ни физически…»

Илья Ильич задумался… Шумели колеса, отбрасывая волны реки. Глухо стучала паровая машина. Так же глухо билось сердце Ильи Ильича, утомившееся за десятки лет напряженного труда, непрерывного горения.

По возвращении в институт Пастера Илья Ильич решил точно выяснить, какую рабочую нагрузку он может потребовать от своего больного сердца. Однажды в воскресенье, когда в институте было пусто, Мечников забрел туда. Он искал гостившего тогда в Париже доктора Манухина. Мечников обратился к нему с просьбой исследовать его сердце. Никогда до сих пор Илья Ильич ни к кому с подобной просьбой не обращался. Манухин охотно согласился. Он тщательно определил границы сердца и отметил его расширение. Затем приступил к выслушиванию сердечных тонов. Илья Ильич строгим испытующим взглядом следил за выражением лица доктора.

— Не правда ли, у меня слышен шум у верхушки сердца и на аорте?

После утвердительного ответа врача Илья Ильич взволнованно его поблагодарил:

— Спасибо вам! Мне мои друзья говорили, что у меня очень хорошее сердце. Даже настолько хорошее, что шутя называли «детским сердцем». «Детское сердце» в мои-то годы?! А я, старый, дурак, верил! Представьте себе, верил и думал, что сохраняю себя от склероза благодаря своему режиму… Как же они не понимают, в какое глупое положение поставят меня, когда на вскрытии найдут такой сильный склероз!.. Обидно! Не поверите: ужасно обидно, что я стариком стал применять режим, который продлил бы мою жизнь, если бы я начал применять его до развития склероза… Обещайте мне, — продолжал Илья Ильич, — что после моей смерти вы опубликуете все, что сегодня нашли у меня.

Доктор Манухин такое обещание дал. Он понял, что Мечников думал больше о своем учении, чем о собственном существовании.

Манухин не знал, что друзья скрывали от Ильи Ильича истинное состояние его здоровья. Пришлось доктору Манухину исправлять свой промах. Улучив момент, он как-то подошел к Мечникову и попытался уверить его в происшедшей ошибке.

— Во всем виновата трубка, которая была засорена, когда я выслушивал вас, Илья Ильич.