Следующим оратором был Николай Иванович Гнедич, коллежский асессор и кавалер, как его отрекомендовал Оленин. Николай Иванович прочел свое «Рассуждение о причинах, замедляющих успехи нашей словесности». Он читал с пафосом, почти декламируя, отчетливо произнося каждую фразу, и его охотно слушали. Гнедич говорил о великом примере античного мира, о звуках Аполлоновой лиры, о том, что изучение древних питает и укрепляет разум и облагораживает душу. Его единственный глаз светился неподдельным восторгом, а испещренное шрамами лицо стало почти привлекательным. Заканчивая свою речь, он выразил надежду, что мирное владычество наук будет более славным, чем владычество оружия и брани.

Шелковые рясы и позолоченные мундиры слушали Гнедича с недоверием, даже легким раздражением. В его речи не было надлежащего смирения, туманно говорилось о предрассудках и заблуждениях врагов «истинного просвещения» и о недостаточных успехах в словесности. Оленин забеспокоился. Не ровен час придется объясняться по поводу этой речи!

Но вот вышел к столу Иван Андреевич. Он также приоделся по случаю торжества. На нем был новый синий фрак, шея утопала в обширнейшем жабо, непокорные пряди волос были тщательно приглажены. Крылов начал чтение аполога. Однако голос его звучал вяло, аполог оказался чересчур длинным, а смысл его недостаточно вразумительным. Речь шла о некоем древнем царе, который хотел изгнать из своего царства ученых, но на всякий случай собрал совет из вельмож для решения вопроса: приносят ли науки вред или пользу?

Один из мудрецов и рассказал ему притчу о трех ловцах жемчуга. Первый из них — ленивец, искал лишь раковины, выброшенные приливом на берег. Другой хотя и не жалел труда, но выбирал глубину себе по силам. Третий же решил нырнуть в самую глубь моря, но, не достигнув дна, погиб. В заключение Крылов пояснил свою притчу:

Требование осторожности и умеренности в изучении наук, провозглашенное баснописцем, казалось несколько двусмысленным. Предостережение по адресу тех, кого ждет погибельный конец, могло одинаково относиться и к вольнодумцам, ищущим законов, управляющих миром, и к религиозным фанатикам и «философам», погружающимся в бездну мистики. Иван Андреевич схитрил и здесь.

Почетные гости расходились с сожалением о напрасно потраченном времени. Все было как-то неопределенно, неясно, самое начинание подозрительно по своим последствиям. Гости молча проследовали по мягким коврам через великолепные залы с колоннами, статуями, картинами, заставленные шкафами, в которых по формату были расставлены книги в пергаментных переплетах.

Крылов стал библиотекарским помощником, служащим государственного учреждения, который должен точно и неукоснительно исполнять свои служебные обязанности. Алексей Николаевич Оленин требовал от подчиненных добросовестного и усердного труда. До его назначения дела шли необычайно медленно. Служащие смотрели на работу, как на обременительную и излишнюю затею, и занимались больше личными заботами, чем служебными.

С приходом Оленина все пошло по-другому.

Оленин решительнейшим образом изменил порядки, господствовавшие в библиотеке. Прежде всего пригласил новых сотрудников — людей опытных в библиотечном деле, образованных, старательных и добросовестных. Одним из них был В. Сопиков, лучший тогдашний библиограф, большой знаток книги, автор «Опыта российской библиографии». Другим — Александр Иванович Красовский. Сын придворного протоиерея, он получил образование в академической гимназии, а затем сам преподавал в ней географию. В библиотеку он был принят за знание множества языков и широкие библиографические сведения.

Согласно распоряжению Оленина Крылов совместно с Сопиковым ведал отделом русских книг: «Помощник библиотекаря г. коллежский асессор Крылов, обще с помощником библиотекаря 14-го класса Сопиковым, заведывает все печатные книги на славянском и российском языке».

Основной задачей было собирание книг. При приходе Крылова на службу в библиотеку во всем отделе имелось всего четыре русские книги. Понадобилось много труда, чтобы приобрести через книготорговцев и издателей книги русских авторов, журналы и газеты прошлого века.

Хотя согласно официальному распоряжению и был установлен обязательный экземпляр всех печатавшихся книг, но библиотека нередко его не получала. Много энергии и труда потратил Крылов, следя за неукоснительным исполнением этого предписания. Необходимо было обходить книготорговцев, просматривать каталоги, знакомиться с частными библиотеками и отдельными поступлениями, предлагавшимися для продажи. Надо было великолепно знать книгу, чтобы разыскивать редкие, недостающие издания. В делах Публичной библиотеки сохранилось немало докладных записок и рапортов Крылова, дающих представление о той неустанной работе, которая им велась на протяжении многих лет. Так, например, ознакомившись с реестром книг, предложенных библиотеке книгопродавцем М. Глазуновым в апреле 1821 года, Крылов делает следующее заключение: «Означенных в сем реестре книг в Библиотеке не имеется, и приобретение оных было бы полезным оной приумножением».

Крылов подбирал книги по самым различным областям знания: географии, физике, астрономии, военному делу, медицине, истории, сельскому хозяйству и домоводству, художественную литературу. Особенно много внимания уделял он приобретению старых книг. Так, в рапорте от 18 февраля 1829 года он пишет: «Санкт-петербургский книгопродавец Александр Смирдин по приложенному реестру представил в императорскую Публичную библиотеку для покупки разного звания книг, вышедших из печати до 1811 года, ценою до 5 000 рублей, а так как оных книг в Библиотеке не находится, то я, полагая нужным таковое приумножение и находя очень выгодным для Библиотеки, — имею честь представить все сие на благоусмотрение вашего превосходительства». Библиотека росла и множилась, и в этом немалая заслуга принадлежала Ивану Андреевичу.

В библиотеке встретился Крылов и со своим давним благодетелем — Брейткопфом. Бернард Фридрихович постарел, полысел, но был по-прежнему добродушен и старателен. Он работал над описанием особенно ценных и редких изданий. Брейткопф прослужил в библиотеке уже более десяти лет и хорошо знал ее сокровища. Старый типографщик дружески обнял Крылова и напомнил, как тот, еще четырнадцатилетним юношей, приходил к нему с рукописью комической оперы. Смущающийся, в плохо пошитом, потертом сюртучке. Через несколько дней Брейткопф принес эту рукопись «Кофейницы» в библиотеку и возвратил ее автору.

С начала 1814 года Публичная библиотека была открыта для читателей три раза в неделю — среду, четверг и пятницу. Остальные дни предназначались для разборки книг, каталогизации и других работ. Дежурный библиотекарь обязан был принимать заказы на книги, доставать их и следить за порядком в читальном зале и сохранностью книг. Он же являлся и советчиком читателей в подыскании нужных изданий. В круглой зале нижнего этажа, украшенной мраморными колоннами и статуями, бюстами ученых и писателей, даже в летнюю жару тихо и прохладно. Тишина иногда нарушалась легким шорохом перелистываемых страниц. Дежурить по библиотеке приходилось два-три раза в месяц. Иван Андреевич любил эти однообразно-тихие дни. Можно было сидеть в удобном кресле за невысокой перегородкой, отделявшей читальный зал от служебного помещения, и думать о своем.

Посетителей было немного. А сегодня пришло только двое — седой моряк с обветренным, загорелым лицом и огромными бакенбардами во всю щеку, по-военному подтянутый, в аккуратном, только что отутюженном мундире, и молодой человек, франтовато одетый в серый модный сюртук, по-видимому поляк. Крылов отметил в журнале дежурств от 29 октября 1814 года: «Дежурный Крылов». В графе выдачи билетов он записал: «Губернскому регистратору Ежицкому. Капитану 2-го ранга Повиликину». В графе выдачи книг: «Виргилиева „Энеида“». Конституция польская 1775 года. «Reise von Krusenstern. 1, 2, 3».