— Не беспокойся, — сказал он и не узнал собственного голоса — сдавленного, фальшивого, неубедительного.

— «Не беспокойтесь» — выражение, неприемлемое для нас, — продолжал профессор Снаймен. — Проблемы не решаются сами собой.

Слова Снаймена пробудили непрошеное эхо. Деон испуганно впился взглядом в маленького человека там внизу, у кафедры.

— Детскую хирургию, а тем более грудничковую, следует признать самостоятельным направлением, отличным от хирургии, как предмета в целом, — говорил профессор. — Нам понадобится для этого новое племя хирургов, которые будут работать коллективами принципиально нового типа.

Дело ясное — старина оседлал любимого конька, подумал Деон. Все прекрасно: значит, до сих пор были лишь общие фразы.

А вот сейчас уже надо слушать.

Профессор Снаймен обвел свою аудиторию взглядом, его кустистые броня взвились вверх, словно антенны пеленгатора. Он повернулся к слушателям спиной и засуетился у проектора.

— Я хочу продемонстрировать вам, с чем в принципе нам придется иметь дело, — бросил он через плечо. Он нашел нужный слайд, проверил его на свет, укрепил в проекторе. — Свет! — попросил он. — Выключите свет!

Никакого света никто не включал — просто зимнее солнце, заливавшее зал сквозь высокие окна, было слишком ярким. Профессор Снаймен засуетился, замахал руками, точно птиц пугал — кш-ш! — пока не спустили жалюзи. Наконец, решив удовлетворяться полумраком, он включил проектор. Но второпях он вставил слайд вверх ногами, и на галерке кто-то хихикнул. Он обернулся, и под его строгим взглядом в зале тотчас наступила мертвая тишина. Он поправил слайд, даже спина его при этом выражала возмущение.

На экране теперь появилось изображение сравнительной таблицы.

— Перед нами пример из области врожденных аномалий, — начал профессор Снаймен. — Как видите, приблизительно четыре процента детей рождаются с экстенсивными деформациями. И лишь немногие из этих отклонений нельзя устранить с помощью хирургии. С другой стороны, большинство аномалий, если их не выправить, приводят к летальному исходу. Особенно это касается пяти групп аномалий.

Он подошел к экрану, и изображение заслонила его тень, увеличенная лучом света из проектора. Секунду он стоял в этом сиянии, спиной к аудитории, точно любуясь своим увеличенным изображением, затем сделал шаг в сторону и постучал указкой по экрану.

— Атрезия кишечника, — сказал он. — Еще год назад смертность по этому поводу составляла здесь, в Кейптауне, сто процентов. — Он сделал паузу и кивнул, как бы подчеркивая сказанное. — Сто процентов, — повторил он голосом человека, удивленного сделанным открытием.

В эту минуту дверь лекционного зала открылась, и ворвавшийся в нее свет смазал изображение на экране. Профессор Снаймен рывком повернулся на каблуках: кто это осмелился прервать лекцию? Вошла сестра, ведя за руку ребенка. На девочке был ярко-красный халат. Она, раскрыв рот, оглядела аудиторию, потом, как бы в поисках защиты, прижалась к сестре.

— Я еще не готов демонстрировать этот случай, — раздраженно бросил профессор сестре. — Ну хорошо, подождите здесь, сестра, раз уж вошли. И прошу вас, чтобы ребенок вел себя тихо.

Голос Филиппа мягко прошептал Деону в ухо: «Прошу извинить».

Деон поглядел на него, в первое мгновение ничего не поняв. Индийцы, и он и она, да и все остальные цветные были уже на ногах и ждали, чтобы он пропустил их. Только тут Деон сообразил: пациентка-то, девочка эта, белая. Он повернулся, вытянул в проход ноги, уступая им дорогу, и подождал, пока все семеро вышли, поднялись по ступенькам к боковой двери и скрылись за ней. Тогда он с неосознанным возмущением уставился на сестру, а заодно и на белого ребенка с серьезными глазками.

Сестра едва ли заслуживала столь пристального внимания. Толстая коротышка в халате строго определенной правилами длины — четыре дюйма ниже колен. Что за прелесть Робби нашел этими днями на доске объявлении? А, предписание младшему персоналу. В связи с имевшими место случаями нарушения формы одежды. Как это там? «Сестры обязаны носить халаты на четыре дюйма ниже patella». А вместо patella — «коленная чашечка» — какая-то невежественная машинистка напечатала «pasella», что на языке зулу означает: «дар», «то, что дают даром», «подарок». Деон усмехнулся про себя. Любопытно, что именно хорошенькие всегда стараются приукрасить себя — чуть выше подошьют халат или посадят на голову шапочку чуть под другим углом. Только явные дурнушки так и остаются дурнушками, точно это их нимало не заботит. Зато они, как правило, хорошие сестры. А все-таки он замечал, что в палатах, где работают симпатичные сестры, настроение у больных лучше. Веселей как-то. Больные, конечно, тоже умирают, зато видя что-то приятное.

Толстуха стояла, явно смущенная, под оценивающими взглядами дюжин глаз и смотрела себе под ноги. Ее густые черные брови были сдвинуты, образуя одну сплошную линию.

Деон вдруг почувствовал, как его охватила беспричинная бурлящая радость. Все будет хорошо. Он сейчас же после лекции позвонит Триш, и она сообщит ему отрадную весть. И не будет необходимости что-то предпринимать. Он посмотрел на часы. Еще десять минут, пока Снаймен кончит. Триш как раз будет дома — время ленча.

— За оставшиеся несколько лекций, — говорил профессор Снаймен, — мы подробно рассмотрим некоторые врожденные пороки и выясним, как и что может сделать хирургия, дабы исправить ошибки природы.

Ничего не понял из всей лекции, озабоченно отметил про себя Деон, все мимо ушей. Но чувство радости не проходило. Ну и черт с ней, с лекцией, списать, что ли, не у кого — возьмет у кого-нибудь конспект, и все дела.

— И наконец, прежде, чем мы кончим, я хочу продемонстрировать вам интересный случай из самой недавней практики. — Профессор сделал сестре знак подвести ребенка. — Когда подумаешь о том, сколь сложен процесс созидания, можно только поражаться тому нуду, что итог часто бывает столь совершенен. Время от времени, однако — и свидетельство тому мы обнаруживаем вот у этого ребенка, — процессы пересекаются…

Ребенок и сестра с мрачным видом следили за ним. Он подошел, взял девочку за руку.

— Терри шесть лет. Недавно мать девочки обнаружила припухлость на теле ребенка — справа в низу живота. При осмотре врач диагностировал кисту. Образование было размером со средний апельсин, перемещалось свободно и прощупывалось в тазовом пространстве. Полагаю, вы уже сделали вывод, что перед вами банальный пример кисты яичника. Природа образования, однако, открывается под рентгеном. Извольте смотреть.

Он нажал тумблер, и экран заискрился холодными мерцающими точками, затем засветился ровным белым прямоугольником. Профессор Снаймен вынул из конверта рентгеновский снимок и ловким, привычным движением закрепил его на зажимах.

Деон разглядел очертания тазобедренных костей.

— Мистер… ну, скажем, ван дер Риет! — вызвал профессор Снаймен.

Деон заставил себя собраться — это было так неожиданно. Неужели старый черт заметил, что он его не слушает? Он медленно поднялся со скамьи.

Профессор повелительным жестом пригласил его к столу.

— Прошу. Сюда прошу, смелей. Никто вас не съест. Прошу спуститься, взглянуть и прокомментировать, что вы видите.

Деон, смущенный теперь не меньше жавшейся под их взглядами сестры, осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, спустился, поднялся на возвышение, нагнулся над снимком, стараясь различить детали. Почки, выше линия позвоночника… А это? Он пригнулся еще, прикусив нижнюю губу. Вот здесь. Внизу справа, в самом низу таза. Он смотрел и глазам своим не верил.

Профессор начинал терять терпение.

— Ну-с, так прокомментируйте же, что вы видите, мы ждем.

Деон показал на эту тень.

— Вот здесь, — сказал он, — в области таза. Челюсть! Это похоже на челюсть, сэр…

Он держал трубку и слушал гудки, но никто не подходил к телефону.