Фрунзе перевел свой полевой штаб в Самарканд. Становилось все яснее, что столкновение назревает, что оно неотвратимо.

Эмир был снова предупрежден, что в Случае казни Тугаева и других революционеров он будет нести прямую ответственность.

23 августа на станции Самарканд два красноармейца явились к командующему с экстренным донесением. Их ввели в вагон. Они вручили Фрунзе пакет. Михаил Васильевич нахмурился, встал с места. Работники штаба насторожились.

— Тугаев и другие заключенные с ним товарищи казнены эмиром, — медленно, раздельно произнес Фрунзе. — В Чарджуе, в Катта-Кургане, в Карши восстание-

События развертывались быстро. В ночь па 25 августа Карши и Старый Чарджуй были заняты восставшими. Знамя эмира было сброшено в жаркую августовскую пыль и растоптано ногами дехкан. Красное знамя восстания взвилось над городками Базар-сакар, Керки, Хатырчи…

Беки, верные эмиру, — гузарский, китабский, шахризябский, зиаэдинский — двинули свою конницу к Самарканду, намереваясь обходным движением отрезать Самарканд от Ташкента и взять войска Фрунзе в кольцо.

28 августа 1920 года Фрунзе подписал приказ войскам Туркестанского фронта: «В ряде местностей Бухары вспыхнуло революционное движение. Настал час решительной схватки подавленных и порабощенных трудящихся масс Бухары с кровожадным правительством эмира и беков. Полки нарождающейся бухарской Красной Армии двинулись на помощь родному народу. Красные полки рабоче-крестьянской России обязаны стать подле них. Приказываю всей нашей вооруженной мощью прийти на помощь бухарскому народу в этот час решения…

Вперед, за интересы трудящихся Бухары и России!..»

Четыре колонны войск Красной Армии — Чарджуйская, Каганская, Катта-Курганская и Самаркандская — двинулись на помощь бухарскому народу, чтобы поддержать его в борьбе против тирании эмира.

10 тысяч войск Красной Армии против 50 тысяч войск Сеид-Алима — таково было соотношение сил в численном выражении, но совершенно иным было оно в смысле моральном: Красная Армия, как всегда, знала, за что она борется!

Укрепления Старой Бухары были внушительны. Весь город окружала массивная глиняная стена, высотой более десяти метров и толщиной до пяти метров. Даже артиллерийские снаряды среднего калибра могли только долбить эту стену, не причиняя ей большого ущерба. Головоломный переплет узких, как ущелья, переулков таился за этими древними стенами. Ворваться за городскую стену еще далеко не означало овладеть столицей эмира. В центре города высилась многобашенная цитадель «Арка» — эмирский оплот с высокими и толстыми кирпичными стенами.

С тридцатиметровой башни Манар-и-Калян — «Минарет смерти» — эмиру и его военным советникам как на ладони видна была вся широко раскинувшаяся столица и окружавший ее далеко во все стороны лабиринт дувалов, арыков, кривых узких тропок, дворов, садов…

Утром 29 августа 1920 года с крепостной стены города грянул первый пушечный залп. Батареями управлял сам военный министр эмира, тупчи-баши. А команду «огонь» эмир лично подал с наблюдательной башни, высившейся над крепостью.

Кусая мясистые губы и нервно вскидывая бинокль к глазам, эмир вглядывался в рвы, сады и мазары, окружавшие притихший, насторожившийся город.

Цепи штурмующих, сопровождаемые полевой артиллерией, продолжали грозно надвигаться. Случилось именно то, чего давно опасался эмир. Он оказывался осажденным в собственной своей столице.

Разведка сообщила эмиру о непрерывном и упорном движении красных бойцов, несмотря на энергичный обстрел с крепостных стен.

— Две колонны движутся к Каршинским и Каракульским воротам, ваше высочество… — докладывал тупчи-баши.

Наступление обеих ударных колонн со станции Каган началось в шесть часов утра.

— Как можно скорее постарайтесь запереть эмира в городе, чтобы отрезать ему путь в Зеравшанскую пойму, — особо указывал Фрунзе штабу штурмовой группы. — Там, вокруг Вабкента— и тугаи, и рощи, и сады, и кишлаки, там драться будет во всех отношениях невыгодно. Стену громите артиллерией.

Труден оказался путь ударных колонн. С каждой минутой становилось все жарче. Солнце поднималось к зениту. Нужно было как можно скорее преодолеть двадцать километров, отделявшие Каган от стен Бухары. А эти двадцать километров по трудности были равны добрым сорока.

Красноармейцы были сильно утомлены наступлением по изрезанной арыками, перегороженной дувалами, садами и кладбищами местности.

Только часа в два пополудни 1-й мусульманский полк вышел к западным, Каракульским воротам Бухары.

Готовясь к штурму, он залег за дувалами и арычными валиками, возле самой стены. Приблизительно в это же время появилась и вторая ударная группа возле восточных, Каршинских ворот.

За каждым укрытием эмир предусмотрительно расположил своих синемундирных стрелков.

Команда саперов под градом пуль принялась высекать в прокаленной солнцем вековой стене штурмовые ступени.

Красные бойцы-тагары с гортанным криком: «Яшасон Ленин! Яшасон советская власть!» [31] — смело лезли по вырубленным ступенькам. Сверху на них лился поток пуль. Летели ручные гранаты. Наемный гарнизон эмира упорно сопротивлялся.

К Старой Бухаре прибыли части 1-й армии и фронтового резерва.

31 августа Михаил Васильевич Фрунзе приказал открыть по толстой стене Бухары огонь из всех орудий, какими здесь располагали чаши войска.

— Стену не щадить, а людей берегите, — дал наказ Фрунзе. — Там наших сторонников больше, чем сторонников эмира.

Далеко за полночь длилась канонада, настойчивая, упорная с обеих сторон. К рассвету в толстой стене города образовалась брешь.

Под тревожную дробь барабанов эмирская жандармерия перед рассветом погнала народ заделывать бреши. По узким глубоким траншеям улиц бежали, натыкаясь друг на друга, люди, не понимая, в чем дело.

— Все к стенам, кто чтит эмира! — кричали сарбазы.

Но никто не хотел выполнять приказа. Беднота принималась сама расширять пробитые снарядами зияющие бреши.

С первыми солнечными лучами советские бойцы хлынули в узкие, темные улицы города через Кар- шинские ворота, взятые первыми. Оборонявшие наружную стену синемундирники толпами сдавались красноармейцам.

В шесть часов 5-й стрелковый полк захватил Мазар-Шерифские ворота.

К семнадцати часам уже была взята значительная часть города.

Но, кроме наружной стены, были еще и высокие стены цитадели. Эту внутреннюю крепость гоже предстояло взять.

Бок о бок с частями Красной Армии мужественно сражались против войск эмира и его союзников бухарские отряды Красной Армии, мусульманские полки татар, башкир, туркмен, таджиков и других народов.

Еще двенадцать часов продолжался бой с гарнизоном столицы. 2 сентября цитадель столицы Бухары «Арка» сдалась, открыла ворота. Тысячами вкладывали оружие эмирские солдаты, сдался и гупчи-баши и Усман-бек.

Бухарская операция Фрунзе была блестяще закончена.

Однако самою эмира схватить не удалось. В ночь на 1 сентября с несколькими сотнями всадников, наемных афганцев, своей лейб-гвардией, он бежал из столицы через Северные ворота. Английские офицеры, дипломатические советники и разного рода разведчики также бежали заблаговременно.

Посланные вдогонку отряды не успели перерезать эмиру дорогу. От Карши на Гузар, от Гузара на Ак-Тупал промчался эмир и свернул в большой кишлак Дюшамбе, что значит по-таджикски «понедельник» (ныне это столица Таджикистана — Сталинабад).

Мрачно молчал Сеид-Алим в зеленом шатре, разбитом для него посреди главной плошади кишлака. Молчали и охранявшие его афганцы.

Эмир Сеид-Алим чувствовал, что бухарский эмират прекратил свое существование навсегда.

А народ Бухары ликовал.

Вековой гнет был свергнут. Бухара стала свободной.

2 сентября Фрунзе телеграфировал Ленину: «Крепость Старая Бухара взята сегодня штурмом соединенными усилиями красных бухарских и наших частей. Пал последний оплот бухарского мракобесия и черносотенства. Над Регистаном победно развевается красное знамя».