Что я говорила! А он галантен, даже, наверное, чересчур, галантен. Но с другой стороны — что такого может случиться? Все это мои фантомы. Человек может измениться. Даже если его зовут господин Дункель.
— Согласна, — отвечаю я. А потом добавляю: — Сегодня я хочу основательно напиться!
Роланд ухмыляется:
— Будет сделано, госпожа Шатц! Тогда вперед!
Мы поселяемся в отель и потом идем кутить. Невероятно, но факт: Роланд Дункель действительно очень мил. ПРАВДА, ПРАВДА! В одном ирландском пабе (музыка здесь ужасная, и почему ирландские певцы все время поют так, как будто их дни сочтены?) он рассказывает мне о своем браке, и как все так получилось, и вообще все-все-все. После восьми «Гиннесов» мы пьем на брудершафт, а после еще шестнадцати он утверждает, что нашел во мне подругу на все времена.
Я веду себя все более раскованно. Мы выходим на улицу и потом, побродив по ночному городу, заваливаемся в травести-бар и уже там продолжаем разговор.
Роланд рассказывает, что он много лет участвовал в регатах самого высокого класса.
— Чудесное было времечко, — говорит он, выпивая свой четвертый джин-тоник. — Мы, матросы, жили как одна большая семья. И все делали вместе, даже когда был отпуск. Мы действительно всегда шли рука об руку. Разве это не здорово? — Я киваю. — Когда-нибудь я куплю себе яхту класса «X». Чтобы как в первый раз в лицо подул морской ветер.
Я решаю не спрашивать, что он имеет в виду под «X». Потому что в противном случае он бы, наверное, разразился длинной тирадой, что такое парусные яхты. Я уже и так наслушалась его болтовни о плавании по морям и участии в регатах.
— Чтобы на судне не было лишнего веса, нам даже приходилось обрезать щетину у зубных щеток. А еще — у каждого было только по одной паре носков на три месяца из-за веса. Чтобы не перегружать судно, мы питались какой-то гадостью из тюбиков, нормальной пищи там не готовили. Мы должны были строго придерживаться суточной нормы и равномерно распределять ее по часам. Ты не можешь себе представить, как было здорово, когда мы вернулись в порт. Три месяца никакого лишнего веса! Просто ужас! Я сразу запихнул в себя десять гамбургеров!
Верю ему на слово, потому что он воспитывался в интернате pi потому что давеча на вокзале с хот-догами он тоже долго не церемонился. Чем дальше, тем больше подтверждается мое опасение, что господин Дункель — родственник Сильвестра. Чтобы на судне не было лишнего веса.
За соседним столиком взасос целуется какая-то парочка. И я так хочу. Черт возьми, Роланд Дункель — очень привлекательный мужчина. Да и что в этом такого? В конце концов, у меня ведь сейчас нет бойфренда. Я припоминаю уроки обольщения и смотрю на него томными глазами.
— Почему у тебя такой взгляд? — спрашивает он меня. — Смех, да и только!
Почему бы мне хоть раз не побыть женщиной-вамп? Или по крайней мере казаться такой? Почему именно я все время попадаю в глупое положение? Почему в самый ответственный момент я веду себя как-то по-идиотски? Думаю, еще не появился на свет человек, который смог бы мне ответить на этот вопрос. Я и сама знаю не больше других. Если бы я жила в Средневековье, из меня мог бы получиться неплохой шут. Во всяком случае, на какое-то время я была бы обеспечена этой работой. Через несколько недель у меня, наверное, иссяк бы запас шуточек, и какой-нибудь король отрубил бы мне голову. Если бы мне посчастливилось жить во времена Генриха VIII, то, вероятно, мне удалось бы женить его на себе. Он ведь всем сразу предлагал руку и сердце. Но так как у меня рождались бы только дочери, а ему был нужен наследник, то рано или поздно голова моя покатилась бы с плеч.
Под утро, часа в четыре, Роланд говорит, что, пожалуй, все-таки пора идти спать. Вот он, мой звездный час! Мы вместе стоим перед моим номером в гостинице. Роланд учтив, но не более того:
— Спокойной ночи! Ну, тогда до скорого! Увидимся в восемь за завтраком.
Потом он исчезает за дверью через два номера от моего. Я разочарованно падаю на кровать. Не то чтобы я очень хотела переспать с ним, но мне было бы приятно, если бы он, хоть попытался меня соблазнить.
Господи, на сон только три часа.
На следующий день я выгляжу просто отвратно. Тут не поможет даже холодный душ. В голове у меня гудит. Так и упасть недолго. К счастью, Роланд воздерживается от каких-либо комментариев. Еще пару недель назад он бы уже вылил на меня не один ушат грязи. Может, он какие психотропные средства стал принимать или там валерьянку. Кто ж знает?
Как ни странно, полет проходит без всяких происшествий. Первое, что мы замечаем, выходя из аэропорта Фуэрт-Авентуры, — это высоко поднятую большую табличку с надписью «Роланд Дункель», которую держит в руках какой-то коренастенький пожилой господин.
— Это Эрни, — объясняет мне Роланд. — Здесь у него, так сказать, штаб-квартира, он фрахтует парусники «Швабония». Эти яхты производятся в Штутгарте. Довольно странное место для верфи, но что поделаешь. Здорово, Эрни!
— Роланд! — радостно кричит Эрни и машет нам рукой.
До вечера еще далеко, но у меня такое чувство, что он уже под градусом. Я сразу вспомнила вчерашний вечер, так что я немногим лучше его. Кошмар!
— Эрни — мой старый приятель, — говорит Роланд Дункель. — Куда нас только не забрасывала судьба!
Эрни отвезет нас в отель, но прежде он непременно хочет показать Роланду новую яхту фирмы «Швабония». Что ж, значит, мы едем в порт, будь он неладен, чтобы посмотреть на новую яхту. Роланд приходит в бурный восторг.
— Ломберный стол выполнен по индивидуальному проекту, — говорит он, — и койки просто отменные.
Я показываю на отверстие в кухонном стола.
— А это еще зачем?
Роланд объясняет:
— У стола высокие борта по краям, а так крошки удобнее сметать.
Энтузиаст Эрни спрашивает, не хотим ли мы прокатиться с ветерком. Разумеется, Роланд за, но я — против. И все же я еду с ними. Это не яхта, а какой-то кошмар. Она напоминает ванну из какого-то дешевого материала. Я больше люблю дерево. Но, в конце концов, какое мое дело?
Сразу после того как мы поднимаем паруса, мне становится плохо. Яхту качает из стороны в сторону. Нет, долго мне не продержаться! Волны — это просто сущий ад. Первый раз меня вырвало через пятнадцать минут после начала нашего плавания. Дальше — больше. И под конец я уже была совершенно никакая. И почему я не осталась в Ватцельборне? Или в Берлине? Где бы я ни очутилась, везде было бы лучше, чем здесь, на этой лодке, которая, как говорит Роланд, «горделиво бежит по волнам». Весь остаток пути я просто лежу, подложив под голову канаты и проклиная всех и вся.
К счастью, не прошло и года, как наша прогулка на яхте подошла к концу, и Роланд говорит, что теперь мы можем куда-нибудь сходить вкусно поесть. Я до сих пор не могу думать о еде, но мое мнение тут, похоже, никого не интересует. Тем временем Эрни отвозит наши вещи в отель, очень мило с его стороны. Если бы только мне не было так плохо! В эпоху колониализма рабы, которых постоянно били плетками беспощадные надсмотрщики, должны были грести в семидесятиградусную жару все сорок часов подряд, борясь с ветром и волнами. Страшное дело! И как они находили в себе такие силы? Хорошо, что я не застала те времена! Да и истории обо всех этих мореплавателях на меня всегда наводили ужас, вот и сейчас мне снова стало страшно.
Чего стоят одни рассказы про спрутов! Есть много пожелтевших от времени гравюр, на которых изображены огромные спруты. Они обвивают рыбачью лодку своими огромными щупальцами и заглатывают ее целиком. Так просто, ни с того ни с сего. Я всегда думала, что это не более чем матросские байки, но недавно я посмотрела один репортаж, там рассказывали, что спрут может достигать шестидесяти метров в диаметре, так что лодка действительно оказывается в плену щупалец этого чудовища. Роланд наверняка знает, где тут правда, а где ложь.
— Чистая, правда! — говорит он. — У спрута, которого тогда нашли, были такие щупальца, что мама не горюй! Кстати, концы на щупальцах заостренные, не хуже бритвенного лезвия. При встрече с этим осьминогом самое верное решение — сесть и написать завещание. Не успеешь оглянуться, как он тебя съест.
