Критика Плехановым анархо-синдикализма, который стал утрачивать свое влияние и в Италии, была полезной. Главным же препятствием в распространении анархистских идей в России явилась последовательная борьба большевиков, В. И. Ленина против этого авантюристического течения.
В 1908–1909 годах Плеханов почти совсем отошел от практической партийной работы. Но он по-прежнему очень много пишет и печатает, как правило, в легальных журналах и издательствах России.
В конце 1907 года Плеханов начал сотрудничать в журнале «Современный мир», который издавал Н. И. Иорданский, социал-демократ, примыкавший в то время к меньшевикам. В январе 1908 года в журнале была помещена рецензия Плеханова на книгу М. Гершензона «П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление», в майском номере рецензия на книгу того же автора «История молодой России», в июне статья «Идеология мещанина нашего времени», которая была рецензией на работу Р. И. Иванова-Разумника «История русской общественной мысли». Во всех этих работах Плеханов критиковал буржуазно-либеральные концепции в истории русской общественной мысли.
В это же время Георгий Валентинович работал над статьей, которая позже разрослась в книгу, посвященную 25-летнему юбилею со дня смерти Карла Маркса. В мае она вышла в петербургском издательстве «Наша жизнь» под заглавием «Основные вопросы марксизма».
«Основные вопросы марксизма» явились своеобразным сводом важнейших положений диалектического и исторического материализма Маркса и Энгельса, талантливо и популярно изложенных Г. В. Плехановым. Плеханов раскрывает теоретические корни современного, то есть Марк-сова, материализма, кратко, но обстоятельно прослеживает его предысторию. Он доказывает полную несостоятельность утверждений о философской «необоснованности» марксизма и вред всех и всяких попыток заново его «обосновать», соединив с «теориями» философских идеологов буржуазии: последователей Канта, Маха, Авенариуса, Оствальда и т. п.
Однако Плеханов допустил в своей трактовке философии Маркса некоторые ошибки. Порой он не подчеркивал качественного различия между диалектическим материализмом и материализмом предшествовавших ему мыслителей; он утверждал, например, что теория познания, «гносеология Маркса по самой прямой линии происходит от гносеологии Фейербаха или, если хотите, что она, собственно, и есть гносеология Фейербаха, но только углубленная посредством сделанной к ней Марксом гениальной поправки» (2—III, 137). Но в целом Плеханов понимал огромное значение революционного переворота в философии, произведенного Марксом и Энгельсом, исходил из того, что они органически соединили диалектику с материализмом в своем цельном научном мировоззрении, и их великой заслугой является выработка правильного научного метода в философии, то есть материалистической диалектики, принципиально отличной от идеалистической диалектики Гегеля. Свою трактовку диалектики как революционного метода, своеобразной «алгебры революции» Плеханов противопоставляет пошлым, реформистским концепциям «теории эволюции», распространившимся в начале XX века. «Диалектику, — пишет Плеханов, — многие смешивают с учением о развитии, — и она в самом деле есть такое учение. Но диалектика существенно отличается от вульгарной «теории эволюции», которая целиком построена на том принципе, что ни природа, ни история не делают скачков и что все изменения совершаются в мире лишь постепенно. Еще Гегель показал, что понятое таким образом учение о развитии смешно и несостоятельно… диалектический взгляд Гегеля на неизбежность скачков в процессе развития был полностью усвоен Марксом и Энгельсом. Энгельс подробно развивает его в своей полемике с Дюрингом, причем он и его «ставит на ноги», то есть на материалистический фундамент (2—III, 148–149). Плеханов писал, что современная наука, например в биологии, в последнее время опровергает своими открытиями теорию постепенной эволюции, давая ряд доказательств, свидетельствующих о скачкообразном развитии видов. Это относится и к области истории общества, и к истории литературы. Плеханов делает отсюда закономерный вывод, что «только диалектический метод Маркса, будучи приложен к изучению русской жизни, показал нам, что было в ней действительным и что только казалось таковым» (2—III, 151).
В ряде глав своей книги Плеханов дает яркую и убедительную трактовку материалистического понимания истории, выработанного Марксом и Энгельсом. Хотя в изложении теории исторического материализма Плеханова есть слабости и односторонности, например, преувеличение роли географической среды в развитии общества, некоторый схематизм в принятой Плехановым пятичленной формуле общественно-исторического процесса, в целом трактовка исторического материализма и защита его положений были весьма аргументированными. Излагая Марксову теорию общественно-экономических формаций, их развития и смены, и вытекающую отсюда теорию революции, Плеханов в полном согласии с основоположниками научного социализма делает вывод о том, что: «Тут мы имеем перед собой настоящую — и притом чисто материалистическую — «алгебру» общественного развития. В этой алгебре есть место как для «скачков» — эпохи социальных революций, — так и для постепенных изменений. Постепенные количественные изменения в свойствах данного порядка вещей ведут, наконец, к изменению качества, т. е. к падению старого способа производства или, как выражается здесь Маркс, старой общественной формации — и к замене его новым» (2—III, 164).
Плеханов убедительно доказывает несостоятельность ревизионистских попыток «критиков» марксизма, таких. как Э. Бернштейн, обвинявших марксистское учение об обществе в «экономической односторонности» и представлявших дело так, будто бы Энгельс впоследствии отказался от взглядов Маркса о решающей роли материального способа производства и чуть ли не стал сторонником эклектической теории о «равноправной роли» различных факторов жизни общества.
Обращаясь к тезисам Маркса о Фейербахе, написанным еще в 1845 году, Плеханов отмечал: «Маркс упрекал там предшествовавший ему материализм в забвении того, что «если, с одной стороны, люди представляют собою продукт обстоятельств, то с другой — обстоятельства изменяются именно людьми». Задача материализма в области истории, как понимал эту задачу Маркс — заключалась, стало быть, именно в том, чтобы объяснить, каким образом «обстоятельства» могут изменяться теми людьми, которые сами создаются обстоятельствами… Производственные отношения — это отношения людей в общественном процессе производства… Изменение этих отношений не может совершаться «автоматически», т. е. независимо от человеческой деятельности, потому что эти отношения являются отношениями, устанавливающимися между людьми в процессе их деятельности (2—III, 169–170).
Отстаивая точку зрения исторического материализма, Плеханов выступает также и против его вульгаризации. Он убедительно раскрывает относительную самостоятельность идеологических и политических надстроек, их специфические особенности и активное влияние на жизнь общества. Вслед за Энгельсом он выдвигает задачу материалистического объяснения всех сторон человеческой культуры.
В своей книге «Основные вопросы марксизма» и в последующих философских работах Плеханов не раз дает пример творческого подхода к материалистическому пониманию истории. Анализируя развитие искусства, религии, морали, общественной мысли на различных этапах истории, он показывает действие всеобщих закономерностей развития общества, обусловленных его материальной, экономической основой, и вместе с тем раскрывает механизм действия и взаимосвязи особенных черт и закономерностей развития этих идеологических надстроек, их активную роль в жизни общества, обратное их влияние на его экономический базис. Напоминая слова Энгельса: «Проверка пудинга состоит в том, что его съедают», Плеханов говорит, что «это остается вполне верным и в применении к историческому материализму. Чтобы критиковать это блюдо, надо его отведать. Чтобы отведать метод Маркса — Энгельса, надо уметь пользоваться им. А умелое пользование им предполагает несравненно более серьезную научную подготовку и гораздо более упорную работу мысли, нежели псевдокритические разглагольствования на тему об «односторонности» марксизма». Но последние связаны с влиянием господствующего класса, который всеми силами препятствует распространению современного материализма и его применению в науке и общественной жизни. «Материалистическая диалектика, «ни перед чем не склоняющаяся и рассматривающая вещи с их преходящей стороны», не может пользоваться симпатиями консервативного класса, каким является теперь буржуазия на Западе… Неудивительно, что каждая из ученых почтенностей считает себя нравственно обязанной отклонять от себя всякое подозрение в сочувствии к материализму» (2—III, 185–186). Это происходит нередко и с теми представителями ученого мира, которые придерживаются материалистической точки зрения в своих специальных исследованиях. Это относится, в частности, к области социологии. Социология, доказывает Плеханов, становится наукой лишь в той мере, в какой ей удается понять возникновение и развитие сознания у человека, как необходимое следствие общественного процесса, обусловливаемого в последнем счете ходом экономического развития. «И очень характерно, — замечает Плеханов, — то обстоятельство, что последовательные противники материалистического объяснения истории видят себя вынужденными доказывать невозможность социологии как науки. Это значит, что «критицизм» (Плеханов имеет в виду возрождение и вульгаризацию «критической философии» Канта буржуазными философами конца XIX — начала XX века. — Авт.) становится теперь препятствием для дальнейшего научного развития нашего времени… эта роль «критицизма» связана с борьбою классов в современном обществе» (2—III, 193). В связи с этим, оценивая философию неокантианства в конце XIX — начале XX века, Плеханов вполне справедливо замечает: «Кантианство — не философия борьбы, не философия людей действия. Это философия половинчатых людей, философия компромисса» (2—III, 194).
