В волосах Сюэ Цяо застряла расческа. Округлые плечи её с золотистою бархатной кожей вдруг стали дрожать.

– Что, нельзя? Ничего мне нельзя, – Сюэ Цяо уперлась глазами в зажавшую гребень ладонь. – На прическу и ту дозволенья просить. Я тебе деревянная кукла?

– Не слышишь...

Ми Шэн слез с кровати, схватил за плечо Сюэ Цяо и бросил в окно грубо вырванный гребень.

– Вот так: в самый раз для дешевки, – взлохматив ей пряди, он грубо свалял их в уродливый ком на затылке. –  Не смей свои лохмы чесать. Будешь так соблазнять недоноска.

У входа на кухню с невзрачной копною всклокоченных черных волос Сюэ Цяо трепала пучки сельдерея. Как небо в дождливый сезон, было застлано сердце её грозовыми тяжелыми тучами. Чтоб ты загнулся, урод колченогий!

– Зачем же расческу в окошко бросать?

Лишь теперь Сюэ Цяо заметила, что перед ней, может статься изрядное время, недвижно стоит Бао Ю. Протянув Сюэ Цяо расческу, он, только она потянулась за гребнем, отвел свою руку, чтоб несколько раз провести гребешком по своим волосам:

– Она нравится мне.

Сюэ Цяо, потупившись, вновь принялась за работу.

– Коль нравиться, можешь забрать.

Баю Ю, усмехнувшись, отправил расческу в карман.

– Никогда ничего я у женщин не брал просто так, – он извлек из кармана зеленый браслет, водрузив на пучок сельдерея. – Дарю. Только им ни единого слова. Уеду, тогда надевай.

Оглянувшись вокруг, Сюэ Цяо с полоской румянца на бледных щеках поскорее накрыла подарок пучком свежей зелени:

– Я понимаю. С какого рожна им докладывать?

Вспыхнув над улицей Каменщиков, солнце вмиг иссушило последние капли дождя, сделав воздух горячим и липким. Из зала послышалась первая брань покупателей.

– Темный же рис! – верещал женский голос. – Осталось гнилье от черт знает которой династии. Крысы и те жрать не станут. Чем дальше, тем хуже!!

На шум из покоя во двор заявилась Ци Юнь, вдруг увидев у входа на кухню невестку с племянником: он подбоченясь стоял, та сидела. Ци Юнь насторожено смерила парочку взглядом:

– Никак собирался чего-то купить, Бао Ю? Поспешил бы туда и обратно. Не думай, что солнце. В любое мгновенье пойдет чертов дождь.

Бао Ю что-то буркнул в ответ, проводив взглядом тощую спину Ци Юнь, пока та не исчезла за пестрой дверной занавеской.

– Айда со мной в город. Заморской едой угощу, – подмигнул Бао Ю Сюэ Цяо. – В кино забежим, прогуляемся в парке. С красивою барышней страсть как люблю поболтать.

– Мне еще с сельдереем возиться.

– Боишься, – с улыбкой на тонких губах Бао Ю наблюдал, как листок за листком сельдерей выпадает из рук Сюэ Цяо. – Боишься Ми Шэн’а? С кривой-то ногой?

Сюэ Цяо кивнула в ответ, но затем, покачав головой, подхватила наполненную сельдереем корзину и скрылась на кухне, захлопнув скрипучую дверь перед носом у остолбеневшего гостя.

– Ми Шэн встает поздно, – расслышал он шепот с другой стороны. – И в амбар рано утром никто не заходит.

Сжимая сандалии в потных руках, Сюэ Цяо как тень проскользнула в объятое мраком хранилище. В позе бесстрастного духа её ожидал на сверкающей куче зерна Бао Ю.

Сюэ Цяо, едва не теряя сознанье, с трудом взобралась на вершину. Дыханье её, как и сонм перепутанных мыслей и чувств, было частым и сбивчивым, словно на смертном одре. Задыхаясь, она провела непослушными пальцами по гладковыбритым жестким щекам Бао Ю и бессильно упала к нему на колени.

– Быстрее! Пока не увидели, – перед лицом Бао Ю трепетали агатово-черные нити волос, беспорядочно выбившихся из тугого пучка на затылке. – Мне до смерти боязно.

– Не торопись. В этом деле не нужно спешить, – Бао Ю мягко шлёпнул её по широкому заду. – Занятно. Приехал великое дело вершить, пустяки руки-ноги опутали.

Тело его источало холодный лекарственный дух:

– Блуд на рисовой куче. И вправду забавно.

– Быстрее! И хватит болтать. Я не знаю, чего у них больше: в ушах остроты или яду в глазах, – Сюэ Цяо, обняв Бао Ю, захлебнулась в рыданьях. – Быстрее. Мне страшно. Сейчас сердце выпрыгнет.

– Не торопись. Никогда не спешил в этом деле... Не знаешь, где мой пистолет? – Бао Ю издал резкий смешок. – В чемодане лежал. И его кто-то взял. Уж не ты ли?

– Не я...

Сюэ Цяо, смутившись, взглянула в лицо Бао Ю, не заметив на нем ни малейших следов вожделенья. Уже пожалев о своей необдуманной глупой измене, она начала понемногу спускаться, с обидой шепча:

– Обманул ты меня. Так зачем же сюда заявился?

– За всем понемногу. Ты не уходи, – Бао Ю снял штаны и с надменной ухмылкой потряс причиндалами. – Я в этом деле мастак.

Скрип раскрывшейся двери застал их вздрогнуть. В амбар, сжав под мышкой увесистый сверток, прокрался Чай Шэн, юркнул в угол, открыл крышку чана – никак собирался чего-то припрятать – и тут, разглядев наверху двух людей и сочтя их воришками, думал уже закричать, как, скатившись по куче зерна, Сюэ Цяо простерлась пред ним, обхватив его ноги:

– Чай Шэн, не кричи! Ради жизни моей.

Распознав во втором из «воров» своего двоюродного брата, Чай Шэн скривил губы:

– Ну что за семья! Хоть один бы безгрешный. Все думали, старшего брата жена – образец добродетели: нате – бесстыжее дело на куче зерна.

Сюэ Цяо, вцепившись в него мертвой хваткой, дрожала в беззвучных рыданиях:

– Не говори им! Я буду всю жизнь на тебя словно лошадь пахать. Я сошью тебе туфли и куртку!

– Что туфли, что куртка? – Чай Шэн оторвал от себя ее руки. – Вот деньги – другой разговор. Как-нибудь поистрачусь, посмотрим, какая ты щедрая.

Хлопнув скрипучею дверью, Чай Шэн быстро вышел во двор.

– Ты не плачь, – на ходу оправляя штаны, Бао Ю с безучастною миной спускался по рисовой куче. – Выходит, что нам не судьба.

Он слегка потрепал пук волос на затылке простертой в пыли Сюэ Цяо:

– Ступай-ка к Ми Шэн’у. Считай, будто я над тобой подшутил. Я над бабами страсть как люблю посмеяться.

Подняв к нему злые, налитые влагой глаза, Сюэ Цяо, взяв с пола сандалии, бросилась прочь, плюнув вязкой слюной в безмятежное, с ласковой миной лицо.

В день отъезда Ци Юнь попросила своих сыновей проводить Бао Ю до вокзала.

- На кладбище я б проводил, – наотрез отказался Ми Шэн, с первой встречи питавший вражду к двоюродному брату. – В Шанхай без меня доберется.

Ци Юнь, не казавшая из дому носа бессчетные годы, решилась – а что ей еще оставалось? – сама проводить Бао Ю.

Повозка, свернувшая с улицы Каменщиков, пробиралась по узким, забитым прохожими улочкам.

– Ты потерял что-нибудь?

Бао Ю не сиделось на месте. С чуть бледным под ярким полуденным светом лицом он опять и опять озирался назад, барабаня сведёнными пальцами по чемодану:

– Они за мной следуют. Видно, в дороге прикончить хотят.

– Чего мелешь? – Ци Юнь оглянулась, но кроме по-летнему пестрой толпы ничего не увидела. – Ты же племянник У Лун’а. Тебя здесь и пальцем-то тронуть никто не посмеет.

– Никто кроме дяди.

Ци Юнь обомлела и, вновь оглянувшись, заметила на отдаленьи людей в черных робах.

– И он не посмеет. Я вместе с тобой. «Колыхнет хоть один волосок», из него душу выну.

Возница с трудом волочил экипаж меж арбузных развалов.

– К реке разворачивай! – крикнул ему Бао Ю.

– Как к реке? – удивилась Ци Юнь. – Ты не едешь в Шанхай?

– Еду на пароходе.

В полуденный час пристань сверх всякой меры была многолюдной и грязной. Ци Юнь, сморщив носик, старалась держаться подальше от клеток с цыплятами, расположившись в единственном месте, еще не загаженном птичьим дерьмом. У окошка продажи билетов, где ждал свой черёд Бао Ю, промелькнули одетые в черные люди. Ци Юнь их узнала – скоты из Портовой Братвы.