Мы идем к Сильвестру и всей съемочной группе, они в восторге от моего нового имиджа. Я должна сесть на стул, чтобы осветители настроили прожекторы. Никто мне не сказал, что при этом чувствуешь себя как в сауне. От яркого света становится так жарко, что по лицу у меня текут капельки пота.

— Еще пудры!

Ко мне тотчас же подбегает помощница гримера. Через десять минут я спрашиваю себя, а действительно ли мне этого хочется? Пот льется градом, вся спина мокрая, да и руки не лучше.

Наконец-то этот этап позади. Для съемок уже отобрали трех «удивительных», которые будут моими гостями на первой передаче. Гость первый: женщина-консультант по налогам из Бергиш-Гладбаха, пятидесяти шести лет, живущая в двухкомнатной квартире со своими четырьмястами собаками и кошками и считающая, что это нормально. Гость второй: господин из города Боркен, он хранит весь ненужный хлам, включая бытовые отходы, и начиная с 1991 года ни разу не был у контейнеров с макулатурой и стеклотарой. Гость третий: господин из Мюнхена, рассматривающий женщин как балласт, который сбрасывают с воздушного шара, чтобы набрать необходимую высоту, и утверждающий, что он выжмет все жизненные соки из женщины, которая осмелится заговорить с ним.

— Все пройдет в самой непринужденной обстановке. — Продюсер, человек моего возраста, с карандашом за ухом, пытается меня успокоить. — Это ведь не прямой эфир. Если что-то не будет получаться, можно все повторить.

Я концентрируюсь на роли ведущей. Все получится. Ведь сценарий у меня в руках. Потом мы начинаем. Продюсер («кстати, меня зовут Хубси») говорит:

— Первые предложения говори в пятую камеру, затем, когда ты скажешь, что очень рада, — во вторую, когда войдет гость — в седьмую, а когда начнется беседа — в первую.

О господи! Как за этим уследить! Камеры, конечно, пронумерованы, но от прожекторов так слепит глаза, что разглядеть, где какой номер, практически нереально.

— Добрый день, я очень рада, что вы с нами в этот…

— Стоп!

Это же была вторая камера. Что я опять сделала не так?

— Твой нос отбрасывает тень, — говорит Хубси. — Нужно изменить ракурс!

Когда дело сделано, Хубси командует:

— Хорошо, дальше по тексту!

Надеюсь, теперь я говорю в нужную камеру:

— Приветствуем Зигрид Пальм из Бергиш-Гладбаха.

Аплодисменты за сценой. Я встаю, чтобы лично поприветствовать моего гостя, и тотчас же запутываюсь в лежащих на полу проводах. Высвободившись, я вижу, как ко мне семимильными шагами приближается женщина. Здороваясь с ней, я дотрагиваюсь до ее руки, которую в ту же секунду отдергиваю. Я испытываю страшное отвращение. Рука у моей гостьи липкая, к пальцам пристала шерсть ее питомцев. Эта невысокого роста женщина, кажется, насквозь пропахла своими собаками и кошками. Омерзительно. Вот уже и продюсер воротит нос.

— Зигрид, — начинаю я, — сколько у тебя всего кошек и собак?

Зигрид отвечает не сразу:

— Не меньше четырехсот. Не могу сказать точно, потому что всегда появляются новые щенки и котята, вы же понимаете. Это такое счастье — быть с моими любимцами каждый день, вы же понимаете. И…

— Здорово! — перебиваю я ее. — А позволь узнать, какая у тебя квартира?

— Сорок пять квадратных метров, — говорит Зигрид.

На мой вопрос, как там все помещаются, Зигрид качает головой, мол, в тесноте, да не в обиде.

— И когда кто-нибудь умирает, я хороню его прямо здесь.

— Что-что? Как это хоронить животное в квартире? Где там вырыть могилу?

— Да нет же, нет! — Зигрид возмущена. — У меня ведь есть ящик для постельных принадлежностей.

Вот это да! Еще мы узнаем, что соседи ужасно злы на Зигрид. Даже приют для бездомных животных грозится выселить ее из квартиры, но закон на ее стороне, и кошатница не сдается. Я говорю:

— Но ведь и правда животных слишком много, и, разумеется, трудно содержать квартиру в чистоте.

Зигрид отвечает, что ей самой нравится жить, как ее питомцы. Она даже переняла привычку вылизывать себя языком.

Да, тут без комментариев. Теперь я приветствую моего следующего гостя (сначала я смотрю в третью, потом в четвертую, потом в седьмую камеру), господина, которого зовут Георг и похожего на Кристофера Ли из «Дракулы». У него такие большие зубы, что я просто в шоке. Георг сообщает о своей неуемной страсти к коллекционированию. Особенно он гордится тем, что упаковок от молока, сложи их вместе, хватило бы на высокий дом. Еще он собрал столько газет, что мог бы застелить ими весь Дюссельдорф. Но кто думает, что у него в квартире бедлам, тот сильно ошибается. Порядок, прежде всего.

— Если кто-нибудь скажет мне: «Принеси-ка очистки от мандарина, который ты съел в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, когда смотрел фильм «Дело № 25», то это для меня не проблема, — говорит он с гордостью. — То же самое со стаканчиками от йогурта. Крышек от них теперь уже нет. А раньше были. Недоглядел. Не спорю, запах, конечно, не самый приятный, когда складываешь эти стаканчики от йогурта один в один, но все это дело привычки.

Только вот с женщинами ему все никак не везет. Чаще всего они сразу же уходят, стоит им некоторое время пробыть в квартире Георга. Одна выдержала целую неделю, но потом тоже решила смотать удочки, потому что обнаружила в стенном шкафу заплесневевший кусок ветчины семьдесят какого-то лохматого года. Георг и сейчас не может понять, почему Биргит тогда убежала от него без оглядки. Но он все равно считает, что собирать — его высокое предназначение, а там уж будь что будет. Пусть так. Каждый человек — кузнец своего счастья.

Потом объявляют небольшой перерыв, мне снова пудрят лицо, а Хубси напоминает, что я должна сидеть ровнее и не сутулиться. Я торжественно обещаю исправиться и готовлюсь к встрече с господином из Мюнхена.

— А теперь мы приветствуем нашего последнего гостя. Он считает, что женщина — это кусок дерьма, и говорит, что ему нравится смотреть на них сзади, когда они не раскрывают свою варежку. Он утверждает, что женщины годятся только для стирки и уборки, и если какая-нибудь особа посмеет ему перечить, он устроит ей такую жизнь, что та пожалеет, что появилась на свет. Я заинтригована, посмотрим, сможет ли он меня переспорить. Я ведь всегда выхожу победителем из любой, самой сложной ситуации! (Так написано в сценарии, хоть я никогда так не думала.) Итак, встречаем Зеппа Цастльхубера.

Открывается дверь, и входит Зепп Цастльхубер. Меня словно парализовало. Зепп Цастльхубер скрыл свое настоящее имя.

С насмешливой ухмылкой ко мне подходит не кто иной, как Роланд Дункель. Господи, свалиться бы мне сейчас со стула и удариться головой об пол, чтобы прекратить эти съемки!

В горле у меня пересохло, а вот господин Дункель не теряется, он готов к поединку. Я испуганно смотрю на Сильвестра и Мариуса, но те улыбаются, мол, все нормально, держись!

Как ни странно, мне вдруг в какой-то момент приходит в голову, что этот мужчина чертовски привлекателен. Черные волосы в сочетании со светлыми глазами — это самое то. Да, у господина Дункеля красивые бирюзовые глаза. А еще у него хорошее телосложение. Широкие плечи, мускулатура, крепкие икры. И джинсы «Левис 501» сидят на нем превосходно. Я что, совсем свихнулась или как это понимать? Нужно сконцентрироваться на своей защите.

— Э-э, Зепп… — наконец-то произношу я.

Разумеется, Сильвестр хотел доставить мне радость, пригласив Роланда Дункеля. Спасибо. Только ему это не удалось. Я в спешном порядке просматриваю сценарий. Между тем Роланд садится и продолжает смотреть на меня. Он скоро окончательно сведет меня с ума.

— Значит, ты утверждаешь, что можешь втоптать в грязь любую женщину?

— Что ж, приступим? — провоцирует меня Зепп-Роланд.

Нет. Нет!

— Вперед, — говорит он, — я готов.

Я снова становлюсь похожей на маленького беззащитного ребенка, которого легко обидеть. Хотя, стоп! Больше я себя в обиду не дам! Еще посмотрим, кто кого! В голову ударяет адреналин. Очень надеюсь, что я смотрю на Зеппа-Роланда холодными сверкающими глазами.