Ярошенко протянул обе руки навстречу Илье Ильичу, приветствуя его. Мечников, не здороваясь, сразу же задал ректору вопрос:

— Когда будут выполнены обещания?

Тогда ректор нагло ответил:

— Никогда! Вы меня просто неправильно поняли. Я не вправе отстранять деканов факультета. Не вправе это сделать и попечитель округа. Все зависит от министра просвещения. В Петербурге же Патлаевский на лучшем счету.

— Вы просили от вашего имени обещать студентам… Кто вам дал право вовлечь честного человека в этот чудовищный обман? Какая низость!..

Илья Ильич понимал, что больше ему здесь делать нечего. Он круто повернулся и поспешно вышел из кабинета.

После Мечникова к ректору вошел Патлаевский. Он цинично сказал ректору:

— Не хотел бы я быть на месте Ильи Ильича! Любимый профессор предал своих студентов, какой конфуз! Бунтовщики ему не простят ренегатства. Мне даже жалко немножко Мечникова, тяжелое у него положение. Впрочем, все идет так, как должно быть. Благодарю вас, Семен Петрович, за талантливое разрешение кризиса.

Илья Ильич сидел в неуютной зоологической лаборатории. Он с грустью смотрел на препараты в стеклянных банках, на микроскопы, на все, что он в течение многих лет сюда по кусочку собирал. Он прощался с созданной им лабораторией зоологии. Глубоко задумавшись, он сидел в одиночестве, потрясенный всем случившимся. Послышался робкий стук в дверь.

— Кто там? — спросил Илья Ильич.

Ответа не последовало.

Прошло несколько секунд. Опять кто-то постучал, так же робко.

— Да войдите же! — громко сказал Мечников.

В лабораторию вошел студент.

— Входите, входите! — улыбаясь, повторил Илья Ильич.

— Я здесь не один, профессор. Разрешите нам всем войти.

— Заходите все, — ответил Илья Ильич, — заходите, милости прошу! Здесь всем места хватит.

В лабораторию вошла группа студентов.

— Дорогой Илья Ильич! Мы пришли к вам, чтобы выразить любовь и признательность за все доброе, что вы нам сделали, — обратился к Мечникову студент в очках, очевидно уполномоченный всего естественного отделения физико-математического факультета. Он подошел ближе к Илье Ильичу. — Мы хорошо знаем, кто наш друг и кто наш враг. Заявление об уходе из университета мы просим вас взять обратно. Нам будет значительно труднее учиться и жить без вашей помощи, дорогой Илья Ильич!

Мечников был растроган, он хотел сказать что-то в ответ, но не смог.

Студенты понимали без слов состояние Ильи Ильича. Они подхватили профессора на руки и вынесли во двор университета. На улице задержали пролетку. В минуту лошадь была выпряжена. Вместо нее впряглись студенты. Илью Ильича бережно усадили на мягкое сиденье и вывезли пролетку на улицу. Невиданная в Одессе процессия двигалась по широким мостовым. Огромная толпа сопровождала почетный экипаж, в котором везли Мечникова. Вечерело. Свежий ветер овевал горящее лицо Ильи Ильича. Студенты подвезли Мечникова к месту сходки, где процессию встретила собравшаяся толпа молодежи.

На обрывистом берегу слышался шум морского прибоя. Ветер гнал белые гребни волн по широкой равнине моря.

При свете факелов Илья Ильич видел серьезные не по летам лица студентов; добро и ласку излучали их глаза. Мечников попросил поскорее закончить приветствия. Ему хотелось в тесном кругу поговорить о том, что волнует молодежь.

На траве расселись студенты, с ними Илья Ильич. Он заговорил тихо, но внятно, всем был слышен его голос:

— Только наука одна может нас приблизить к разрешению вечных проблем жизни. Наука раздвигает границы познаваемого. Блестящий расцвет естествознания раскрывает перед нами новые захватывающие горизонты. Идите в лаборатории и научные кабинеты и еще быстрее двигайте науку вперед — в этом цель жизни!

Студенты один за другим задавали Илье Ильичу вопросы: как идти в науку, когда нечем дышать в тисках, которыми самодержавие сжимает родину? Один студент прочитал стихи «Отчего под ношей крестной весь в крови влачится правый?»

Другой, придвинувшись к Илье Ильичу, с волнением сказал:

— Вот так высоко ценимый вами Дарвин учит, что в борьбе за существование достигает успеха наиболее сильный, наиболее приспособившийся. Какой же это прогресс? Почему почти всегда торжествуют несправедливость и сила?

Все ждали, что скажет любимый профессор. Ведь для многих это был момент, который определял всю их дальнейшую жизнь. И — вот раздались вдохновенные слова Ильи Ильича:

— Законы Дарвина не имеют никакого отношения к человеческому обществу. Борьба в человеческом обществе является следствием экономического неравенства. Она не обусловлена так называемым перенаселением, как утверждал Мальтус, с лжеоткровениями которого, к сожалению, считался Дарвин. Наша планета, ее природные ресурсы способны прокормить в тысячу раз больше людей, чем сейчас. Мошенники от науки пытались объяснить вымирание диких народов в силу естественного отбора в смысле Дарвина, но этого принять нельзя. Перенаселения в тех странах, где вымирают дикие, никогда не было… Их косят социальные болезни и меч колонизаторов. Не было перенаселения в этих странах, а было и есть истребление слабых народов цивилизованными людоедами. Такова судьба индейцев в Северной Америке. Естественный отбор, дойдя до человека, преломляется как луч в призме. Это уже не он больше!.. Идите в светлое царство науки, где каждый работает по мере своих сил, стремясь к раскрытию истины… Наука поможет вам найти и социальную справедливость…

Выпущенный в свет незадолго до революции 1848 года «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса с гениальной ясностью и яркостью обрисовал новое, истинно научное мировоззрение. Студентов, читавших «Манифест Коммунистической партии», не удовлетворял призыв Мечникова идти в лаборатории.

Разгорелись споры. Одни говорили: «Я его люблю и уважаю, но он глубоко ошибается». Другой: «Я с ним не согласен, но возражать сейчас не в силах». Третий: «Надо идти не в науку, а в народ». Четвертый: «Конечно, я весь отдаюсь на службу науке».

Мечников был откровенен со своими молодыми друзьями. Илья Ильич соглашался с молодежью, что трудно, очень трудно работать, когда душат науку. Он говорил, что его уход — это самое большее, что он может сделать. Ему очень тяжело отказаться от любимого дела — учить молодежь в университете, но другого выхода нет.

Заявления ректору об уходе из университета, кроме Мечникова; подали виднейшие прогрессивные профессора: А. С. Посников, В. В. Преображенский и Ю. С. Гамбаров.

Еще сильнее заволновались студенты: из университета уходили их лучшие друзья и учителя. 15 мая 1882 года ректор получил письмо от девяноста пяти студентов, в котором ему предлагалось немедленно подать в отставку. «Разве можете вы оставаться в университете, — писали студенты, — после того как уйдут профессора, составляющие нашу гордость?»

Получив письмо, ректор буквально взбесился и 19 мая на заседании университетского совета с пеной у рта требовал исключения всех студентов и предания их суду.

Ректор добился своего. Жестокая кара постигла молодых людей. Были произведены аресты, многих исключили из университета, и только небольшая часть отделалась выговорами.

Мечников все еще не получил ответа на свое заявление об отставке.

Перед отъездом из Одессы, 22 мая 1882 года, Илья Ильич подал вторично заявление, где писал: «Не имея возможности по расстроенному здоровью продолжать службу в Новороссийском университете, честь имею покорнейше просить совет ходатайствовать об увольнении меня от нее».

Совет заседал в отсутствие Мечникова. Семь членов совета предлагали отложить обсуждение прошения Мечникова до осени. Восемь других хотели возможно скорее избавиться от Мечникова — это была группа профессоров-реакционеров. Только три члена совета предлагали особое мнение. Они писали: «Профессор Мечников по своим заслугам и педагогическому дару принадлежит к числу таких представителей науки, для удержания которых в своей среде университет должен употребить все находящиеся в его власти меры. Между тем совет не испытал ни одной из мер. Такая поспешность ничем не мотивирована».