— Кору пробил, вот. А ему нужно только шкуру пробить, шакалу-то. Остальное яд сделает.

— Но ведь собаки нужны, чтоб выманить его из норы.

— А мы подождем, пока он сам выйдет.

Теперь Деон поглядел на цветного мальчика уже с удивлением.

— Но ведь это до ночи надо ждать. Шакалы днем не выходят. Он будет сидеть в норе, пока ночь не спустится.

Лицо Филиппа выражало непоколебимую решимость.

— Ну и что, у нас терпения не хватит? Подождем. Ночи сейчас лунные, целиться ловчее будет.

— Я все-таки думаю, надо пойти сказать папе, — невольно вырвалось у Деона.

Флип окинул его презрительным взглядом. Теперь уже выбирать не приходилось.

— Иди, если хочешь. Я один возьму этого старого шакала.

Они прошли по следу шакала до того места, где он пересек русло высохшей речки и ушел в кустарник, в самую чащобу. Здесь он явно замешкался, может, чего-то испугался. А потом, как и предполагал Флип, пошел вверх по склону холма.

Идти по следу оказалось делом нелегким, потому что шакал шел не прямо, а кругами, петляя. Вельд же — это сплошной камень, и следы терялись, а в кустах карру и вовсе ничего не различишь. До вершины холма они еле доплелись, высунув язык и обливаясь потом, так что рубахи на спине и под мышками хоть выжимай (одеты они были в одинаковые рубашки и шорты цвета хаки — обноски после Бота и Деона отдавали цветным), и то теряли следы, то снова находили их среди кустов.

В какой-то момент Деон, отчаявшись, остановился и вытер рукавом рубахи лицо.

— Нет, так мы до этого шакала никогда не доберемся.

Но Флип и не думал сдаваться.

— Иди домой, если хочешь.

Наконец пошел четкий след. Флип посмотрел вверх, на вершину холма. Вершина, как почти у всех коппи в этих местах плато, напоминала стол, но сразу же обрывалась почти отвесной скалой, прочерченной глубокими трещинами.

— Вон там он и спрятался, — сказал Флип, довольный тем, что правильно все рассчитал. — Теперь пойдем осторожно, медленно, пока не найдем, где он затаился. У шакалов тонкий слух. Если он нас услышит — все, ни за что не выйдет.

След вел к узкой расселине посредине скалы. Мальчики внимательно смотрели себе под ноги — не появится ли указания на то, что шакал вышел из убежища, но так ничего и не обнаружили.

Ни звука не доносилось из темной норы.

Флип мотнул головой. И они отошли от норы на безопасное расстояние.

— Порядок, — прошептал он Деону на ухо. — Он здесь. Видишь вон те камни там, слева?

Деон посмотрел туда и кивнул.

— За ними мы и спрячемся. Когда он выйдет, мы его сразу увидим: ночи сейчас лунные. Я первым пойду, ты за мной. Чтоб ни веточки под ногами не хрустнуло. И ни слова, когда зайдем за камни.

Деон кивнул; Флип взглядом дал ему понять, что все в порядке, и быстро двинулся по крутому склону к камням. Деон чуть выждал и пошел следом, стараясь изо всех сил двигаться так же бесшумно. Один раз он здорово испугался, когда из-под ног его сорвалась и покатилась галька. По счастью, большой осыпи не получилось.

Наконец они благополучно укрылись в тени скал, тяжело дыша, устав от крутого подъема и пережитого волнения.

Флип примостился за валуном, спиной к камню, отсюда ему видна была нора шакала, хотя и под углом. Деон присел рядом и так же, как Флип, прижался спиной к скале.

Некоторое время они не сводили глаз со входа в нору, но скоро Деон устал смотреть в одну точку и принялся искать что-нибудь интересное в бескрайнем вельде. Вельд раскинулся голубовато-бурый, подернутый дымкой в отдалении, а у горизонта морщинился жарким маревом — горячий воздух дрожал над раскаленным плато. Отсюда, с этой высоты, видны были другие холмы вдалеке, красная змейка дороги вилась между ними, убегая вдаль. Бурую землю вельда делили на квадраты четкие линии проволочных заграждений. Иные фермеры не заботились огораживать свои пастбища, или просто у них не было средств — в результате теряли сотни овец от нашествия шакалов. Но отец Деона все делал как надо, капитально, и его земли были огорожены надежно — пусть даже за счет отказа от нового автомобиля, даже когда деньги доставались нелегко. В тяжелые годы депрессии, когда все шло кувырком, особенно во время засухи, его отец взял кирку и лопату и пошел работать за полкроны в день на строительство дорог. Но сдаваться, пасовать — никогда, слова этого он не знал, как никогда и мысли не допускал бросить землю и уйти в город по примеру других.

Деон смотрел на вельд, разделенный, перечерченный, словно по линейке, изгородями.

Внезапно Флип дернулся, и Деон встрепенулся, выпрямился.

Но это оказался всего лишь жалкий кролик, который выбрался было погреться на солнышке, но, к своему ужасу, первый заметил их и опрометью кинулся прочь. В другой раз они не упустили бы случая подстрелить его, но в предвидении настоящей охоты просто не могли тратить стрелы на такую мелочь.

Знойный день тянулся бесконечно долго, становилось все жарче. У Деона от сидения затекли ноги, и он их с трудом разогнул, но при этом пришлось повернуться — теперь он уже не видел входа в логово шакала. Потом жара вконец сморила его, он изо всех сил боролся со сном, но глаза сами слипались. Внезапно он вздрогнул — и проснулся. Должно быть, он долго спал, потому что солнце было уже низко и от скалы на то место, где они сидели, наползла густая тень.

Тут он испугался, поняв, что мама волнуется, не зная, где он, да и отец, наверно, вернулся, пора ужинать, а за стол не садятся, ждут его, и отец сердится, но и тревожится тоже.

Деон скосил глаза в сторону Флипа. За все это время Флип так и не шевельнулся. Он сидел скорчившись, все в той же позе, весь настороже, лук со стрелой на колене, а рядом жестянка с этим тайным ядом, известным только цветным.

Флип не из тех, кто отступит, значит, не отступит и он.

Они ждали еще долго, ждали, пока солнце медленно клонилось к горизонту, а потом вдруг сразу скрылось за ровной линией Земли, точно взяли и погасили свечу, послюнявив пальцы, — на небе осталась лишь узкая красно-оранжевая полоска заката. Потом и она исчезла, стемнело, появились звезды.

Взошла луна, но еще не полная. Стая птиц пролетела мимо, прошуршав крыльями в ночной тишине.

Деона пробрала дрожь — он сделал вид, что это от холода. Ему хотелось есть, мучила жажда: ведь у них во рту капли не было после холодного чая, которым они утром, еще до полудня, запили жареных голубей. Они рассчитывали потом напиться у насоса, но из-за этого шакала взяли в сторону и остались без воды.

Он взглянул на Флипа — лицо его при свете луны было каким-то чужим, далеким.

Луна неуклонно взбиралась вверх по белесому небу. Высоко над землей висели разрозненные кудрявые облака. Возможно, завтра будет дождь и гроза. Он так хотел, чтобы пролился дождь. Какая это ни с чем не сравнимая радость — смотреть на темные тучи, увенчанные солнечным нимбом, медленно плывущие над нивами и пастбищами; видеть, как надвигается пелена косого дождя, и, прежде чем он хлынет, бежать на веранду и уже оттуда наблюдать, как под внезапными порывами ветра раскачиваются в танце айвовые деревья, сухие листья крутятся в неистовом водовороте по двору фермы. Вот на землю упала первые тяжелые капли дождя, и сразу запахло горячей пылью, на которую попала влага. Еще немного — и началась буря, дождь забарабанил по рифленой жеста крыша. Флип легонько толкнул его локтем — он чуть не подпрыгнул от испуга и неожиданности. Флип приложил палец к губам и еле заметно кивнул в сторону норы.

Сначала Деон ничего не увидел: столообразная крышка отбрасывала тень, и свет луны не попадал на скалу. Он уже хотел покачать головой — ничего, мол, не вижу, но решил еще приглядеться. Что-то мелькнуло? Нет… Да. Что-то двигалось там в тени.

Рука Флипа нащупала жестянку, окунула наконечник стрелы в яд, еще раз, затем, стряхнув лишний яд, поставила стрелу на тетиву лука. Сам же Флип плотнее прижался к скале для равновесия. Деон торопливо проделал то же самое. Руки у него дрожали, и наконечник стукнулся о край жестянки, когда он обмакивал стрелу в яд. Он, как бы извиняясь, посмотрел на Флипа, но тот, казалось, ничего не слышал. Его внимание было приковано к норе.