— А если в милицию заявить? — предложил я. — Там не разрешат собак убивать. Закон разыщут: собак не убивать!

— Откуда ты знаешь про закон? Сам придумал?

Закон, конечно, я сам придумал. Мне хотелось, чтобы

был такой. К тому же милиции здесь нет, а в город пока напишешь, много дней пройдет.

— Знаешь что? — сказал Алешка. — Давай пока спрячем Дика на Островах.

— Каких таких островах? — переспросил я.

— Дом отдыха в лесу. Озеро там. А на озере острова. Вот дом отдыха «Островами» и зовут. Там дядя Петя работает. На автобусе. Отдыхающих с вокзала да на вокзал возит. Он поможет, — убеждал Алешка. — Обязательно поможет… Ну, ладно… До завтра… Встретимся у сосны.

Я кивнул в знак согласия, хотя еще толком не знал, отпустят меня или нет.

Алешка положил Ваську на кровать и уже приготовился исчезнуть за окном, но я задержал его:

— С собой учебник возьми. По дороге спрашивать буду. Строго. Как учительница.

— У нас не строгая.

— Не перебивай. Что непонятно, подскажу. У меня «пятерка».

— Ишь ты! — воскликнул Алешка. — Гра-до-дрей!

— Что ты сказал?

— Я сказал: вот это да! По-оранжански сказал, — уточнил Алешка.

— Знаю, что не по-русски и не по-английски. Только как мы Дика из деревни выведем? Увидят же.

— Не увидят, — успокоил меня Алешка. — Я знаю местечко. Спрячу, ни в жизнь не найдут.

На дороге показались мама с папой. Увидев их, Алешка шмыгнул за угол. Я же взял контрабас, ноты и приготовился играть.

Они вошли. Васька бросился маме под ноги, но она, не обращая на него внимания, подошла ко мне и по привычке приложила ладонь ко лбу.

Папа выглянул в окно и удивленно сказал:

— Смотри-ка, на музыку собака прибежала.

Я похолодел. Пальцы застыли на струнах.

— Ну-ка, Гера, сыграй что-нибудь.

Я дернул за струны.

— Видишь, Нина, как собака слушает? Ты не зря про медведей говорила.

— Я никогда не говорю зря, — ответила мама, наливая в стакан коричневую жидкость. — Подумаешь, собака музыку слушает! В прошлый раз она пела.

— Как пела?

— А ты что — не слышал? Герман на контрабасе играл, а собака пела.

— Подожди, подожди… Кажется, я тоже слышал собачье пение. Только я боялся ошибиться.

— Вот и я боялась ошибиться, — созналась мама. — Мне казалось, что собака воет под нашим домом.

— Странно, мне тоже так показалось. Теперь ясно, кто там пел. Вы посмотрите, посмотрите, — увлеченно говорил папа. — Она даже уши навострила. Ай да умница! Интересно, как зовут эту собачку.

Я боялся выглянуть в окно.

— Эту собачку, — медленно перебирал я слова, — зовут Дик.

— Неужели Дик? Мне казалось, что Дик не такой.

— Это Дик, — мрачно повторил я.

— Нет, Дик не такой, — глядя в окно поддержала папу мама. — Это совсем другая собака.

Я глянул в окно и радостно закричал во весь голос:

— Это Стрелка! Стрелка, Стрелка, иди сюда!!!

В каждой деревне бегают ничейные собаки. У них нет хозяев. У них нет своей конуры. Они бродят по дворам, останавливаются у ворот или под окном и ждут, когда кто-нибудь даст им поесть.

Они радуются выброшенной косточке. Бывает их прогоняют. Тогда они поджимают хвосты и не спеша, проглотив обиду, перебегают на другой конец деревни.

Но таких людей, чтобы собак прогоняли, мало. Это хмурые, мрачные и злые люди.

— Стрелка, подойди сюда. Не бойся, Стрелка, — звал собаку папа, показывая принесенную из кухни кость.

Стрелка, осторожно перебирая белыми лапами, подошла к забору и остановилась. Папа бросил кость.

Собака благодарно посмотрела на него, не спеша подобрала кость и прилегла с ней у калитки.

Я продолжал весело играть на контрабасе, радуясь, что Дик молчит и не выдает себя. А вечером Алешка увел его на новое место.

Наконец болезнь прошла. Об этом сказала мама, убирая градусник в шкаф. Мне разрешили гулять на улице. Без каких-либо условий. Даже без альбома. Мама предупредила только насчет солнца. Чтобы не перегревался. И в воду не лазил чтобы. А то снова заболею, и тогда пропало лето.

У колодца показался Вовка. В руках он держал сачок. Через плечо висела блестящая сумка.

Гм, бабочек пошел ловить. Для коллекции. Постарается, чтобы у него самая большая была. На «пятерку». А на «пятерку» много наловить да насушить надо!

Нам тоже коллекцию велели сделать. Анна Ивановна даже обрадовалась, узнав, что я в деревню еду. Книжку про бабочек да жуков дала. Только я пока не решил, надо их ловить или не надо. Ведь если все на «пятерку» наловят, то и бабочек не останется.

Увидев меня, Вовка быстренько развернулся и трусливо заспешил к дому. Он был в своей широкополой шляпе, но без очков. Таким я его впервые вижу. Чудной он без очков.

Ну, ничего, у нас есть кое-какие соображения. Зря не будем на человека наговаривать, но если докажем, то…

С Алешкой встретились у сосны. Учебник он, конечно, не захватил. Сказал, что не нашел.

Я все равно заставил Алешку повторять английские слова. Английский ему давался труднее, чем оранжанский. Но ведь кроме нас никто не знает оранжанского.

Спустились к речке. Алешка нырнул под мост и вывел оттуда Дика.

Казалось, пес все понимает. Понимает, что его нужно прятать. Понимает, что из-за него мы идем на какие-то острова. Понимает, что мы хотим ему только добра.

Дик радостно носился среди деревьев. Забежит вперед, спрячется в кустах и, как только мы подойдем, с визгом бросается под ноги. Мы делаем испуганный вид, охаем, ахаем, а он снова бежит вперед и снова прячется.

— Ты думаешь, мы зря на «Острова» отправились? — сказал Алешка, сшибая прутиком яркие соцветия пижмы. — Нисколечко не зря. Во-первых, спасем Дика, а во-вторых, проведем испытания,

— Придумал?

— Придумал!

Алешка размахнулся и резко ударил по высокому стеблю дудника.

Дик что-то искал в траве. Я позвал его, но он не отозвался.

— Наверно, мышь учуял? — предложил я.

— Может, мышь, а, может, траву какую лекарственную, — спокойно сказал Алешка.

— А что — собаки тоже в травах разбираются? — удивился я.

— Еще как! Они все травы знают. Знают, какую для аппетита нужно, а какую, чтобы живот не болел.

— Так что же ты придумал? — постарался я вернуть Алешку к разговору об испытаниях.

Алешку стоит только попросить. Он быстро увлекается и начинает разъяснять долго и упорно. Иногда кажется, что он объясняет не мне, а себе. И убеждает не других, а себя. И только когда убедит себя, начинает действовать.

— Понимаешь, долго я думал. Ночь не спал. Все думал, И придумал.

— Ну что? Что ты придумал? — торопил я его с ответом.

— Понимаешь, в космосе совсем другая еда. Огурцы да яблоки туда не возьмешь. В них слишком много воды.

А зачем лишний груз в космос возить. Вовсе незачем. Лучше какой-нибудь прибор взять с собой. Так вот, еду космонавтам заделывают в тюбики. В такие, в каких зубную пасту продают. И кухня у них особая, космическая. Но вдруг она сломается… Что тогда делать?

— Голодать, — предложил я.

— Гм, голодать… Голодать тоже надо уметь. А ты умеешь голодать?

Я неопределенно пожал плечами.

— То-то и оно… Яснее ясного, без кухни не долететь до Оранжада.

— А мы ее отремонтируем.

— Правильно, — похвалил меня Алешка. — Но есть-то ужас как хочется! Что тогда? — повторил он вопрос.

Я молчал.

— Не знаешь? Будем питаться неприкосновенными запасами.

— А если их не хватит?

— До ближайшей планеты хватит. А там кухню отремонтируем. Но без терпения не обойтись… Я нарочно ничего не сказал про еду. Даже кусочка хлеба не взял.

— И я не взял, — забеспокоился я.

Ох, уж этот Алешка. После таких испытаний ничего не забоишься.

Я посмотрел на Дика и смекнул, что ведь мы тоже можем кое-что для себя найти. Землянику, например. Вон она из травы выглядывает. Да и черничных кустиков, усыпанных темно-синими ягодами, здесь немало.