Алешка схватил ветку, разломил ее и выложил на землю стрелу. Я вопросительно посмотрел на него.

— Если он прочитал про индейцев хотя бы одну книгу, то найдет.

Вслед за нами потянулись стрелы, сложенные из палочек или просто начерченные на земле.

Не успели мы спуститься вниз, как увидели на горе Вовку.

— Готовь конфетку Витьке: он выполнил задание, — усмехнулся Алешка, усаживаясь на камень. — В общем, я буду молчать, а ты дипломатию разводи.

Вовка подошел, поблагодарил за приглашение, но об открытках ничего не сказал. Видно, не очень-то они ему нужны. Молчал он и о Дике. Молчали о нем и мы.

Разговор не клеился.

Можно было бы начать с синеньких стеклышек. Спросить, например, почему он без очков ходит и не разбил ли их. Но только я хотел задать ему этот вопрос, как Вовка плавным движением руки достал из кармана очки и посадил их на свой горбатый нос.

Мы с Алешкой переглянулись. Вот ведь как бывает! Были уверены, что осколки из Вовкиных очков, хотели счет за аварию предъявить, а он, оказывается, ни при чем. Чуть впросак не попали. Поневоле в оранжан поверишь.

С какой стороны подойти к нему, я не знал. Вот если бы он в космос захотел, тогда бы другое дело. Может, мы бы и зачислили его в наш экипаж. Но в космос Вовка не хотел. Он мечтал только о кино.

— Знаешь, что? — заговорщически произнес я. — Хочешь, мы тебя с киношным режиссером познакомим?

— Да ну? — недоверчиво сказал Вовка, снимая очки.

— Ей-ей! — постарался я подогреть Вовкино любопытство. — Мы знакомы с одним режиссером. Он еще разные сказки снимает. Про ребятишек. Про зверей. Про чудеса всяческие. Ты смотрел «Туман над болотом»?

— «Туман над озером», — поправил меня Алешка.

— «Туман над озером» смотрел? — наступал я на Вовку.

— Смотрел, — встрепенулся Вовка.

— Так вот — это наш знакомый режиссер снимал. Сейчас он вторую серию снимать будет. «Туман над болотом» называется.

Алешка хмыкнул, но я так глянул на него, что ему больше уже не хотелось хмыкать.

— Не врете? — подался вперед Вовка.

— Нисколечко! — заверил я.

— Ни-ни! — пробурчал Алешка.

— Так вот, — продолжал я фантазировать, — режиссер и говорит: помогите мне найти такого мальчишку, чтобы я его в кино снял.

Вовка приосанился, выдвинул одну ногу вперед, подтянул потуже свой широченный пояс, поправил шляпу.

— И чтобы собака при нем была.

— Надеюсь, вы сказали ему обо мне?

Я с безразличным видом прошелся по берегу.

— Понимаешь, как-то из головы вылетело. Но если хочешь, мы скажем про тебя.

Вовка оживился. Он снял шляпу, расслабил пояс, расстегнул куртку.

— Это же здорово — кино! Я уже давным-давно не снимался, а тут на тебе! Может, он меня на главную роль возьмет?

— Едва ли, — пожал я плечами. — На главную роль нужно с собакой.

— С Диком?

— Да, с Диком.

— С Диком не получится.

— Это почему же — не получится? — не вытерпел Алешка, приподнимаясь с камня.

Вовка застегнул пуговицы, надел шляпу.

— Отец сегодня злой приехал… Откуда, не знаю… Дика привез… Он убегал от нас…

— Ну и что? — торопил Вовку Алешка.

— Он не велел никому к Дику подходить… Ни мне, ни маме… Бил его…

— Ну, а ты?

— А что я?.. Я захотел заступиться — отец меня как котенка отбросил…

— Ну и что? — наседали мы на Вовку.

— Что? Вас бы так, знали бы тогда что…

Больше всего я боялся за Алешку. Я видел, как сужались его глаза, как сжимались кулаки. Еще миг, и он бросится на Вовку. Бросится, хотя Вовка, может, и не виноват.

Я оттер Алешку в сторону.

— Дело твое, — сказал я как можно безразличнее. — Не можешь сниматься — другие найдутся. Знаешь, сколько желающих к тому киношнику приходило? Уйма! Только проверки не выдержали. Один говорить не умел. Другой прыгать. Третий тонуть. Четвертый собак боялся. Он и нас с Алешкой приглашал.

— Вы согласились? — ревниво спросил Вовка.

— Не-е! Отказались, — махнул я рукой. — Ни к чему нам это. Он уговаривал нас. Говорил, что мы по всем статьям подходим. И прыгать умеем, и тонуть, и собак любим. И фотогеничные мы и еще там какие-то… Не уговорил. Не по нам это. Снимемся в кино — знаменитыми будем. Люди проходу не дадут. Открытки разные, автографы будут просить. А мы не любим шума. Главное, в школе на одни пятерки придется учиться. А то как-то неудобно: киноартист — и вдруг двойка в дневнике.

Алешка зло посмотрел на меня и переступил с одной ноги на другую.

— Ну и ну! — закачал головой Вовка. — Ничего вы не смыслите в жизни! Вам в руки счастье катилось, а вы…

Он всплеснул руками.

— Такой случай упустить! Такой случай…

Он колебался. Он не знал, что делать: отец не даст ему Дика. А без Дика его не возьмут в кино.

Я поднялся с камня и кивнул Алешке:

— Пошли. Увидим режиссера, скажем, что мы не нашли подходящего артиста.

Вовка схватил меня за локоть.

— Подождите. Я все умею. И прыгать. И бегать. И говорить! И с собаками водиться! Познакомьте! Познакомьте меня с ним! А?

— Зря время теряем, — сказал я, высвобождая свою руку.

— Я с Диком приду! — в отчаянии закричал Вовка. — С Диком!!!

Мы остановились. Алешка отломил веточку и помахал ей около лица, отгоняя комаров. Он помнил про уговор и молчал. Говорить следовало мне.

— Хорошо! — отрезал я. — Мы замолвим за тебя словечко. Скажем, что у тебя киношный опыт есть. И что собака имеется. Только смотри: не приведешь Дика — кина не будет! Ясно?

— Приведу. Обязательно приведу! — горячился Вовка.

— А отец?

— Что отец?

— Не отпустит.

— Отпустит. Мама нажмет, как миленький отпустит. Она знаете как хочет, чтоб я в киноартисты подался? Не знаете? Она на все готова, только чтоб я в кино снимался. А тут случай! Счастливый случай! Пусть попробуют упустить такой случай! Я им такое устрою — не обрадуются!

Мы поднимались в гору. Тропинка терялась в кустах, и приходилось все время раздвигать ветки. Да еще от крапивы надо было опасаться.

Впереди пробирался Алешка, за ним — я, а за мной Вовка.

Мы знали, что он теперь сделает все возможное, чтобы сохранить жизнь Дику. Хотя бы на время киносъемок.

Если они будут, конечно.

А если нет?

В общем так, — сказал я, остановившись на горе. Мы ждем решения до завтра. Встретимся у сосны. Не придешь, значит не сниматься тебе в кино.

— Приду. Обязательно приду, — залепетал Вовка и бросился в деревню.

Мы посмотрели вслед убегающему Вовке и облегченно вздохнули.

— Нелегкая работа у дипломатов, — сочувственно выдохнул Алешка.

— Нелегкая, — подтвердил я.

— Кулаком легче.

— Кулаком значительно легче.

Наступал вечер. Надо было торопиться домой. Родители, они такие: чуть опоздал — и на улицу не ходи! А без улицы что за жизнь? Так себе — сплошная тоска! Существование!

По радио передали о запуске космического корабля. С космонавтами. Я так обрадовался, что даже есть расхотелось. Но попробуй выскочи из-за стола! Мама сразу же остановит. Пока свое не съешь, ни о какой улице не думай.

— Интересно, долго они будут летать или нет? — спросил папа.

— Недели две или три, — предположила — мама. — А может, месяц или два. Раньше это было в диковинку, а теперь…

— Все равно жены переживают.

— Жены всегда переживают! — сказала мама, подкладывая папе салату.

— А что — недалеко то время, когда люди к другим планетам полетят, — задумчиво сказал папа.

— Ничего удивительного — прогресс! — вскинула брови мама.

— Возможно, и наш Гера полетит, — сказал папа.

— Наш Гера не полетит, — ответила мама.

— Это почему же? — откладывая вилку в сторону, удивился папа.

— У него совершенно другие наклонности. Художественные. Ты очень плохой психолог, Павел. Герман равнодушен к железякам и разным формулам. Так, сынок?

Рот у меня был забит протертой морковкой, и я промычал что-то невнятное.