После ареста В. И. Ленина в декабре 1895 года связь его с Плехановым и его группой на некоторое время прервалась. Удалось ее восстановить только тогда, когда он был уже в ссылке. Переписка Плеханова и Ленина тех лет не сохранилась, но письма Ленина к Аксельроду свидетельствуют о его стремлении к контакту с группой «Освобождение труда».

Вести о Ленине с большим интересом встречали в семье Плехановых. Из письма Н. Ф. Красиковой, которая еще в 80-х годах помогала Плехановым ухаживать за детьми, с радостью узнали они о здоровье и бодром настроении В. И. Ленина и С. Райчина.

Р. М. Плеханова писала мужу в 1898 году: «…приехала из Сибири Красикова, она видела «мужичка» (так называли в семье Плехановых Ленина. — Авт.), Райчина и других, привезла поклон и просьбу писать и высылать книги. В особенности просят высылать на иностранных языках книги для перевода, такие, которые бы годились для легальной печати. Мужичок, Райчин и другие полны бодрости моральной и физической. От мужичка все в восторге, от его ума и скромности».

По воспоминаниям П. А. Красикова, Ленин в 1897 году в Красноярске расспрашивал его о Плеханове. Красиков записал этот разговор: «Я, помню, подробно рассказывал ему о всех моих отношениях с Плехановым Аксельродом, Засулич. Я рассказывал, в каком тяжелом материальном и физическом состоянии я знал Плеханова, почти без средств как для издания марксистской литературы, так и для собственного существования, с гнездящимся в его организме туберкулезом, с женой, которая готовилась стать врачом, но еще почти ничего не зарабатывала, с тремя дочерьми, из которых одна умерла от менингита, причем обнаружилась потрясающая картина той нужды, в которой жила семья Плеханова. Я описал жалкий вид костюма Плеханова, бахрому его брюк, порыжелость пальтишка и цилиндра, вечный бронхит и бледность его щек… Владимир Ильич, как это он всегда умел делать, внимательно слушал мой рассказ, не прерывая его, но отдельными замечаниями и полувопросами направляя разговор в нужное ему русло. Когда я сообщил, что мои отношения с Плехановым я смело могу назвать дружескими, что виделись мы с ним почти каждый день, что в трудную для него минуту (смерть и похороны дочери) он трогательно обратился ко мне и я товарищески ему помог всем, чем только мог, Владимир Ильич сказал: «Ну вот, как вы, конечно, знаете, теперь дело с Плехановым обстоит иначе. Мы сделали и сделаем все, чтобы привлечь и сберечь для нашего общего дела такой блестящий ум и сделать общим достоянием такую огромную литературную силу. Вот эта книжка, — он указал на лежащую у меня на столе книгу Бельтова. — прекрасная книжка, и в то же время она дала Георгию Валентиновичу изрядную сумму франков. Когда я видел его в 1895 г., от штанов с бахромой уже не осталось и следа. А теперь мы смело можем сказать, что он нужды уже никогда не увидит. Но дружба с ним, и в том числе личная, нам очень нужна. У революционеров его закала личная связь, личная симпатия играют огромную роль».

Действительно, выход «Монизма» позволил Плеханову расплатиться с долгами, купить необходимую мебель и одежду. После того как часть работ Плеханова стала печататься в России легально, как увеличилось его сотрудничество в социалистической печати стран Западной Европы, материальное положение семьи несколько упрочилось.

В конце 1895 года у Плеханова было особенно много работы. Он просматривал немецкие корректуры «Очерков по истории материализма», писал новую большую работу, которая была ответом на нападки либеральных народников на марксизм, — «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)» и ряд других произведений.

Весной 1896 года рабочие Петербурга, Москвы и Минска собрали деньги для покупки венка на могилы коммунаров на кладбище Пер-Лашез в связи с 25-летней годовщиной Парижской коммуны. Петербургские рабочие прислали деньги в адрес Плеханова с сопроводительным письмом: «Мосье Жоржу для П. Лафарга. Петербургский союз посылает вам сто рублей на венок, о назначении которого вам уже было сообщено». Исполняя их пожелание, Плеханов написал 15 мая Полю Лафаргу: «Дорогой Лафарг! Посылаю вам 60 франков на венок, который нужно положить на Pere Lachaise от имени рабочих С.-Петербурга. На ленте венка вы дадите написать: «Петербургские рабочие — коммунарам 1871 г.», или что-нибудь в этом роде… Простите, дорогой Лафарг, что мы этими поручениями отнимаем у вас время. Но вы известны в России как один из вождей французского движения и один из учителей международного социализма» (3—IV, 297).

В мае — июне 1896 года в Петербурге начались стачки на текстильных, бумагопрядильных и механических фабриках и заводах, охватившие 30 тысяч человек. Руководил этими стачками петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». 24 июня Плеханов обратился за помощью к Вильгельму Либкнехту: «Мой дорогой друг, один из наших товарищей должен поехать повидаться с Вами, чтобы переговорить о стачках в России. Дело становится все более и более серьезным; стачка растет, как снежный ком. Сегодняшние швейцарские газеты сообщают о количестве бастующих в 170 000(!) человек. При таких условиях хорошо было бы устроить подписку за границей в пользу русских бастующих. Тем более что, как сообщают английские газеты («Daily News» в том числе), правительство запретило фабрикантам пойти на уступки рабочим, чтобы путем лишений заставить их сдаться. Правда, полиция может вызвать бастующих на бой и потопить движение в крови. Но покамест все протекает в образцовом порядке. Надо надеяться, что благоразумие рабочих превзойдет рвение провокаторов. Пока стачки продолжаются, мы должны поддерживать стачечников и просим Вас нам помочь. Я уже написал Лафаргу. Воззвание о помощи, сделанное «Vorwarts» следовало бы перепечатать во французских и английских социалистических газетах. Что Вы думаете по этому поводу? Прошу Вас, во всяком случае, ответить мне по возможности скорее. Если Вы скажете — «да», то наш товарищ протелеграфирует нам и мы известим Лафарга и англичан. Что касается собранных денег, то мы сумеем отправить их в Россию» (4—II, 125–126).

А в Англии Вера Засулич развернула кампанию по сбору средств в поддержку русских рабочих. Моральная и материальная помощь была с радостью принята петербургскими стачечниками.

Еще в Петербурге продолжались стачки, а в Лондоне собрался очередной, четвертый конгресс II Интернационала. Плеханов получил от петербургского «Союза борьбы» мандат и деньги на расходы, связанные с поездкой на конгресс.

Он вместе с Потресовым составил доклад об успехах рабочего движения в России. Доклад был отпечатан на английском и немецком языках и распространен среди делегатов.

На конгрессе был дан бой анархистам. Выступления Плеханова, автора переведенной к тому времени на английский и французский языки брошюры «Анархизм и социализм», немало способствовали укреплению позиции марксистов.

Плеханов оставался на конгрессе до конца. Он рад был вновь видеть Веру Засулич. Она ему рассказала о последних месяцах жизни Энгельса. Плеханову казалось, что Лондон опустел без Энгельса. Он много раз встречался с Элеонорой Маркс-Эвелинг. Она недавно перевела его брошюру «Анархизм и социализм» и говорила Плеханову, что его манера писать напоминает ей стиль отца. После недавней смерти Энгельса она еще не оправилась, была как никогда грустная и молчаливая.

В последний день конгресса был организован грандиозный митинг в Гайд-парке. Во время митинга пошел дождь — Плеханов сильно простудился. И опять Вера Ивановна ухаживала за ним. Через несколько дней он почувствовал себя легче и вернулся в Женеву.

Вторая половина 90-х годов — период большой творческой активности Плеханова. Продолжая выступать против либерального народничества, Плеханов использует всякую возможность для развития марксистских взглядов и их пропаганды в легальной печати. В течение всей предыдущей жизни он был лишен этой возможности, поэтому жадно ухватился за дело, с тем чтобы довести идеи научного социализма до широких кругов русских читателей.