– Делим на четыре кучки: для твоей мамы, для тебя, для меня и для АССы, – подал мысль Дэш.

– Что за АССа?

– Армия спасения старушек, ты забыла?

– Боюсь, даже они не всё согласятся принять.

– Бабушка хотела бы, чтоб я взял вот это, – сказал Дэш, держа в руках коралловые клипсы с символом солнца и луны.

– Бабушка сказала бы, что они омерзительны, – сообщила Мередит.

– Но она сама же их носила!

– Разумеется. Более того, в сорок седьмом, когда она купила эти клипсы, они наверняка были последним писком моды, но сейчас безнадежно устарели.

– А я пущу их в ход, – отмахнулся Дэш, цепляя клипсы на уши.

– Давай! Бабушка гордилась бы тобой, – подзадорила Мередит.

В пятницу они занялись оставшимися вещами: вроде целая куча, а вроде не так уж много. Телефон, спицы для вязанья и пряжа, ящик с барахлом, полный того, что обычно хранят в ящике с барахлом: клейкая лента, ножницы, флаеры с меню службы доставки, просроченные купоны на скидку, разноцветные резинки, скрепки и брелоки для ключей – без ключей. Походя они обнаружили конфетки «Эм-энд-эмс», которые Ливви однажды спрятала от Мередит и Дэша – им было по пять лет. Большинство конфет они тогда отыскали, но, как видно, не все. Нашлись и упавшие за телевизор видеокассеты, а еще книжки-раскраски, то ли забытые с тех времен, когда внуки Ливви были маленькими, то ли оставленные на всякий случай: вдруг в дом забредут дети? Еще оставалась вся мебель. Они позвонили в Армию спасения, на этот раз невыдуманную, и ждали, когда те приедут все забрать. Дядя Джефф уже вел телефонные переговоры с риелтором, как вдруг Мередит объявила:

– Я перееду сюда.

– Куда? – рассеянно переспросила Джулия.

– Сюда, к бабушке. Хочу жить тут.

– Но это же типичная старушечья квартира, – попытался разубедить ее Джефф.

– Бабушка поселилась здесь сразу после свадьбы, здесь росли вы с мамой, вы жили тут подростками, – не сдавалась Мередит.

– Слишком много истории, слишком много воспоминаний, – вставил Дэш.

– И что в этом плохого?

– Тебе тут будет нелегко.

– Бабушка хотела бы, чтоб я здесь поселилась, – упрямилась Мередит.

– Куча жуткой мебели, – добавил Дэш.

Что правда, то правда: кое-что из предметов обстановки могло побороть даже самую сильную ностальгию.

– Я избавлюсь от своей квартиры и буду платить вам аренду, – объявила Мередит маме с дядей.

– Не говори глупостей! – возмутился дядя Джефф. – Ты же член семьи, эта квартира принадлежит и тебе тоже. Дело вовсе не в деньгах.

– Ливви была бы рада, если б ты сюда переехала, – признала Джулия, – но только если ты сама действительно этого хочешь. Если в этой квартире на тебя не нахлынет тоска, ты не станешь грустить и не замкнешься в себе. И если ты хочешь переехать не только потому, что не можешь с расстаться с бабушкой.

– Да, я не могу с ней расстаться, – согласилась Мередит. – Но причина не в этом.

Позже вечером, когда все ушли (Дэш поехал ночевать к Сэму, а Джефф, Мэдди и Джулия с Кайлом отправились к Мередит), Сэм начал разворачивать аккуратно завернутые тарелки, чашки, бокалы и салатницы и снова расставлять все по полкам. По ощущениям Мередит, ее собственная дешевая посуда, купленная вразнобой, не шла ни в какое сравнение с бабушкиным фарфором. По ощущениям Мередит, этому фарфору место в бабушкиных буфетах. По ощущениям Мередит, Ливви посоветовала бы ей поступить именно так.

– Ты всегда знаешь, чего хотела бы твоя бабушка, – заметил Сэм.

– Конечно, я ведь знала ее всю свою жизнь.

– А как насчет того, чего ты сама хочешь?

– Я хочу того, чего она хочет. Вернее, хотела. Она всегда желала мне только лучшего, поэтому я хочу того же, что она.

– И я тоже, – кивнул Сэм. – Давай я закончу распаковывать тут, а ты пока пойдешь к себе и начнешь собирать вещи.

– Я могу и завтра начать.

– Может, ты хочешь провести последний вечер с семьей перед их отъездом? С Дэшем, родителями, дядей и тетей?

– Ты моя семья, – ответила Мередит, – и тебе тоже нужно домой – собирать вещи.

– Зачем?

– Переезжай сюда ко мне!

– Что?

– Переезжай сюда!

– Мерд, не слишком ли рано?

– Но ты предлагал жить вместе еще до поездки в Лондон.

– Я пошутил.

– Неправда.

– Я… бредил от счастья.

– Ударение на слово «счастье».

– Ударение на слово «бредил»!

– Твоя квартира слишком маленькая, а моя… слишком «моя». Бабушкина – в самый раз. К тому же бабушка сказала бы, что тебе стоит переехать ко мне.

– Думаешь?

– Уверена.

– Я пришелся бы ей по вкусу?

– Смеешься? Ты бы ей очень понравился!

– С чего ты взяла?

– Ты умный. Веселый. Любишь бейсбол. Готовишь вкусный попкорн. Но самое главное, ты замечательно относишься к ее внучке.

– Я безработный, а бабушки не переваривают бездельников.

– Поверь мне, отношение к внучке с легкостью перевесит этот недостаток.

– Жаль, я не успел с ней познакомиться, – признался Сэм. – Кажется, она была удивительным человеком.

– Мне не верится, что ты не успел с ней познакомиться. И уже никогда не успеешь.

– Но у меня еще есть шанс ее узнать.

– Каким образом?

– Живя у нее дома, – сказал Сэм. – Обожая ее внучку.

Следующие две недели они потихоньку перевозили свои пожитки в квартиру Ливви, но тем вечером, когда решение было принято, Мередит отправилась к себе и отвязала все модели самолетов. Вернувшись в их новое жилище, Сэм обнаружил свежезастланную постель, двух собак и сотни самолетиков, свисающих с потолка. А потом они с Мередит отправились обновлять спальню.

Сэм лежал и наблюдал, как самолетики тихо покачиваются, отбрасывая на него с Мередит тени, замысловатыми татуировками ложащиеся ему на живот и ноги, ей – на грудь и лицо, кружащие вокруг ее пупка, словно над авиабазой.

– Почему ты вообще начала мастерить модели? – поинтересовался Сэм.

– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Я была тогда еще совсем маленькой, так что толком и не помню. – Она подняла ногу и кончиками пальцев указала на модель истребителя времен Второй мировой, неряшливо разрисованную розовыми и фиолетовыми тонами. – Вот мой первый самолет. Его построил папа, а раскрашивать отдал мне.

– Да уж я догадался.

– Просто начала, и все. Может, родителям требовалось чем-нибудь занять меня, иначе я разнесла бы им всю мастерскую. Если хочешь зарабатывать на жизнь керамикой, стоит придумать, как обезопасить ее от собственного карапуза.

– А может, ты стремилась в небо? Хотела улететь?

– Скорее, дело в достижении чего-то. Смотри, человечество научилось летать! И тут то же самое. Смотри, ты провозилась весь день с кучей деревяшек, бутылочкой клея и красками, и у тебя получился самолет. Думаю, родители хотели, чтоб я поняла: мне все по плечу.

– Жаль, я не знал тебя маленькой, – вздохнул Сэм.

– Почему?

– Ты наверняка была самой умной, веселой и славной девчушкой на свете.

– Было бы немного странно, если б ты думал так о шестилетнем ребенке.

– Нет, ведь я и сам был бы шестилеткой. Я помогал бы тебе строить самолеты.

– Ты и сейчас можешь помогать мне.

– И куда мы их поставим?

– Как раз поэтому я и начала развешивать модели на потолке – свободных полок больше не было. А на потолке им самое место, самолет ведь создан для полетов. И потом, когда они над головой, то я летаю во сне.

– Всем снятся такие сны, – отметил Сэм.

– Но мои – особенные, – возразила Мередит.

Тому, что случилось далее, было несколько объяснений. Во-первых, Сэм не мог вынести грустного взгляда любимой, и ему жутко хотелось чем-нибудь помочь. Во-вторых, он все еще находился в той стадии, когда мужчина из кожи вон лезет, дабы завоевать сердце женщины. И в-третьих, у него была масса свободного времени, ведь с работы его выгнали. Хотя ключевую роль сыграла все-таки его самонадеянность. И то, что он действовал наобум, не представляя, куда это все приведет. Отдаленно не представляя. И впрямь, откуда ему было знать?