Сделав еще одно усилие, он согнул ноги, напоминающие лапки богомола, и встал, шатаясь как пьяный.

— Похоже, вы не очень-то уверенно держитесь на ногах, — с сомнением произнесла Илза.

— Сейчас стабилизаторы все выровняют. Давай скорей меч!

— Пожалуйста. — Илза осторожно принесла изогнутое лезвие, держа его острым краем от себя, и прикрепила к руке Блутштурца. — Надеюсь, будет держаться.

Здоровой рукой Конрад Блутштурц задвинул меч в специальное отделение своей титановой руки. С легким звяканьем меч встал на место.

— Отлично, — сказал Конрад Блутштурц.

— А я все-таки считаю, что зря мы не прикончили его прямо в “Фолкрофте”, — с сомнением проговорила Илза.

— Нет, так лучше. Теперь он беспокоится за безопасность жены, и мы получим больше удовольствия. А кроме того, в “Фолкрофте” слишком много охраны, а здесь мы будем с ним один на один.

— А может, вам что-нибудь на себя надеть. У вас — как бы это сказать, кое-что болтается, и вообще...

— Я горжусь своим новым телом, Илза!

— А эта штука у вас настоящая? Я хочу сказать, она может...

— Выполнять все функции, которые свойственны настоящему органу? — закончил за нее Конрад Блутштурц. — Это резиновый протез, но теперь я могу мочиться стоя, а не сидя, как женщина. И к тому же он может раздуваться.

— А ощущение от него такое же, как от настоящего? — спросила Илза, которая не могла оторвать глаз от протеза.

— Какая разница, моя Илза? — сказал он, надвигаясь на нее. — Ведь ты не знаешь, как ощущается настоящий.

Илза попятилась к стене. С болота доносились пронзительные крики эверглейдских птиц, создавая тревожную обстановку. Через окна в хижину проникал удушливый сырой воздух.

— Может, лучше подождать?! — испуганно крикнула Илза. — Я хочу сказать, я бы не возражала и все такое, вы сами знаете, но сейчас... Вы еще слишком слабы.

— Я так долго мечтал о тебе, Илза, — проговорил Конрад Блутштурц, прижимая ее к стене. — Я мечтал о тебе еще тогда, когда ты была ребенком, мечтал о твоей гладкой коже, молодом теле.

— Мои родители вас не любили.

— Они стояли на моем пути, но теперь их нет.

— На вашем пути? Что вы хотите сказать?

— Глупая девчонка! Это я уничтожил их! Потому что хотел тебя, потому что нуждался в тебе!

— Вы?! — воскликнула потрясенная Илза. Пронзительно закричав, она принялась лупить маленькими кулачками покрытую шрамами обнаженную грудь того, в кого верила столько лет. — Так вы лгали мне?! Это вы их убили — не евреи, не Смит, а вы?!

Вдруг голубоватая рука схватила ее за шею и начала душить. Крик смолк. Наконец девушка сползла на пол, и Конрад Блутштурц с сожалением посмотрел на бездыханное тело.

— Илза, — прошептал он, — я не хотел причинить тебе вреда.

Не получив ответа, он начал надувать искусственный член — смерть не сможет лишить его того, что принадлежит ему по праву.

Доктор Харолд В. Смит завел мотор. Впереди виднелся небольшой островок, терявшийся в мангровых зарослях, и он не знал, куда дальше плыть.

Смит взял лодку во Фламинго и долго пробирался среди болотной травы, пока не нашел эти мангровые заросли. Воздух был душным, и в черной грязи возле бесчисленных островов с обильной растительностью грелись на солнышке крокодилы. Несмотря на жару, Смит оставался в сером костюме. Безупречный галстук был завязан тугим узлом. Чемоданчик лежал у его ног.

Ярдах в ста впереди Смит заметил хижину. Она казалась безлюдной. Смит выключил мотор, и лодка плавно заскользила к возвышающемуся над водой островку. Сквозь темную зелень деревьев виднелась какая-то цапля.

И вдруг со стороны болота донесся голос — на этот раз Смит узнал его. И напрягся.

— В моей жизни было четыре счастливых момента, доктор Смит.

Смит не протянул руку, чтобы вынуть пистолет из наплечной кобуры. Он не хотел показывать противнику, что вооружен. Не сейчас.

— Первый-раз это было в Берлине, когда Гитлер лично выбрал меня для работы в Америке, — продолжал голос.

Смит хорошенько осмотрелся: его окружали густые заросли. И голос, похоже, доносился не из хижины.

— Второй — когда я впервые сел в инвалидное кресло. Вы, конечно, скажете, что инвалидное кресло не может быть счастьем, но в сравнении с тем, что я испытал, это был для меня миг торжества.

— Я предпочитаю видеть своего собеседника, — сказал Харолд Смит.

— В третий раз я испытал счастье, когда встал на ноги — впервые за сорок лет, и скоро вы увидите, каким я теперь стал.

— Где моя жена? — спросил Смит, стараясь контролировать голос. Но голос не хотел ему подчиняться — в нем отчетливо слышалась ярость. — Вы обещали дать мне возможность проститься с ней. Я требую этого. Это мое право!

Тут из зарослей показалась фигура, и Смит увидел Конрада Блутштурца. Его левая рука неестественно блеснула, и на глазах у Смита из нее выдвинулось изогнутое лезвие.

Киборг, подумал Смит. Неужели такое возможно?

Конрад Блутштурц пробирался по мшистому берегу, и Смит видел, как его сверкающие протезы погружаются в губчатую почву чуть не до колена. И тут он все понял. Все встало на свои места, и он увидел связь между Блутштурцем, распылителем и Римо с Чиуном.

Но времени на логические рассуждения не было — внезапно Конрад Блутштурц начал расти. Из его бионических колен донеслось слабое гудение, там начало что-то вращаться, выпуская до этого скрытую титановую секцию и таким образом удлиняя ноги.

Когда Конрад Блутштурц подрос на два фута, он бесстрашно ступил в воду и начал надвигаться на лодку Смита, словно этакий железный журавль.

— Где моя жена? — повторил свой вопрос Смит.

— Ты ее никогда больше не увидишь, — ответил Конрад Блутштурц, обнажая зубы. Но это была не улыбка, это было нечто, в чем слились наслаждение и боль.

Смит завел мотор, и лодка двинулась к неуклюжей, громоздкой фигуре.

— Дурак! — крикнул Блутштурц, выбрасывая вперед сразу обе руки.

Но Смит успел выпрыгнуть из лодки до того, как киборг нанес удар.

Конрад Блутштурц едва заметно качнулся и снес часть плоского носа лодки. Зачерпнув воды, лодка начала медленно погружаться в воду, а Смит, вскарабкавшись по скользкому берегу, побежал к хижине.

— Где ты, милая?! — позвал он.

Сзади издевательски засмеялся Конрад Блутштурц.

Ниже талии девушка была раздета, трусики были спущены на лодыжки.

Это оказалась Илза, блондинка, которую Смит видел “Фолкрофте”. Она была мертва. С замиранием сердца Смит переходил их комнаты в комнату, но ничего не мог обнаружить. Хижина была пуста.

— Где же она? — спросил он себя. — Господи, где же она может быть?

Подъехав к развилке, Римо спросил Чиуна:

— Нам куда — направо или налево?

— Налево, — твердо сказал Чиун.

Римо направил моторку в левый рукав болотистой реки. Мастер Синанджу возвышался на носу причудливым украшением. На нем была гавайская рубашка, заправленная в парусиновые штаны, потому что так одевались все в Эверглейдсе.

— Мне все-таки кажется, что лучше бы помочь Смиту чем мотаться вот так без толку, — заметил Римо.

— Смит сказал, что не нуждается в нашей помощи, — ответил Чиун. — Смит — Император, и его слово — закон.

— Если там никого нет, клянусь, мы немедленно возвращаемся в “Фолкрофт”!

— Вот ты и возвращайся, а я останусь и буду ожидать появления человека-машины, этого кровопийцы. Наконец они заплыли в тупик.

— Ты ошибся.

— Я не ошибся, — обиженно ответил Чиун. — Просто не был абсолютно прав.

— Какая разница, — сказал Римо, разворачивая лодку.

— Тихо! — вдруг прошептал Чиун. — Я что-то слышу.

Римо заглушил мотор и услышал голос, доносившийся из-за покрытой солнечными бликами листвы.

— Смит! Харолд В. Смит! — вопил голос.

— Это он, — произнес Чиун. — Кровопийца.

— Он за теми деревьями, — отозвался Римо, направляя лодку к берегу. Выскочив из лодки, они побежали сквозь заросли.